Мы вышли с Наташей в приемную, я негромко обрисовал ситуацию и поставил задачу договориться с автобусом, а сам позвонил, с разрешения секретаря Кати, своему директору – руководителю группы. И после продолжительных звонков услышал такой же сонный голос Жилы:
– Але, фашисты, Жила на проводе!
Объяснил коротко, что у нас сегодня выездной концерт, через час стартуем с базы.
– Что, за деньги? – спросил тихо в трубку Жила.
– Да, – ответил я, тоже тихо.
– Тогда я помчался заводить свой сраный «москвич», а если не заведется, проткну ему колеса на фиг и поеду на метре. Все, чувак, в жилу! – пробасил Жила и бросил трубку.
Я посмотрел на Наташу, говорившую по другому телефону, и показал жестом, что иду на улицу курить. Она кивнула, а я ушел проветриться и отойти от невероятности происходящего. Вышел, закурил, и через минуту в дверях показалась Наташа. Тоже закурила и сказала, что микроавтобус будет через пятнадцать-двадцать минут:
– У нас ведь своя автобаза недалеко, так что говно вопрос, как говорит наш шеф.
Вскорости подкатил японский микроавтобус с тонированными стеклами и комфортабельным салоном. Мы с Наташей уселись в него и отправились за группой в ДК, загрузили аппаратуру, команду музыкантов и помчались к черту на кулички – в какой-то «Лось». Ранним вечером подкатили в охотхозяйство и встали у центрального входа главного корпуса. Этот корпус поражал воображение своими масштабами и величием. Начали его строить еще при Никите Сергеевиче Хрущеве – заядлом охотнике с притязаниями на величие своего предшественника товарища Сталина. Но достраивали уже при Леониде Ильиче Брежневе – тоже заядлом охотнике и хлебосольном, гостеприимном выпивохе. Внутри располагались фешенебельные номера шестиметровой высоты для высокопоставленных государственных мужей. Номера были оборудованы по последнему слову техники той поры и солидно меблированы. Особенно на меня произвели неизгладимое впечатление золотые унитазы и позолоченные детали всей сантехники.
Напротив главного корпуса располагалась гигантская телебашня, малость уступающая по высоте Останкинской. Функционально башня обеспечивала бесперебойную правительственную связь и в случае повреждения могла дублировать ту же Останкинскую и Шаболовскую телебашни, так что не все так просто.
На первом этаже главного корпуса были приличный холл с гардеробной и шикарный зал со столами и даже со сценой. Это меня также удивило и обрадовало – значит, не первые мы артисты на «царской» охоте. Нам сказали, что «вся королевская рать» бьет уток здесь, недалеко, а мы можем установить на сцене аппаратуру, настроиться и разместиться за сценой в специально оборудованной гримерной. Что мы неукоснительно и сделали. Наташа все это время была с нами и с любопытством поглядывала на музыкантов, а все музыканты, кроме меня, – на нее.
Поставили аппарат, настроились и уселись в гримерке за прилично накрытый стол перекусить. В зале стал появляться народ в дорогой охотничьей одежде и в сапогах, о чем-то громко беседуя и хохоча. Появился и Олег Владимирович Курмояров, тоже весь в хаки. Посмеялся с товарищами, о чем-то поговорил и направился к нам в гримерку с литровой бутылкой вискаря.
– Привет, Сергей Анатольевич, привет, лабухи! – весело провозгласил он, поставив бутыль на стол. Поздоровался со всеми за руку и добавил: – Понятно, что вы здесь никому и на фиг не нужны, но отработать надо, и отработать хорошо. Скоро Никита Сергеевич подтянется – тогда и начинайте, через часик. Вначале что-нибудь сбацайте попроще, но негромко – они не любят. А потом уж «Бу-бу-бу» с «Лилией и розой». Я Никиту подготовлю. – Одарил всех обворожительной улыбкой и скомандовал: – Не унывать, братушки, а ты, Наташа, за мной! – И ушел в сопровождении своего секретаря-референта.
Жила подошел ко мне и спросил негромко:
– А что это за весельчак, Серега?
– Это Олег Владимирович – организатор охоты и банкета, наш заказчик, – ответил я.
– Ни фига себе! Шишка большая кремлевская, не иначе! – проговорил Жила. И продолжил: – А что за Никита Сергеевич?
– Никита Сергеевич – главный человек в киноиндустрии, Никита Михалков, народный артист СССР и все такое прочее. Кстати, сын того Михалкова, который написал слова к гимну Советского Союза, – ответил я задумчиво. – А вот что делать с «Бу-бу-бу», я не знаю. Она у меня забита в клавишных, и спеть я ее спою, но звучание будет не живое.
– А что за «Бу-бу-бу»?» – спросил удивленно Жила.
– Песня такая Бентона – может, слышали? – ответил я и напел припевчик.
– Чувак, конечно слышали! Мы ее и играем, вот только не поет никто – сложная. А ты, выходит, поешь? – басовито и еще более удивленно спросил Жила.
– Пою в ми-миноре, – ответил я.
– Так и мы ее в ми-миноре лабаем. Да и че там лабать-то? Фигня какая! Вот спеть непросто. Я пробовал – лажово получается, – разочарованно проговорил Жила.
– Тогда рискнем двинуть живаго – все равно они бухие уже будут. Рискнем? – спросил я всех.
И Жила за всех и ответил:
– Рискнем, чувак, только не облажайся! Публика уж больно непростая сегодня – хоть и бухие будут, а можно нарваться.
В это время в зале народ оживленно беседовал между собой, присев на боковые стулья или стоя, пребывая в том состоянии, когда можно открыто похвастаться своими трофеями, достижениями, своей удачей. Вдруг в зал вошла – видимо, подготовленная Курмояровым – Наташа и громко, радостно и с любовью провозгласила:
– Прошу присаживаться, гостюшки дорогие, охотнички наши, к столу пожалуйте! Устали-то, наверное, проголодалися? Откушайте на здоровье! Тем, что бог послал!
И дружный строй официантов в белом (как же любят-то они в белом ходить!) направился к и без того шикарно накрытым столам – обслуживать дорогих гостюшек, уставших после охоты. А гостюшки эти принялись стягивать свои охотничьи сапоги, расставлять их вдоль стеночки и в носках потопали к длинному засервированному столу посреди зала. Такая традиция осталась от Леонида Ильича Брежнева, генерального секретаря нашего. Ему лень было идти в свой номер переодеваться – вот и сбросил однажды свои сапоги у стеночки, да и уселся за стол праздновать в носках – а праздновать-то он ох как любил! Да и весь великий Союз в его правление напраздновался от души и нацеловался тоже. Ну а традиции нужно уважать и почитать! Они ведь не зря появились и рождены мудростью народа, мудростью предшествующих поколений!
Началась длинная череда тостов. Эта традиция к нам пришла еще от Иосифа Виссарионовича – тост ведь показывает интеллект, остроумие и любовь присутствующих к хозяину.
Минут через сорок к нам в гримерку вновь пришел раскрасневшийся Олег Владимирович, снова с литровой бутылочкой виски. Брякнул ее на стол и произнес весело:
– Играть пока не надо, хлопцы, – где-то Михалков пропал! Ищут! – И ушел, весело поклонившись нам. А мы продолжили освежаться вискариком. Курмояров пришел через полчаса с новым флаконом и, громко смеясь, произнес:
– Эти мудаки егеря увезли Никиту на какой-то дальний островок одного, потом набухались и напрочь забыли, куда увезли! Теперь носятся с прожектором по всему водохранилищу и шукают, где они его высадили. Утром-то найдут, а сейчас вряд ли. Вот огребут-то по полной завтра – я им не завидую! А мы, ребятки, начинаем играть без Михалкова, прямо сейчас, и начинаем с «Бу-бу-бу», потом «Лилия и роза», а потом – смотрите сами. – И Олег Владимирович снова ушел, опять театрально поклонившись.
Мы переглянулись, освежились для храбрости из третьей, взяли инструменты и двинулись в бой. Я шел как на эшафот и сильно волновался за ребят – как они сыграют-то эту «Бу-бу-бу», которую мы ни разу не репетировали? А музыканты во главе с Жилой в это же время переживали об обратном: как же этот чувак споет-то эту заковыристую «Бу-бу-бу»? Поднялись на сцену, включили инструменты. Лях дал счет, и понеслась душа в рай по кочкам! Мы совершенно забыли от волнения, что они не любят громко! И долбанули на полную громкость. У «дорогих гостюшек» чуть рюмки с вилками из рук не выпали! Олег Владимирович поднялся, удивленно посмотрел на нас и беспомощно рухнул на стул, а я запел вражеским голосом: «Bay Parkway wonder…» За такую неслыханную наглость при Сталине бы расстреляли! При Хрущеве бы посадили! При Брежневе бы пропесочили, лишили всех званий и больше никогда никуда не позвали, не пустили! А тут наши охотнички – «вся королевская рать» – сначала протрезвели на секунду, потом стали переглядываться, не понимая, что происходит, а потом уставилась на Олега Владимировича Курмоярова. И вот тут-то он и СПАС наш концерт! Я как раз подошел к припеву – тому самому «бу-бу-бу», – а Олег Владимирович как ни в чем не бывало вскочил на свой стул, поднял над головой бокал и начал неумело, но весело и звонко подпевать: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу!» «Дорогие гостюшки» вмиг расслабились, подняли свои бокалы и дружным хором принялись подпевать за Курмояровым этот незатейливый и простенький с виду припевчик: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу!» Не исключено, что многие подумали, будто это какой-то гимн зарубежных охотников. Я же в это время, услышав, как клево играет живая команда во главе с Жилой эту удивительную песню, завелся и с новым энтузиазмом принялся за второй куплет. Допел до конца и не знал, что делать.
Почувствовав, что Курмоярову очень нравится этот нетленный шедевр Оскара Бентона, наши гостюшки-охотнички принялись во весь свой пьяненький голос кричать: «Давай еще!»
Олег Владимирович весело подкатился к сцене, поставил на нее очередную бутыль вискаря и присоединился к братьям по оружию: «Давай еще, Серега! Давай еще, злодей!» Нам ничего не оставалось, как двинуть эту «Бу-бу-бу» снова, а наш звучок Серый въехал в ситуевину и добавил мощи. Наверное, сила таланта автора песни и добавленная громкость возымели свое действие. Потому как к концу все повара в колпаках, все официанты и охрана недоуменно выглядывали из дверей в служебные помещения, не понимая, что происходит. Такого бардака у них еще не было за все долгие годы существования элитного охотхозяйства! Уважаемые «гостюшки», вечно сдержанные и равнодушные ко всему, орали хором какую-то дурацкую пеню «Бу-бу-бу» и отчего-то сильно веселились. Потом на сцену поднялся Олег Владимирович и проговорил в мой микрофон: