Через минуту Наташа стояла в кабинете, улыбаясь шефу.
– Наташенька, возьмите любую свободную машину и определите моего компаньона в гостиницу, какую скажет. Ну и окружите гостя столицы вниманием и заботой, – распорядился мягким голосом Олег Владимирович. Потом посмотрел на меня и продолжил: – Ну что, прихлопнем остаточки на посошок и за дело, компаньон?
Когда уже на улице, возле тонированной бэхи, Наташа спросила меня, в какую гостиницу едем, я без колебаний ответил: в «Россию». Через десять минут мы остановились перед западным входом и вышли из машины.
– Как мне вас называть: Сергей или… – спросила меня Наташа.
– Да я все по-прежнему Сергей, – ответил я.
– Давайте паспорт, Сергей, и следуйте за мной, – проговорила Наташа, взяла мой паспорт, и ее красивая фигура на длинных стройных ногах закачалась передо мной. – На поселение, – произнесла она швейцару на входе, и тот склонился в учтивом поклоне. Пошла через холл к стойке с симпатичной девушкой (по-видимому, знакомой) и сказала ей: – Привет. Нам-с в люкс.
– Понятно. На сколько дней? – спросила девушка.
Наташа повернулась ко мне и так же спросила:
– На сколько дней, Сергей?
До концерта оставалось пять дней, я прикинул и ответил:
– На шесть или на семь.
– Так на шесть или на семь? – спросила меня Наташа и улыбнулась так же лукаво, как наш шеф.
– На семь, – твердо ответил я.
Девушка за стойкой оформила заселение и протянула Наташе мой паспорт, пропуск в гостиницу и ключи от номера со словами:
– Проводить или сами?
– Спасибо. Сами, – ответила ей Наташа и двинулась к лифтам. Я со своим скарбом – за ней.
В лифте Наташа нажала кнопку 17, и мы поехали.
– А тебя правда Наташа зовут, по паспорту, или, как у Прали, есть другое имя? – спросил я.
– Наташа я и по паспорту, и по рождению, – ответила девушка, секретарь-референт Олега Владимировича, и мы, выйдя из лифта, направились к номеру. Наташа открыла дверь и первой вошла вовнутрь.
– Номер люкс, спальня, кабинет, приемный зал, везде телефоны, душ, джакузи, биде, импортная мебель, японские телевизоры, прекрасный вид из окна на Кремль и я. Все это в вашем полном распоряжении на семь дней, уважаемый Сергей, гость столицы и компаньон нашего дорогого Олега Владимировича! – радостно, но негромко проговорила Наташа и прикрыла за нами дверь.
Я глянул мельком на шикарный номер, остановился перед окном, глядя вниз на прекрасную панораму Кремля, и спросил:
– И ты – на семь дней?
– Да, – ответила Наташа весело. – В качестве экскурсовода-помощника и не только.
После последних слов я помолчал и снова спросил:
– А где Праля? Ты что-нибудь знаешь о ней и дочери?
– Да, знаю, Сергей, но об этом позже. Мне необходимо организовать вам ужин, пока службы работают. Вы будете ужинать в ресторане или в номере? – весело спросила Наташа.
– Пожалуй, в номере, – ответил я.
Она подошла к журнальному столику рядом с большим диваном и двумя креслами и, взяв с него буклетик, протянула мне.
– Вот меню – выберите, что бы вы хотели, – так же весело прощебетала Наташа.
– Закажи сама, что хочешь, – произнес я и отвернулся к окну.
Наташа подняла трубку телефона и сделала заказ. Я повернулся, посмотрел на девушку и снова спросил:
– Ну и где же Праля с дочкой?
Наташа достала из пачки новую сигарету и опять закурила. Сделала пару затяжек и произнесла:
– А что Праля? Праля живет в Италии и дочка Маришка с ней. Вышла замуж за дипломата и живет. Он усыновил вашу дочь, и они счастливы! – Не докурив и половины сигареты, она затушила ее в хрустальной пепельнице и, посмотрев на меня, продолжила: – Такова жизнь, Сережа, – се ля ви.
– Се ля ви, значит… А что произошло? Почему она сбежала так бессовестно? Никому ничего не сказав, не объяснив? – спросил я жестко.
– А что объяснять-то? Устала она от своих капризов. Ведь ты для нее, Сережа, был каприз! «Он классный музыкант, он талантливый, он настоящий, он клевый, и я хочу его!» – говорила она нам с Лилькой по секрету. Вот ты и стал ее. А дальше что? А дальше проза, Сережа. Ведь она избалованная девочка из высшего общества, не знавшая отказа ни в чем и никогда. Родители ее в МИДе большими шишками были. Пятикомнатная квартира в центре Москвы, служебные машины, правительственная дача, спецраспределитель, командировки за границу, зарплаты фантастические в валюте. А у нее – няньки с рождения, гувернантки, репетиторы. Устроили ее после школы в МГИМО – потолкалась год, сказала: «Не хочу» и бросила. Устроили в МГУ – то же самое. А потом сказала: «В медицинский хочу». В Москве-то сложно оказалось затолкать, а в Среднереченске – пожалуйста! Михаил Соломонович все устроит – ну, он и устроил.
– Ее дядя, что ли? – спросил я, прервав Наташу.
