а.
Вы недостаточно порядочны и честны, чтобы признать, что все ваши духовные переживания — блаженство, благодать, любовь — это тоже виды чувственной деятельности. Любая деятельность мысли, называется она духовной или чувственной, также является чувственной деятельностью. Это всё, что вас интересует. Ваше блаженное состояние — это кайф — кайф «благодетеля человечества». Ты переводишь старушку через дорогу, чтобы заработать дополнительные очки на свой бойскаутский счёт. То, о чём они говорят, это кайф «благодетеля». Бег трусцой тоже приносит кайф. Признаем же это.
В.: Но кому необходим этот кайф?
У. Г.: Он необходим для выживания структуры переживаний, но не для этого тела. Тело отвергает всё это. Оно не хочет ничего подобного.
В.: Структура переживаний отдельна?
У. Г.: Да, она отдельна и находится вне нас. Вы пытаетесь сделать всё частью мыслесферы.
В.: Вы говорите, что индивида нет.
У. Г.: А где индивид?
В.: Я чувствую, что я индивид.
У. Г.: Ты не индивид.
В.: Но всё равно я чувствую себя индивидом.
У. Г.: Твоё чувство ничего не означает. Индивид, о котором ты говоришь, создан твоей культурой. Ты создаёшь этот несуществующий индивид.
В.: Разве я не обособлен от этого тела и того тела?
У. Г.: Нет, ничуть.
В.: Как мы связаны?
У. Г.: Если ты примешь то, о чём я говорю, это будет очень опасная ситуация. Ты потеряешь свою жену, вот увидишь.
В.: Никаких отношений?..
У. Г.: Никаких отношений. Извини…
В.: Я этого не хочу.
У. Г.: Ты этого не хочешь? «Как можно просить этого?» — это всё, что я могу сказать. Ты только лишь пытаешься поместить меня в рамки, называя меня просветлённым. Этот парень [У. Г. показывает на своего гостя из Дели] говорит каждому: «Тут живёт Иисус. Зачем мне ходить в церковь?» Он рехнулся. [Смех] Не кажется ли вам, что все они [религиозные люди] создали неразбериху для нас? Они заложили основу для краха.
В.: Ну а Вы разрушаете их…
У. Г.: Я ничего не разрушаю.
В.: Позвольте, я закончу свою реплику…
У. Г.: Давай.
В.: Будда сказал «Пройди через это». Также Иисус, чтобы достигнуть этого — просветления, или мокши…
У. Г.: Но ты ни к чему не пришёл. Даже те, кто заявляет, что добились этого, на самом деле ни к чему не пришли.
В.: Насколько я понял, нет нужды стремиться к ответам, потому что все ответы происходят на самом деле из ответов, которые у нас уже есть.
У. Г.: Но есть ли способ освободиться от этого механизма?
В.: Разве он не является своего рода составляющей или выражением этого состояния?
У. Г.: Я больше никак не могу указать на опасность, связанную с твоими поисками того, что бы ты ни искал. Понимаешь, есть это самое движение удовольствия. Я не против движения удовольствия. Я не проповедую гедонизм и не выступаю ни за какие «-измы». То, что я говорю, представляет собой угрозу для тебя, каким ты себя знаешь и ощущаешь. Тебе совершенно необходимо подогнать меня под эту систему [Будды, Иисуса и других], а если тебе это не удастся, ты скажешь: «Как он может быть вне этого?» Выход для тебя в том, чтобы либо полностью меня отвергнуть, либо назвать меня мошенником или шарлатаном. Понимаешь, чувство «Как все они могли ошибаться?» не позволяет тебе слушать меня. Или же ты разворачиваешь это по-другому и говоришь, что суть того, что произошло с У. Г. и с ними, — одна и та же, только выражение разное.
В.: Если идти ещё дальше, то я чувствую, что правильное для Вас, в смысле уровня осознания, не обязано быть верным для меня. Вам, возможно, нет дела до меня…
У. Г.: Ты меня нисколько не волнуешь. Ты можешь оставаться в аду, гнить там и делать что тебе вздумается. Я здесь не для того, чтобы спасать тебя. Я не имею в виду лично тебя.
В.: Да, я понимаю.
У. Г.: То, что я говорю, не имеет социального значения. У меня есть мнения обо всём в этом мире. У тебя свои убеждения, и я также могу выражать мнения и суждения о чём угодно. Но мои мнения и суждения не более важны, чем мнения и суждения твоей матери или водителя такси. Думаешь, если ты чиновник НАС[5], то твои мнения имеют больше веса? Я читал лекции о глубинном единстве всех религий по всему миру. [Смех]
В.: Но то, что Вы обнаружили…
У. Г.: Я ничего не обнаружил. Это-то и странно.
