«Я буду бежать, – решила она. – Я побегу по шоссе. Так быстро и так далеко, насколько это возможно. Я не остановлюсь, пока не найду сигнал и не позвоню 9-1-1.
Или пока не замерзну до смерти».
Дарби снова проверила айфон. Заряд батареи теперь был два процента.
Она взглянула на выбитое окно – треугольный кусочек ночного неба и верхушки деревьев.
Окно находилось почти в восьми футах от пола. Проникнуть внутрь было нетрудно, спасибо пирамиде из сложенных столов снаружи. А вот обратно будет гораздо сложнее. Даже на цыпочках она не могла дотянуться до оконной рамы. Ей нужно сделать чертовски трудный прыжок и зацепиться за нее кончиками пальцев. Ее нужен разбег, и важен каждый дюйм.
Она отступила назад, мимо зеленых кабинок, мимо надписи «Пейтон Мэннинг дает в задницу», проделав весь путь обратно к двери. Ее спина коснулась стены, и прямоугольная уборная протянулась перед ней, как двадцать футов взлетно-посадочной полосы. Гладкий пол под ногами был скользким от влаги. Дарби выгнула спину, вставая в позу бегуна, и сжала руки в кулаки.
Она сделала полный вдох – горькая вонь аммиака. И выдохнула. Сунула айфон в карман.
Вперед.
Она бежала.
Зеркала, писсуары, двери кабинок, все проносилось мимо нее. Воздух свистел в ушах. Нет времени передумать. Нет времени бояться. Она вскинула руки, словно самурай два своих меча, оттолкнулась ногами и сделала стремительный прыжок камикадзе к крошечному открытому…
«Это будет больно…» – успела она подумать в середине полета.
Так и вышло. Дарби врезалась в кафельную стену коленями, ударяясь подбородком, вышибая воздух из своих легких, но – «да!» – отчаянно вцепилась в оконную раму кончиками пальцев. Ногтями в трухлявую старую древесину. Она уперлась мокрыми «Конверсами» в стену. Затем снова изогнула спину, зафиксировала локти и подтянула тело вверх, задыхаясь, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, словно самый отчаянный гимнаст в мире, и тянулась-тянулась-тянулась…
Дарби услышала ротовое дыхание. Снаружи.
«Нет.
Нет, нет, нет, пожалуйста, пускай это будет неправдой…»
Но увы, это было правдой. Этот мягкий хрип, который она слишком хорошо знала, это сочное пыхтение – прямо с другой стороны стены. Ларс, грызунья морда, обошел вокруг здания и теперь ждал ее у столов. Наблюдая за окном с пистолетом в руке, готовясь всадить пулю ей в мозг, как только она взберется и покажет лицо.
Что делать?
Дарби висела там на ноющих кончиках пальцев, с подошвами, болтающимися в трех футах от пола, отчаянно желая, чтобы она просто ослышалась, перепутала с рычанием ветра снаружи. Но она знала, что это не так. Дарби знала, что Эшли послал послушного маленького Ларса сюда, чтобы пресечь побег. Эшли, который оставался намного более хитрым и опасным врагом, никак не дававшим о себе знать сейчас…
И тут она услышала, как хлопнула дверь туалета.
«Он здесь вместе с…»
Пластиковый пакет обхватил лицо Дарби сзади. Она закричала, но крик застрял у нее во рту.
1:09
Джей Ниссен допилила последний прут в собачьей клетке.
Она резала их, пропиливая по одному, тем способом, которым учила ее та рыжеволосая молодая женщина. Словно миниатюрным лобзиком. Ее онемевшую левую руку покалывало иголками, так как она сжимала нож довольно долгое время. Дважды она уронила нож, и ей пришлось нащупывать его в темноте. Один раз Джей испугалась, что он отскочил за пределы клетки и потерялся навсегда. Но она нашла его.
А теперь? Пробуем.
От нажима сетка выпала прочь и шлепнулась напротив двери фургона.
Клетка была впервые открыта с тех пор, как Джей похитили. Она не знала, сколько дней назад это случилось. Она не считала. Путешествие длиной больше, чем ночь, без ее уколов сделало ее одурманенной и квелой, и с тех пор она впала в нерегулярный ритм болезненных четырехчасовых промежутков сна. Солнце всходило и заходило, поднималось и опускалось с разных сторон. Запах кетчупа, деревенского соуса и застарелого пота, оседающего на стеклах. Смятые обертки от «Джека в ящике». Их бормочущие голоса, шутки Эшли, от которых Ларс в восторге шлепал себя по колену, вонь дорожного покрытия, тиканье поворотников. Может быть, прошла уже неделя? Каково ее родителям сейчас?
Ее портативная игровая консоль заряжалась, когда они пришли к ней домой.
Джей подключала серый провод к порту «Нинтендо», как вдруг одиночный резкий стук послышался от входной двери. Будто удар теннисного мячика. Она поспешила к двери и приоткрыла ее на несколько дюймов – насколько позволяла латунная дверная цепочка, – и вот тогда она впервые увидела того, которого теперь знала как Ларса. Тогда он еще не покрывал свою голову от холода. Он глупо улыбался и сказал ей, что он из «Лисичкиных кровельных услуг» и что ее отец «мистер Пит» дал им разрешение войти в дом.
Джей ответила – нет.