– Ага, дядя! Он ей такой же дядя, как и нам с Лилькой! Он в прошлом тоже мидовский. В подчинении у Пралиного папаши был в Москве да прокололся где-то – вот его и сослали в Среднереченск на тепленькое место, а он там и развернулся. Через него же весь импорт в Среднереченск и Среднереченскую область шел. И весь экспорт за рубеж – как сыр в масле катался и неприкасаемый был – КГБ его охранял. Все перед ним и прогибались, и пресмыкались, а он умный – просчитывает все наперед, дальновидный, психолог, и при этом такая мерзость редкостная, такая гнида изворотливая, такая блевотина, такая мразь, от которой меня и сейчас может вырвать при одном воспоминании! Он ведь нас с Лилькой за год до Прали в этот Среднереченский мединститут тоже устроил по блату! Ни одного экзамена не сдавали – и по конкурсу прошли, и поступили с первого раза! А первую же сессию и сдать не можем. Приходим к нему, ревем обе: помогите, Михаил Соломонович! А он так ласково: «Девочки, давайте-ка по порядку, расскажите о своих бедах по очереди, так сказать. Вначале ты, Наташенька, а потом уж и вы, Лилия». Поговорил со мной, расставил все точки над i, все основательно, детально, по порядочку, а потом и подытожил: согласна, не согласна? Я подумала с минуту, да и согласилась – не убудет ведь? Дома родители переживают, да и вообще, неудобно ведь вылететь с первого курса как-то! Вышла от него, а Лилька спрашивает: «Ну, чего там?» – «Иди, – говорю, – сама узнаешь». Вскоре и она вышла, согласившись на все. До Прали он с нами вначале по отдельности развлекался, а уж как Праля появилась – стал подо всех нас подкладывать, кого ему надо было закомпроматить или «отблагодарить». Рабынями мы его сексуальными стали. Правда, в институте учились на отлично, не сдав ни одного экзамена. Придем на зачет, поулыбаемся, книжки отдадим – зачет! На экзаменах – то же самое! Нас даже отличницами прозвали, и за нашей успеваемостью следил лично ректор института. С Пралей все то же самое произошло после первой сессии; правда, он ей сразу после поступления в институт снял однушку в центре – может, по просьбе отца Прали, на которого ему с высоты его положения было плевать, а скорее, все заранее знал – просчитал, мразь поганая! Праля ему понравилась не на шутку – он приставил к ней охрану, как к дочери мидовских работников, и категорически запретил ей с кем-либо встречаться. А там ты нарисовался и все нарушил. Скажи спасибо, что тебя тогда не убили Ванька с Димкой, – сейчас бы убили! Денег бы дали побольше – и убили бы, – закончила Наташа и закурила новую сигарету.
Я, совершенно ошарашенный ее рассказом, рухнул рядом с ней на диван и тоже закурил. Помолчали немного.
– А что дальше? – спросил я.
– А что дальше? Дальше она родила от тебя, а как ты в армию ушел – свалила к предкам. Устала она от своего каприза, от нищеты устала, да и вообще, скучно ей стало – вот и свалила, – затушив очередную сигарету, проговорила Наташа уже беззаботно. И добавила: – Может, выпьем, музыкант? Я вон на все случаи спиртного заказала – и вискарик, и водяра, и вино, и шампанское – Курмояров ведь оплачивает. Чего изволите, Сергей?
– Водку, Наташа, изволю, – промолвил я. Взял бутылку со стола и, глянув на нее, спросил: – А тебе что налить?
– Тоже водки – неполную, на глоток, – ответила Наташа.
Мы молча выпили, закусили, еще раз выпили, закусили. Я закурил, встал и опять подошел к окну. На улице уже стемнело, и Кремль осветился прожекторами, как на глянцевой открытке. Сверкали подсвеченные купола древних церквей с крестами, а мы молчали. И вдруг Наташа спросила, откинувшись на спинку дивана:
– Ну что, будем мстить Прале? Я готова.
– Что значит «мстить?» – удивился я и посмотрел на нее.
– Все ведь мстят за измену: мужики – с подругами изменниц, а бабы – с друзьями изменников, – ответила она с какой-то нехорошей улыбкой.
– У меня перед Пралей нет никаких обязательств. У нее своя жизнь, а у меня – своя. Она так решила и мстить тут не за что – это ее право, – ответил я, глядя в окно.
– Значит, мстить не будем. Тогда я пошла домой, – проговорила Наташа.
– Сегодня мстить не будем, иди домой. Может, как-нибудь в другой раз, – ответил я с натянутой улыбкой.
Она встала, взяла сумочку и направилась к дверям. И уже перед уходом, открыв дверь, проговорила:
– Знать правду и говорить правду – не одно и то же. И не всю я тебе правду сказала, Сергей. Это я со злости на тебя и на себя, что ты меня застукал секретарем-референтом в кавычках. А вся правда в том, что любила тебя Праля по-настоящему и, наверное, любит и сейчас. И страдает жутко от этого. Но жизненные обстоятельства часто бывают сильнее нас, женщин. Мы ведь слабее вас, мужчин, – так природа распорядилась. До свиданья и до завтра, Сережа.
Она ушла, бесшумно прикрыв за собой двери. А я остался. Сел на диван, налил водки в стакан до краев и опрокинул целиком.
Утром проснулся, и первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Где взять музыкантов для выступления на правительственном концерте? Здесь же, в концертном зале – в ГЦКЗ „Россия“. В самом главном, после Кремлевского дворца, зале Советского Союза».
Я поднялся, сходил в душ, освежился, вытерся насухо огромным махровым полотенцем, надел махровый же халат и, усевшись на диван в зале, принялся изучать свою записную книжку с телефонами. И как-то сразу наткнулся на телефон Игоря Матвиенко – основателя группы «Любэ», с которым мы познакомились на фестивале в Зеленом театре и бухали здесь, в гостинице, в компании с Килесом – Колей Расторгуевым. Игорь тогда говорил что-то про продюсерский центр, который собирался организовать в Москве.