Я набрал номер телефона Игоря и после долгих гудков услышал в трубке его голос:
– Алло.
– Привет, Игорь, – сказал я и представился.
Он не сразу вспомнил меня, а потом спросил вежливо:
– Чувак, проблемы какие-то?
Я ему обозначил свою проблему. Игорь помолчал чуть и проговорил:
– А какие тебе музыканты-то нужны? Рокеры, джазмены, попсовики?
Я сказал, что желательны рокеры.
– Записывай телефон, – сказал Игорь и продиктовал телефон какого-то Жилы-гитариста.
– А как его зовут-то, Жилу этого? – спросил я.
– Так и зовут: Жила, а имени его я не знаю, – приветливо ответил Игорь.
– А он на гитаре-то играет по-настоящему или просто попрыгунчик? – снова спросил я Матвиенко.
– Да в жилу он лабает, гитарист клевый и команда у него нехилая – кавера неслабые долбят на халтурах, – ответил мне Игорь весело.
Я поблагодарил его и положил трубку. Тут же набрал телефон Жилы. Договорился с ним о встрече у гостиницы в два часа дня и в хорошем настроении отправился в буфет – завтракать сосисками с пивасиком. В 14:00 спустился на западный вход и встретился с Жилой, который оказался стильным, фактурным парнягой с длинными волосами, чуть старше меня. Он быстро въехал, что мне надо, и пробасил:
– В жилу, чувак, ты обратился по адресу! У меня ломовая команда есть! Кавера долбим по халтурам – сыгранные лабухи с хорошими инструментами. Когда репетируем и сколько бабок ты нам отвалишь?
Я пришел в некоторое замешательство от такого делового подхода Жилы. И, чуть подумав, спросил:
– А сколько надо?
– По полтиннику за репу, а за концерт – по стохе на брата, – ответил мне Жила.
– По стохе чего? – спросил я снова, малость удивленно.
– По стохе баксов, конечно, зелененьких, – ответил Жила и заржал, как наш басист Шланг.
– А где репетировать будем? – спросил я автоматом, размышляя, где взять эти баксы.
– А это ты нам скажи, где репы будут, – туда и подъедем. Мы мобильные, у меня москвичонок сраный есть, – опять ответил и заржал Жила.
Я как-то сразу сник, и от моего благодушия не осталось и следа.
– Если базы для репы у тебя нет, чувак, то я найду, но за аренду придется платить неслабо. Правда, в рублях, – как-то сочувственно проговорил Жила.
– Хорошо. Я все обдумаю и позвоню тебе, Жила, – сказал я и посмотрел на него.
– Давай звоняй, отлабаем в лучшем виде, чувак, легко! – снова пробасил Жила.
«Ничего себе? Четыреста баксов за одну песню на концерте и за две репетиции еще четыреста?» – подумал я и загрустил.
Пришел, расстроенный, в номер и снова позвонил Игорю Матвиенко, но мне никто не ответил. Я положил трубку, и телефон вдруг зазвонил приятным звоном.
– Алло, – ответил я.
– Привет, чувак, это Жила. Ты бы дал мне песню-то слухануть, пока я не уехал от гостиницы, – проговорил он весело и басовито.
– У меня она на кассете, а кассета у меня только одна, и отдать ее я не могу. Если только переписать где-то, – проговорил я озадаченно.
– А чего ее переписывать-то? Спускайся с ней вниз – в моем сраном «москвиче» и слуханем, – опять весело пробасил Жила.
Я взял кассету и бегом помчался вниз. Жила стоял на том же месте, где мы с ним только что распрощались. Хлопнул меня по плечу и сказал:
– Потопали?
Мы обошли гостиницу «Россия» и на парковке у восточного входа забрались в его сраный «москвич». Жила взял у меня кассету и затолкал в проигрыватель.
– Песня, о которой идет речь, первая, – проговорил я, почему-то тихо.
Песня прозвучала, Жила нажал на паузу и так же тихо, как я, произнес:
– В жилу, чувак! Ты сказал, песня первая, – значит, есть и другие?
– Угу, – ответил я и мотнул головой.
– Можно и их слухануть? – спросил он так же тихо.
– Конечно, – ответил я.
И мы с ним прослушали весь мой новый альбом до конца, без остановки и без комментариев. Песни закончились – и магнитола замолчала, и я молчал, и Жила молчал. Потом посмотрел на меня и спросил:
– Ты все это сам написал, чувак, – и слова, и музыку?
– Да, – ответил я, – и спел сам же.
– Клево, чувак! Поехали репетировать! – проговорил тихим басом Жила.
– Но у меня нет денег пока, – проговорил я неловко.
– Для этих песен деньги не нужны, чтобы их репетировать и выступать с ними. Про деньги я так. Сейчас много мажоров развелось с наворованными где-то деньгами. Они нас, музыкантов, дешевками считают, лохами безголовыми, а сами понапишут всякой херни, откровенной лажи, проплатят участие в концерте со съемками, чтобы их рожу показали, потом вспомнят и про нас, лабухов-недоумков, и зовут подыграть, попрыгать для зрелищности. Они ведь нас зовут пренебрежительно «попрыгунчиками», с легкой руки Карабаса-Барабаса – Бари Дерибасова; он где-то по ящику разоткровенничался про своих «На-найцев – без яйцев», а они и подхватили эту песню. Ловкие ребятишки, мечтающие о славе и деньгах. Только в музыке, слава богу, не все деньги решают – в ней есть что-то мистическое, необъяснимое, не поддающееся их сраной логике. Тебя как зовут-то, чувак? – вдруг без перехода спросил Жила.
– Серега, – ответил я.
– А я Женька, но все Жилой зовут почему-то, – проговорил Жила и протянул мне крепкую мужскую руку.
И я тут же вспомнил своего друга Толика, у которого была такая же крепкая, надежная рука, только лицо было попроще – более открытое, что ли, и менее интеллигентное, пацанское. Он ведь в моих воспоминаниях остался юным, веселым, добрым парнем навсегда. Хотя как знать: может быть, сейчас он был бы таким же солидным, как и этот Женька Жила.
– Ну что, Серега, едем репетировать? – услышал я голос Жилы.
– Едем, но ведь ты говорил, база нужна для репы? – спросил я неуверенно.
– Да есть у нас и база своя – в подвале ДК МЭЛЗа, – и студийка какая-никакая. Репетируем, пишем, надеемся все на что-то. А как ты, Серега, назвал бы свою группу? – вдруг так же неожиданно, в своей манере спросил Жила.
– У меня уже есть название команды – «НЭО Профи-Групп», – ответил я.
– В жилу название, чувак, – стильное, хлесткое. В общем, в жилу, как и песни твои в жилу, чувак! – проговорил задумчиво Женька Жила. И вдруг продолжил, помолчав: – А директор коллектива у тебя есть?
– Какой директор? – спросил я.
– Директор, который будет заниматься тобой и командой, раскручивать вас, заталкивать во все концерты со съемками, расписывать концертный график, организовывать трансфер, проживание. А ты откуда приехал-то в Москву? Раз в гостинице живешь – значит, иногородний? – вдруг, опять неожиданно, перевел стрелки разговора Жила.
– Я из Среднереченска приехал, а директора у меня нет, – ответил я удивленно.
– Значит, так. Директор у тебя с этого дня есть. Это я – Евгений Георгиевич Павлов, по прозвищу Жила. И вот мои коммерческие условия: десять процентов от суммы гонорара за концерт. Плюс гонорар музыканта, как у всех, – сто рэ за палку (за концерт, значит). Плюс за руководство ансамблем – еще двести рэ. И я согласен приступить к работе хоть сейчас, – пробасил весело Жила и сразу перестал походить на моего ушедшего друга Толика.
Я сидел и молчал, не зная, что тут ответить так сразу. Жила понял мое замешательство и уже спокойно проговорил:
– А не понравлюсь чем или не справлюсь – возьмешь другого директора. Только знай: я никогда ни у кого ни при каких обстоятельствах не крысячу бабки. Все по чесноку, до копейки, никакой фигни.
И Жила мне опять чем-то напомнил Толика. Помолчав с минуту, я ему ответил с улыбкой:
– Годится, Женька. Раз не крысячишь – годится. Это ведь сегодня редкость. – Мы ударили по рукам и поехали репетировать на базу.
По дороге я спросил у Жилы:
– Жень, извини, конечно, за вопрос, а откуда ты узнал мой номер телефона в гостинице – я ведь не говорил его?
– А мне умелец, Кулибин наш, звучок смастырил, определитель номеров входящих, – так, на всякий случай. Ты позвонил, твой телефончик и высветился на приборчике, а я записал.
– Ничего себе, а разве такое возможно? – спросил я очень удивленно.
– Еще и не такое возможно, если с техникой дружишь, – ответил Жила. И продолжил: – Да ты скоро познакомишься и со звучком этим, нашим Кулибиным. Тоже Серегой зовут, фамилия – Морозов. Он у нас звукорежиссером числится – Паяльником.
– А как ваша группа называется? – снова спросил я.
– А никак не называется она. Да и группы никакой нет. Есть костяк – трио. Басист Данька Пирожков – Пирог, барабанщик Слава Ляхин – Лях, ну и я на гитаре шпилю. А остальные – так сказать, сессионные музыканты. Халтура есть – я свистну кого надо и вперед! Это я так тебе у «России» насвистел, понтанулся, короче, – весело пробасил Жила и захохотал как Шланг. Потом перестал смеяться, посмотрел на меня и спросил удивленно: – А ты сам-то на чем играешь или просто поешь?
– Я на клавишах играю и пою, – ответил я.
Жила аж притормозил свой сраный «москвич» и проговорил, уставившись на меня:
– Да ладно! Что, и клавиши есть?
– Да, есть – в номере гостиницы Roland D-20 стоит, – ответил я.
– Да ладно! – проговорил Жила и остановился посреди дороги совсем.
– Да, и микрофон «Шур» имеется со стоечкой, – снова ответил я и слегка испугался, потому что машины позади нас начали громко сигналить.
– Да чего же ты раньше не сказал, Серега? Теперь у нас и клавишник есть в группе, да еще и с клавишами! – прокричал веселым басом Жила, открутил окно и на кого-то так же громко огрызнулся: – Че ты орешь? Не видишь, человеку плохо! Предынфарктное состояние у него… у меня то есть. Истерик ненормальный! – Потом спокойно закрутил окно, включил аварийку и стал разворачиваться прямо поперек движения, чтобы ехать в обратном направлении.
«В гостиницу, наверное, разворачивается Жила, за клавишами ехать», – подумал я.
А Жила пробасил:
– В гостиницу едем, за клавишами твоими, чувак, а потом на репу двинем. Ха-ха-ха!
Вернулись в «Россию», я сбегал в номер, взял все свои причиндалы, и мы двинулись на базу – репетировать.