– А то и значит, что без «приблизительно». Сегодня продано «приблизительно» триста билетов, завтра – «приблизительно» семьсот. Надо знать точно, сколько билетов продано! – и все опять замолчали и уставились на меня.
– Молодец, Бугор! – проговорил негромко и спокойно Палыч. – Надо каждый раз после танцев снимать кассу и проверять соответствие проданных билетов и оставшихся.
– Клево, Палыч, придумано! Точно, проверять их надо, козлов! – весело проговорил мой друг Толик.
– Вот ты этим и займешься, Толяныч, если договоримся с директором. Ты же у нас бухгалтер, – опять спокойно, без эмоций, проговорил Юрий Павлович.
Все опять оживились. Клево! Зашибись придумано – айда к директору все вместе, выкатим наши условия… Но Палыч опять не спеша проговорил:
– Никуда мы не пойдем все вместе. Пойдет один Серега-Бугор. Такие вопросы решаются конфиденциально, без давления, чтоб не потерять лицо, между руководителями, один на один.
Конечно, опять никто ничего не понял, но все посмотрели на меня.
– Что, идти, что ли? – спросил я у всех. И все ответили:
– Иди!
На следующий день на Доме культуры «Строитель» появилась большая цветная афиша: «Танцевальные вечера! Играет группа „Светофоры“! Каждую субботу и воскресенье! Начало в 19:00».
В первую же субботу на танцы пришли не примерно, а точно восемьсот семьдесят четыре человека. Наш бухгалтер посчитал по квиточкам. В воскресенье было девятьсот двадцать три человека. Так что не так уж и беспочвенны были наши подозрения. К концу января счет танцующих перевалил далеко за тысячу, но ЕЕ в этой тысяче не было. Не было моей таинственной незнакомки. Кстати, мой друг Толик-бухгалтер попытался узнать через Любашу и других, что это за кошечка в длинных сапогах была у нас на новогоднем балу. Однако ее решительно никто не знал. Но однажды в курилке училища, когда мы с другом Толиком «случайно» заговорили о НЕЙ, долговязый Рыжий из пивнухи прислушался и влез в разговор:
– Это вы о Прале, что ли? Из центра? Ну, была она тут с фраерами с Компроса и с двумя чувырлами на вашем долбаном балу первого января – я их видел, а че?
– Да так, ничего, просто интересно. А кто она такая, эта краля? – спросил я с интересом у Рыжего.
– Ну ты и филин, Серый! Не краля, а Праля – так ее зовут там. А кто она такая? Почем я знаю? Но могу узнать, если надо.
– Не надо. Я так, просто – че-то вспомнил про нее. Уж больно расфуфырена и фраера ее тоже, – ответил я Рыжему, выбросил чинарик, сплюнул, и мы с Толяном ушли.
По дороге в учебный класс я спросил у Толика:
– Откуда Рыжий-то знает про нее? Никто не знает, а Рыжий вот знает – Праля какая-то…
– Да этот Рыжий много чего знает через своих блатных. Знаешь, какое у него погоняло? Ну, как его зовут блатные? – спросил меня Толик, на что я отрицательно мотнул головой. – Облом его кликуха, он у них вроде как свой.
Так я впервые узнал хоть что-то про НЕЕ – про свою таинственную незнакомку. Итак, ее зовут Праля. Интересное имя – необычное, нерусское какое-то, я такого раньше никогда не слышал. «Может, это и не имя вовсе, а тоже какое-нибудь погоняло, кликуха, как говорит Толян?» – думал я, сидя на уроке истории.
К середине февраля – к своему дню рождения – я выполнил себе же данное обещание и купил на барахолке фирменный синий джинсовый костюм «Левис».
– Нолевый, муха не сидела! – сказали мне фарцовщики.
– А как померить? – спросил я.
– Так пойдем вон в кафешку «Мечта» – там и померяешь в туалете, там и зеркало есть, – ответили фарцовщики.
Пошли, и я померил. Костюм сидел как влитой. Не снимая его, отвалил им кучу денег, какие скопил, и поехал к Толику похвастаться.
«Казаки» со скошенными каблуками тоже были на «балке», но у меня на них не хватило денег. И на белую майку с надписью Wrangler тоже. Да к этому костюму и не обязательны были «казаки» и майки! С ним хоть валенки надень – все равно по фирме будешь выглядеть!
Я позвонил в дверь друга, и он открыл ее. Не заходя в квартиру, я, как Рыжий в пивнухе, скинул на пол свой полушубок и предстал пред ним во всей красе! В своем джинсовом костюме и в ботах «прощай, молодость».
– Клево, чувак! Зашибись костюмчик! Где взял? – расплылся в ослепительной улыбке Толик.
– На барахолке только что купил, – ответил я ему, довольный до беспамятства.
Толик изменился в лице, помрачнел и произнес:
– Ты че, дурак, что ли, Серый?
– В смысле? – удивился я.
– Ты че, один ездил на «балку» покупать этот костюм? – спросил меня он тихо.
– Да, один – ведь я не из пугливых, – ответил я, почему-то тоже тихо.
– Не из пугливых? Ты че, псих, что ли, Серега? Да там за такие деньги чемпионов мира прессуют и кидают, как котят! Их же, этих фарцовщиков, и менты, и блатные прикрывают, а они им платят за это. Тебя же убить могли и закопать где-нибудь за городом за такие-то деньжищи! – произнес с неподдельной тревогой мой друг.
– Не убили же, видишь? – ответил я, тоже с тревогой.
– Не убили, а могли! Заходи давай в квартиру и рассказывай, почем взял, смельчак безбашенный! – проговорил Толик уже веселей.
Я подобрал с пола свой полушубок и вошел к нему.
Вечером этого же дня – а наша барахолка работала, как и мы, по субботам и воскресеньям, – я стоял на сцене в фирменном костюме Levi Strauss, куртка поверх обычной белой футболки, на ногах – китайские кеды «Пять колец». Как только не уговаривали меня все без исключения участники нашей группы «Светофоры» надеть замечательные вельветовые брючки! Я всем ответил мягким отказом. Одна культурная Светлана Ивановна, наш комсомольский лидер, как-то тактично заступилась за меня:
– Я понимаю, товарищи, что Бугор нарушает общую форму одежды и это недопустимо! Но он так выглядит солидней, а он ведь руководитель, Бугор, – и, значит, должен соответствовать.
В этом костюмчике я настолько чувствовал себя увереннее на сцене, что мне казалось, будто я стал даже лучше играть на клавишах, даже петь стал лучше – менее хрипато! Я немного стеснялся своего голоса, а публике он, кажется, даже нравился.
И в этот же вечер случилось невероятное! Как в сказке про Золушку. Как только добрая фея нарядила Золушку в приличную одежду – так и появился сказочный принц! Как только я выполнил обещание, данное себе же, и нарядился в потрясающий джинсовый костюм, так появилась и ОНА – Праля! Моя таинственная незнакомка. Моя волшебная фея. Моя недостижимая мечта.
Она вошла в зал в самом начале третьего отделения, в белой как снег облегающей водолазке с воротом до самого подбородка, в длинной, до пола, юбке, а может, и в сильно расклешенных брюках из тончайшей темной ткани, в удивительно красивых туфлях – не хрустальных, конечно, а лакированных. Ее волосы были собраны какой-то блестящей заколкой вверх, а в ушах сверкали удивительные сережки-подвески. В руках она несла фирменный пакет «Мальборо». Публика, как и в прошлый раз, расступилась перед ней, и она подошла к сцене, прямо ко мне. Вы не поверите, но я опять пел «Дом восходящего солнца». Дошел до конца и смущенно произнес:
– Привет, что-то тебя давно не видно?
Она оглядела меня одобрительно, улыбнулась хорошей улыбкой и ответила:
– Сессия была, потом каникулы, к бабушке ездила в Киев – вот и не было. А я тебе кассеты с приличной музыкой принесла. – И поставила пакет «Мальборо» на сцену.
– Хорошая у тебя память, не девичья! А где ты учишься? – спросил я зачем-то.
– В мединституте учусь. А тебя как зовут? – спросила она в ответ.
– Сергей, – ответил я и растерялся, не зная, что сказать еще.
– А неформально как? Ну, как музыканты зовут? – еще раз спросила она с улыбкой.
Я взял да и брякнул:
– Бугор зовут почему-то.
– Бугор? Как смешно звучит, необычно для музыкантов! Жестко, – ответила она.
Подошел Толик с бас-гитарой и весело заявил:
– Может, потом поворкуете, в гримерке? Публика ждет, Серега, играть надо.
Я совершенно забыл обо всем и что играть надо – тоже. А тут неожиданно вспомнил, повернулся к Дятлу и произнес:
– Поехали!
Дятел дал счет, и мы вдарили дальше по программе. Хоть публика и не требовала вовсе играть, она с любопытством и интересом наблюдала за мной и ею. Но, коль мы заиграли, они затанцевали. ОНА прослушала, как Лиса спел «Гипи шейк», все время глядя только на него, а когда песня кончилась, посмотрела на меня искрящимися глазами и произнесла:
– Неплохой у вас гитарист и барабанщик тоже.
Развернулась резко и пошла на выход, не простившись. А я смотрел на ее удаляющийся невероятной красоты силуэт и опять забыл обо всем, пока не услышал голос Толика:
– Серый, ну ты че? Играть ведь надо, братишка!
Мы доиграли отделение и отправились в оркестровку, в которой уже сидел Рыжий с каким-то мутным типом и с двумя бутылками «Беле минцке». Рыжий обнялся с Дятлом, поздоровался со всеми за руку, сказал Мутному, чтобы тот наливал, а потом подошел ко мне и проговорил негромко:
– Пойдем-ка, Серый, потрещать надо.
Выйдя со мной из оркестровки, он произнес:
– Значит, так. Эта Праля залетная. Учится в мединституте на первом курсе и трется с очень большими людьми. Так что ты не лезь к ней, а то огребешь по полной. Дядька у нее какой-то крутой – деловой вроде. Упакованный страшно, но неприкасаемый. Его и наши остерегаются, и менты боятся. В общем, не лезь к ней, Серый, а дрючь спокойно белошвеек, – закончил Рыжий и неожиданно продолжил: – А ты сегодня на «балке» был? Говорят, что костюм джинсовый прикупил, – не этот ли? – И Рыжий тронул осторожно металлическую пуговицу на моей куртке: – Знаешь, почему тебя сегодня пожалели и не развели? Потому что я попросил – сказал, что ты мой кент из ПТУ и музыкант из группы «Светофоры», а наши музыку любят и кентов своих не трогают. Пойдем накатим, Бугор?
– Пойдем, Облом, накатим, – ответил я, а Рыжий-Облом посмотрел на меня удивленно, мотнул головой, и мы вернулись в гримерку.
На следующий день, в воскресенье, я очень ждал и надеялся, что ОНА снова придет. Ждал и волновался, думая, что сказать ей, как ответить. Но ОНА не пришла. Зато после второго отделения в антракте появился Рыжий-Облом с тем же мутным типом и, ни с кем не здороваясь, отозвал меня на разговор. Я вышел из оркестровки, почему-то думая, что речь пойдет о ней, но Рыжий наклонился ко мне и проговорил на ухо: