– Я помогу, – сказал он с нервной усмешкой, – если ты дашь мне свой номер телефона.
Дарби тоже улыбнулась. Во весь рот.
– Если ты поможешь оглушить нахрен камнем совершенно незнакомого человека чисто ради меня, то я могу даже выйти за тебя замуж.
Ларс видел, как они выходили из уборной.
Он вернулся на свой центральный пост, в нескольких шагах справа от передней двери, на маленьком непросматриваемом от входа пятачке. Он тщетно пытался сложить развернутую карту Горы Худ, найденную на полке, но повернул голову вслед Дарби и Эшли, когда они пересекали комнату. Дарби смотрела вниз, под ноги, ее серые «Конверсы» скрипели, а носки все еще хлюпали от талого снега. Никакого зрительного контакта!
Выходить из туалета одновременно было огромной ошибкой, поняла Дарби. Эд и Сэнди, вероятно, заметили и сделали свои выводы. Позади нее Эшли шумно стукнулся о стул.
Спокойней.
Ее сердце грохотало так громко, что она удивлялась, как остальные этого не слышат. Ее щеки горели красным, будто спелые томаты. Дарби знала, что выглядит взволнованной, но это как раз удобно объяснялось эксцентричной сценой. Если она только что встретилась с незнакомцем для секса-по-быстрому в самом грязном туалете во всем Колорадо, конечно же, она будет чертовски обеспокоена этой «дорогой стыда» из десяти шагов.
Дарби несла свой швейцарский нож скрытно, за запястьем. Металл холодил ей кожу. Она должна быть готова – если Эшли с первого взмаха не положит Грызуна, она воткнет нож тому в глотку. В лицо. В тусклые глазки.
«Я перережу ему горло, если придется».
Она думала о Джей в «Шевроле-Астро» снаружи, запертой внутри собачьей конуры в сырости собственной мочи, с окровавленной перевязанной рукой, с пятью галлонами бензина и бутылью «Хлорокса» под боком. Дарби размышляла, что случится с этой бедной малышкой, если они с Эшли потерпят крах.
Она все еще злилась на себя за то, что вышла из туалета вместе с Эшли. Это было глупо с ее стороны.
Эд определенно заметил. Он взглянул на них, отхлебнул кофе и кивнул на радио.
– Вы пропустили это.
Эшли встрепенулся:
– Пропустили что?
– Экстренное сообщение обновилось опять. Всё плохо. Восточное направление блокировано из-за перевернувшейся фуры вниз по склону. Многочисленные жертвы.
– Как далеко от нас?
– Дорожная отметка девяносто девять. Семь, может, восемь миль.
«Слишком далеко, чтобы идти».
Дарби вздохнула, оглядываясь на большую карту Колорадо на стене. Место крушения находилось где-то у Угольного Ручья, на полпути между синими точками, обозначающими зоны отдыха Ванапа и Ванапани. В этом было немного сюрреализма, настолько надежным оказался их капкан – пурга, несущаяся с запада, и разбившийся восемнадцатиколесный грузовик восемью милями ниже к востоку, отрезавший за ними выход. Словно засада, каждый кирпичик которой предназначен для одного – чтобы они даже не пытались вырваться.
Она размышляла – был ли по-прежнему рассвет расчетным временем прибытия для дорожных бригад, или их график сдвинулся к завтрашнему полудню. Если так, то это будет настоящим адом – долгое время удерживать преступника под дулом пистолета.
Эшли потянулся через защитную решетку и поправил антенну «Сони». Он покосился на кофейную стойку, на темное пространство под прилавком.
– А… как вы думаете, у них есть настоящее радио здесь, для обратной связи?
– Что?
– Ну, двустороннее радио? Передатчик? Или проводной телефон? Они должны бы иметь.
«Полегче, Эшли».
– А. – Эд хмыкнул. – Если есть, то это государственная собственность, запертая за…
Эшли показал пальцем:
– Закрыто на замок из магазина «Всё за один доллар». Один хороший удар чем-нибудь тяжелым, и эти шторки поднимаются.
– Я пока не в настроении для преступления.
– Может быть, вы передумаете, – сказал Эшли. – Через несколько минут.
Дарби знала, что он передумает. Она стояла у окна, пытаясь выглядеть спокойной, и смотрела наружу на темные деревья. Снег продолжал идти, некоторые снежинки поднимались, некоторые падали, кружась в свете натриевого фонаря, словно зола от костра. Несколькими шагами позади себя она услышала, как Эшли выдыхает через стучащие зубы. Носок с камнем был спрятан у него в правом рукаве, готовый выпасть в ладонь и взметнуться.
Они условились о тайном сигнале. Когда Эшли будет готов, он кашлянет один раз. Это станет знаком для Дарби – идти к входной двери, минуя Ларса на пути наружу, приводя этим план в действие. Словно взвести пружину медвежьего капкана.
Одна проблема – Эшли был не готов.
Он завис там, стиснув зубы, всасывая воздух мелкими порциями. Дарби надеялась, что его одышка не будет помехой. Типичный случай, с ее-то счастьем – привлечь на помощь самого молодого, высокого, сильного с виду парня в непосредственной близости – а у него, оказывается, астма. Просто прекрасно. И она даже не могла представить, что происходит в бедной голове Эшли. Час назад он демонстрировал «Мексиканский переворот» этому парню, а теперь его попросили подкрасться с тыла и ударить того камнем в череп.
«Это должна была делать я», – поняла она.
«Я струсила, и поэтому я человек Б».
Возможно. Но Эшли, без сомнения, физически сильнее, чем она. В том, чтобы ей быть приманкой, а Эшли капканом, больше логики. Только вот это неправильно.
– Эй. – Ларс прочистил горло. – Э-э… извините?..
Дарби повернулась лицом к нему, чувствуя, будто в ее желудке извиваются сороконожки, спрятав швейцарский нож поглубже в рукав.
Как и Эшли.
– Кто… – Похититель детей по-прежнему был у двери, щурясь в очередную туристическую брошюру. – Кто-нибудь знает, что означает вот это слово?
Сэнди опустила свою книгу.
– Произнесите его.
– Бли-ста-тель-но.
– Блистательно. Это значит прекрасно.
– Прекрасно. – Ларс кивнул разок, механически. – Ясно. Спасибо, Сэнди.
Он опустил глаза обратно в брошюру, но по пути встретился взглядом с Дарби через комнату, и на полсекунды она попалась в прицел туповатых бусинок.
Ларс повторил:
– Прекрасно.
Дарби отвернулась.
Прошло уже больше минуты. Эшли все еще стоял рядом с ней, словно пустил корни в пол, и теперь она начинала волноваться. Она не могла просто затащить его в туалет для еще одного бодрящего разговора – первый уже привлек слишком много общего внимания.
Она застыла в ожидании его сигнала.
«Давай же, Эшли».
Дарби желала, чтобы он просто вдохнул какую-нибудь пыль и случайно кашлянул – у нее появится повод пойти к двери и начать атаку. Под рукавом она уколола палец о лезвие швейцарского ножа. Оно было достаточно острым.
«Пожалуйста, кашляни».
Она наблюдала, как Эшли колеблется там, словно ребенок на высоком трамплине для ныряния. Он был так крут, вальяжен и уверен в себе раньше, а теперь выглядел, будто только что стал свидетелем убийства. Дарби почувствовала в горле нервный спазм. Она выбрала неправильного союзника, и теперь из ситуации надо как-то выпутываться.
«Кашляй. Или ты собираешься сдать нас на…»
Эд заметил:
– Эшли, ты внезапно затих.
– Я… я в порядке.
– Эй, слушай, парнище, ты прости меня за «Круг времени».
– Всё хорошо.
– Я просто тебя подкалывал.
– Я в порядке. В самом деле. – Эшли поправлял рукав, когда говорил, удерживая носок с камнем от выпадения на всеобщее обозрение.
Эд улыбнулся, постукивая по краю стола двумя пальцами. На мгновение, пока в комнате стояла тишина, нарушаемая только ударами ее сердца, Дарби ощутила, как этот звук эхом отдается у нее в висках.
– Твой большой страх – это… ты сказал, что это дверные петли. Верно?
Эшли кивнул.
Сэнди отложила свою книгу:
– Мой – змеи.
– Змеи, ага?
– Угу-мм.
Эд глотнул кофе, продолжая постукивать.
– Мой страх – это… ну я не знаю на самом деле, как это выразить в словах. Но, думаю, я сейчас смогу.
Еще один порыв ветра, и лампы моргнули над головой. Комната угрожала погрузиться во тьму.
Ларс смотрелся, будто тень.
Эшли облизал пересохшие губы:
– Давайте… э-э, давайте тогда послушаем это.
– Хорошо. – Эд тяжело вздохнул. – Итак… вот некая трудно заработанная мудрость для вас, ребятки. Вы хотите узнать секрет того, что разрушает вашу жизнь? Это не одно большое черно-белое решение, неправильный выбор, сделанный вами когда-то. Это десятки маленьких, которые вы делаете каждый день. Это самооправдания в основном, в моем случае. Оправдания – это яд. Когда я был ветеринаром, у меня были все сорта прекрасных оправданий на каждый случай, ну например: «Это минутка отдыха, я заслужил это». Или: «Никто не сможет осудить меня за эту рюмку, ведь я только что оперировал золотистого ретривера, вбежавшего сегодня в изгородь из колючей проволоки, с глазным яблоком, повисшим на маленькой струнке». Видите? Ужасно. Это как обманывать самого себя. А потом однажды я был у Джен – ну, я имею в виду, у сестры моей жены – несколько лет назад, на большом свадебном приеме моей крестной дочери. Вино, домашнее пиво. Я принес шампанское. Но еще я принес бутылку канадского виски только для себя и спрятал ее у них в ванной, внутри туалетного бачка.
– Зачем?
– Потому что я не хотел, чтобы кто-то видел, как много я пью.
Молчание.
Дарби поняла, что его барабанная дробь по столу прекратилась.
Эшли кивнул сочувственно:
– Моя мама тоже боролась с этим.
– Но… – Эд потрепал Сэнди по плечу. – Что ж, спасибо Господу за мою кузину Сэнди, которая здесь, потому что она позвонила мне вчера в два часа и сказала, что собирается отвезти мою задницу в Денвер встречать Рождество всей семьей. И никаких извинений!
Сэнди хлюпнула носом:
– Мы скучали по тебе, Эдди.
– Итак, м-да. – Он выпрямился. – Отвечаю на вопрос «Круга времени». Мой самый большой страх – это Рождество в Авроре. Я боюсь, что моя жена и сыновья будут там у Джека завтрашним вечером. И еще больше я боюсь, что их там не будет.