Вскоре выяснилось, что эта преклонных лет пара смогла пережить более молодых товарищей по несчастью только потому, что расположилась в самом дальнем от входа углу. Уровень радиации там был явно ниже, чем везде. Да и на поверхность пожилые люди, учитывая их возраст, не поднимались. Это и спасло их от неминуемой гибели в первые же дни от начала войны. Голод и жажда, разумеется, постепенно добрались и до них. Однако минимальная физическая активность позволила им экономно расходовать имеющиеся силы, чтобы выжить.
Старики наотрез отказались идти вместе с военными. Своим же молодым друзьям они искренне пожелали удачи, что всем показалось тогда очень трогательным и, вместе с тем, печальным.
Седая женщина с невидящими глазами и застывшей на лице полуулыбкой опустила голову на грудь своему верному мужу, лежащему на бетонном полу. Его серебристые волосы, испачканные запёкшейся кровью и пеплом с поверхности, прикрывали лоб и падали на глядящие в потолок выцветшие глаза. Глубокие морщины бороздили некогда красивое лицо, на котором сейчас царили покой и умиротворение. Старики собирались встретить смерть прямо здесь, держа друг друга за руки.
От этой душераздирающей картины обычно не сентиментальный Отшельник до скрежета сжал зубы и едва не разнёс плечом дверной проём. Он нервно поправил ремень автомата и, не оглядываясь, покинул убежище.
От последнего земного пристанища пожилых людей, сумевших сохранить свою любовь до самого конца, повеяло светлой грустью, которую вскоре сменила невыносимая тоска.
* * *
Поднявшись на поверхность, трое гражданских поначалу немного приободрились. Какое-то время они шли почти наравне с военными, которые везли на самодельных санях бочки с горючим. Однако усталость, истощение и запредельная радиация довольно быстро дали о себе знать. Движение значительно замедлилось – люди попросту падали с ног не в силах подняться самостоятельно. Свалившись в очередной сугроб, они обычно долго и судорожно кашляли, а потом затихали, оставляя на внутренней стороне противогазов кровавые разводы. Присоединившиеся к отряду и шедшие рядом Затвор и Маяк привычно бросали сани с горючим и подхватывали обессиливших людей под руки.
Когда же в заснеженную воронку от вывороченного фонарного столба угодила девушка, то спасать её отправился Отшельник. Он с лёгкостью подхватил измотанное и от этого казавшееся совсем крохотным тело и закинул его на плечо. Несмотря на слабое возмущение барышни и даже её протест против ущемления свободы передвижения, суровый спасатель остался непреклонен. Он не спускал свою ношу на ноги до очередной короткой остановки, после чего вновь закинул её на плечо.
Когда до спрятанного в ангаре грузовика оставалось чуть более двух километров, состояние гражданских резко ухудшилось. Их первый цикл антирада оказался очень коротким и теперь подходил к концу. Отшельник поморщился, словно от боли, и быстро достал пенал с красно-белыми капсулами. Неизбежная передозировка у полуживых людей его, разумеется, пугала, но другого выхода не было. Он молча протянул каждому из них капсулу и знаком показал, что её нужно разжевать.
После этого Отшельник ещё какое-то время шёл рядом с людьми, закутанными в импровизированные скафандры, контролируя их состояние. Он изредка обменивался молчаливыми взглядами с боевыми товарищами. Это было заметно даже сквозь мутный от пепла панорамный смотровой щиток.
Бесшумно подошедший Медведь в своём скафандре, изготовленном по спецзаказу, больше напоминал скалу, которая внезапно выросла из-под земли. Он оглянулся на обессилевших мужчин, которым Затвор и Маяк помогали расположиться на снегу, и безнадёжно махнул рукой.
– Ты так думаешь? – вполголоса уточнил Отшельник, снимая с плеча заснувшую девушку. Он бережно положил её на снег и немного отошёл в сторону.
– Я уверен, командир, – мрачно ответил Медведь. – Уж поверь моему опыту.
– И сколько им ещё, по-твоему, осталось? Бункер Росатома по такой дороге всего в десяти часах езды. Может успеем?
– Они и до ангара едва ли дотянут, – сказал Медведь, глядя куда-то в сторону. – Эта передозировка будет для них моментом истины, – подвёл он неутешительный итог и бесшумно исчез в темноте.
Отшельник в очередной раз поморщился и коротко кивнул самому себе. Зачем надо было дарить людям надежду, которая на поверку оказалась ещё более призрачной, чем предполагалось вначале? С другой стороны, каждый сам принимает решения, а потом отвечает за их последствия. Лишать человека права выбора нельзя при любом раскладе. Вот и получалось, что, присоединившись к отряду, эти трое сделали свой выбор, каким бы безумным он ни выглядел со стороны.
* * *
Медведь оказался абсолютно прав. Если свой первый цикл антирада гражданские перенесли не иначе, как чудом, то передозировка добила их окончательно. Расстояние до ангара отняло уйму времени, поскольку бойцам приходилось тащить на себе бьющихся в судорогах людей и везти сани с горючим. Только Медведю оказалось под силу совмещение этих двух занятий, каждое из которых уже само по себе было не из лёгких.
Спецпалатку спешно разложили прямо внутри ангнара. Воды тогда на всех катастрофически не хватало. Пришлось растопить новую порцию снега и обработать антирадиационной химией. Однако сделать это Отшельник смог лишь спустя несколько часов, когда у него самого закончилась интоксикация. Его адаптация к антираду, как всегда, оказалась весьма кстати. Пока все остальные ещё корчились в жесточайших судорогах капитан уже вполне мог передвигаться. И если в своих бойцах он был уверен, то гражданские вызывали у него сильную тревогу.
Когда командир подошёл к дальнему от входа углу палатки, где неподвижно лежали трое, то его сразу насторожило отсутствие у них судорог. Освободить руку каждого от лохмотьев, в которые превратились их импровизированные скафандры, не составило труда. Оказалось, что пульса нет ни у одного из людей. Запястье девушки уже было холодным. Похоже она умерла около часа назад, и теперь на её лице навсегда застыло выражение самого главного вопроса, который она уже никогда не сможет задать. Почему всё так нелепо?
Отшельник в очередной раз поморщился. А ведь он даже не знал её имени. Просто не удосужился спросить пока нёс эту девушку на плече. Мысленно обругав себя за поразительную тупость и запредельную чёрствость, он тут же остановил свой привычный поток самоедства, решив отложить эту болезненную процедуру до лучших времён.
Несмотря на секундное оцепенение, ему удалось довольно быстро переключиться на мужчину средних лет с мертвенно бледным лицом. Начавшееся трупное окоченение не оставляло сомнений в печальном исходе. В очередной раз скрипнули до боли стиснутые зубы, а в глазах командира безнадёжная тоска уступила место лютой ненависти ко всем тем, кто устроил этот конец света.
У тела совсем молодого парня пришлось задержаться подольше. Его спокойное лицо казалось ещё живым – по крайней мере, на коже ещё не было мертвенной бледности. Прохладное запястье даже несколько раз ответило стиснувшим его пальцам слабой пульсацией лучевой артерии. Несмотря на то, что больше никаких признаков жизни командир не заметил, надежда ещё оставалась. Он начал делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, как показывали в учебке. Но через какое-то время пришлось отказаться от этой затеи. Дыхание и сердцебиение не восстанавливались, а кожа у парня постепенно приобретала характерный сероватый оттенок и становилась совсем холодной.
Жизнь покинула это молодое тело всего несколько минут назад, и от этого Отшельнику стало совершенно не по себе. Впрочем, как и всегда, после серьёзных неудач. Запретив себе думать о том, что нужно было подойти к этому парню в первую очередь, капитан на несколько секунд закрыл глаза и медленно выдохнул.
Потом он практически насильно вливал в рот воду своим бойцам, бьющимся в судорогах. Затем пытался привести палатку в надлежащий вид. Эта простая и понятная работа помогла переключиться на более позитивные мысли. Пережившие жуткие мучения люди постепенно приходили в себя и с трудом открывали глаза. Всё ещё морщась от боли, они, тем не менее, успевали заметить, что внутри палатки довольно чисто, никаких рвотных масс нигде нет, а рядом стоит вожделенная кружка с водой.
* * *
Выехать удалось только через сутки. Несмотря на хорошую подготовку, бойцы довольно сильно сдали после крайней интоксикации. Выносить трупы на мороз, а затем сворачивать спецпалатку приходилось через силу. Все молчали, включая весельчака Затвора, который, ко всеобщему удивлению, не шутил и даже не подкалывал Медведя по поводу его верной сапёрной лопатки. Приняв антирад, группа выдвинулась в направлении бункера Росатома, до которого оставалось около пятисот километров. Горючего было впритык, поэтому особенно плутать по дороге явно не стоило.
– На одном цикле антирада не доедем, даже если поднажмём, – нарушил затянувшееся молчание Затвор. – Придётся где-то остановиться и переждать интоксикацию. Хотя вчетвером да на таком морозе палатку лишний раз не захочешь разворачивать. Может пойдём на передоз? Как думаешь, командир?
– Хватит уже передозировок, – отозвался мрачный Отшельник. – Троих гражданских уже потеряли – ещё хочешь?! Лишние сутки в нашей ситуации погоды не сделают. Если же мы лишимся кого-то ещё, то нашему маленькому отряду гарантированно настанет конец. И тогда никакой бункер Росатома нам уже не светит. Поэтому за тридцать минут до окончания цикла антирада ищем место для стоянки и разворачиваем спецпалатку. Всем ясно?
– Так точно, – за всех подтвердил Маяк. – Заодно лишний раз и потренируемся. Может ещё своё прошлое время улучшим. Верно, Медведь?
– Я не против, – ответил полусонный голос из дальнего угла кабины. – Только сейчас дай мне уже поспать, а?
– Ладно, спи там в своей берлоге, – улыбнулся Маяк. – Только в зимнюю спячку не впадай, а то потом тебя не добудишься.
– Я всё слышу, – донеслось из дальнего угла кабины. – А когда проснусь, буду очень голодный и злой. Ты это учти.