Ларс просил еще несколько раз, по-разному. Он уверял, будто встретил «мистера Пита» в бакалейном магазине, что было ложью (ее отец звонил из офиса и сказал ей, что у няни грипп и что в холодильнике остался «Монгольский гриль»). Уже тогда у Джей сложилось впечатление, что Ларс не похож на других взрослых в ее жизни. Она подозревала, что даже в своем возрасте уже была умнее, чем он сможет быть когда-либо.
Ларс спросил менее вежливо. Наклонился. От его зубов пахло мертвой листвой.
Джей закрыла дверь.
Когда она обернулась, тот, которого она теперь знала как Эшли, сидел за овальным кухонным столом. Его ботинки оставляли грязные отпечатки на паркете. Он посмотрел на нее как ни в чем не бывало, жуя горсть банановых чипсов из керамической чаши. Дарби даже не знала, как он попал внутрь дома. Через окно, может? Или через гараж?
Она побежала в гостиную. И не добежала.
Здесь и сейчас Джейми Ниссен – или Джей, как она звалась с тех пор, как пошла в первый класс – выползла из собачьей клетки на четвереньках, по колючим одеялам и полотенцам, под которыми пряталась ее спасательница два часа назад. Металлическая сетка гнулась и дребезжала под ней, и она надеялась, что Эшли и Ларса не было рядом, чтобы услышать. Она добралась до задней двери вэна, ожидая, что та окажется заперта. Ларс всегда был достаточно осторожен, чтобы снова запереть двери, он каждый раз…
Ручка щелкнула в ее окровавленных пальцах.
Дверь распахнулась.
Джей застыла на коленях, глядя в темноту. Тысячи кружащихся снежинок. Дрожащие порывы ночного ветра. Снег на парковке был гладкий, нетронутый, сияющий белыми кристаллами.
Это было странно и волнующе. Джей никогда не видела такого количества снега за всю свою жизнь.
Что теперь?
– Что теперь, Дарбс?
Она не могла ни дышать, ни видеть. Пластик плотно обтягивал лицо, всасываясь между передними зубами. Чужие руки обхватывали ее горло, закручивали пакет, сжимая дыхательные пути.
Скользкая паника быть похороненной заживо.
– Тсс, тсс.
Дарби вырывалась, но Эшли был слишком силен. Он скрутил ей руки назад каким-то борцовским приемом. Обе ее лопатки были вывернуты, и руки находились где-то далеко позади нее, зажатые и бесполезные. Словно борьба с объятиями смирительной рубашки. Она билась, ее ноги искали стену уборной для опоры, но находили только пустоту. Ее позвоночник трещал.
– Не дерись, – шептал Эшли. – Всё хорошо.
Давление росло в ее груди. Легкие горели, опухали под ребрами.
Дарби жила сейчас на своем последнем вздохе – на той порции воздуха, которая была внутри ее горла, когда пакет опустился на ее лицо влажной туманной ловушкой. Теплый медный вкус распространялся вниз к подбородку. Ее нос опять кровоточил. Она снова дралась, выворачивалась, колотилась. Била ногами в пустоту.
Ее пальцы скреблись и царапались, она нащупала петлю шнурка в его куртке. Звякнули ключи. Но не было ни пистолета, ни другого оружия, чтобы схватить.
Дарби уже теряла силы. Эта попытка сопротивления была слабее, чем первоначальная.
«Вот и всё, – поняла она. – Я умру здесь».
Прямо здесь, в грязном туалете на Седьмой государственной дороге. Рядом с воняющими хлоркой унитазами, отбитыми зеркалами, облезлыми дверьми кабинок, покрытыми граффити. Прямо здесь, прямо сейчас, со вкусом лизоля во рту.
– Тсс. – Эшли придвинул свою голову ближе, будто подслушивал через ее плечо. – Всё почти кончилось. Просто позволь этому случиться.
Дарби сдавленно крикнула внутри закрытого пакета. Пластик вздулся небольшим пузырем. Потом ее легкие инстинктивно попытались втянуть живительный глоток кислорода – но нашли только вакуум, всосав несколько скудных кубических сантиметров уже использованного воздуха.
– Я знаю, что ты страдаешь. Я знаю. Мне жаль. – Пакет закрутился туже, по часовой стрелке, и теперь Дарби увидела окно. Одним зажатым глазом, через мутный пластик и слезы, она увидела это маленькое треугольное окошко, в восьми футах от пола, припорошенное снежинками. Так близко. Так мучительно близко. Почему-то ей хотелось, чтобы оно было дальше, на другой стороне, безнадежным и недостижимым. Но нет, оно находилось прямо тут, и она могла почти дотянуться и дотронуться до него, если бы не скрученные руки.
Дарби рванулась в третий раз, но нескоординированно и слабо. Сейчас Эшли было нетрудно ее удержать. Она знала, что это последний рывок, что четвертый раз собраться с силами невозможно. Она уже слишком устала. Эд и Сэнди находились в том же здании, по другую сторону стены, в десяти футах, не подозревая, что сейчас она задыхается в смертельных объятиях убийцы. Она чувствовала, как время замедляется.
Полный и приятный покой навсегда накрывал ее, словно тяжелое шерстяное одеяло. Дарби ненавидела его, настолько в нем было хорошо.
– Расслабься. – Эшли коснулся влажным поцелуем макушки ее головы, грызущей пластик. – Ты старалась по-настоящему хорошо, Дарбс. Отдохни сейчас.
Его отвратительный голос был так далеко теперь. Звучал так, будто Эшли – внутри другой комнаты. Разговаривал с кем-то другим. Душил какую