В.: А чего Вы хотели, сэр?
У. Г.: Я хотел мокши, как у Будды. Какая, по-вашему, есть у меня или была у Иисуса Христа.
В.: Вы имеете в виду непрерывное состояние счастья. [Смех]
У. Г.: Понимаешь, Будда создал У. Г.; Иисус создал Фрэнка. Не понимаешь, да? Ты не хочешь, чтобы это [У. Г.] исчезло [из твоей системы] и потому держишься за то [Будду, Христа и т. д.] и увековечиваешь это. И то, и другое — одно и то же. Культура создала индивид ради единственной цели поддержания своей непрерывности. Каждый раз, когда ты осуждаешь гнев, это усиливает и укрепляет движение твоей культуры и системы ценностей. Каждый раз, молясь Богу, ты поддерживаешь и увековечиваешь это «я». Культура создала тебя и меня с единой целью поддержания своего статус-кво. Вы не хотите перемен. Вы изобрели нечто, существующее сегодня, и оно будет продолжать своё существование и после того, как вас не станет.
В.: Почему они передают нам это наказание по наследству?
У. Г.: Почему ты передаёшь это наказание своей маленькой дочке?
В.: Вы говорили в своей книге о чакрах, сэр.
У. Г.: Ну, люди задавали мне вопросы, и так случилось, что я на них ответил. Поэтому я называю её ошибкой. [Смех] [Упоминание книги У. Г. под названием «Загадка просветления».][6] Многим хочется подогнать меня под традиционные понятия вещей типа йоги.
Случается так, что слуга захватывает в свои руки управление домом, пытаясь влиять на всё, что в нём происходит. Как-то, каким-то чудом, его вынуждают уйти. Уходя, слуга хочет применить «тактику выжженной земли». Он хочет всё сжечь. Вы хотите, чтобы он ушёл, но он не уходит. Он стал хозяином. Также это [ваша мысль] двигается в определённом ритме, с определённым темпом и скоростью. Внезапно она останавливается, без какого бы то либо усилия воли с вашей стороны, и всё взрывается. Вот и всё, что произошло со мной. С этого момента он [организм] впадает в совершенно естественный ритм и функционирует на свой собственный лад. Вот почему в теле происходят все эти перемены.
В.: Вы хотите сказать, что слуги внутри захватили власть над этим телом?
У. Г.: Слуга снаружи контролирует тебя.
В.: Ну тогда где же взрыв?
У. Г.: Нет взрыва. Там ничего нет.
В.: Но что это за естественное состояние, о котором Вы говорите?
У. Г.: Естественное состояние — это функционирование этого живого организма. Это не синоним просветления, или богореализации, или самореализации. Всё, что здесь осталось, — это вот этот пульсирующий живой организм. И то, как он функционирует, ничем не отличается от комара, сосущего твою кровь.
В.: Это само по себе можно назвать осознанностью.
У. Г.: Нет, не осознанность. Мне не нравится это слово. Это не то, что можно схватить, удержать и выразить посредством твоей системы переживаний. Оно вне поля опыта. Поэтому им нельзя ни с кем поделиться. Именно по этой причине я утверждаю, что он, ты или вот это являетесь средством, с помощью которого то, что я говорю, выражает себя. Но вы искажаете, соотносите и подтасовываете это. Мысль не может не делать этого.
В.: Пытаясь определить, показываете ли Вы нам путь, и правильный этот путь или неправильный…
У. Г.: Нет, когда нет пути, какой смысл в вопросе о правильном или неправильном пути?
В.: Возможно, Вы не можете указать мне путь.
У. Г.: Нет. Если он делает путь из того, что я говорю, это его трагедия. Если он выбирает другой путь, это его беда.
В.: Давайте поговорим о теории Большого взрыва Вселенной.
У. Г.: Я ставлю под вопрос теорию Большого взрыва.
В.: Но Вы знаете, что сначала все мы были атомами.
У. Г.: Я ставлю под вопрос даже элементарные частицы.
В.: В Вашей первой книге Вы говорите об ионизации мысли и взрыве.
У. Г.: С тех пор понимание происходит не посредством инструмента, который мы постоянно используем, чтобы понимать, — не посредством интеллекта. Мы веками развивали и оттачивали интеллект. Так вот, он [интеллект У. Г.] понял по-своему, что он не инструмент, что нет другого инструмента и что понимать нечего. Мой вопрос состоял в том, как использовать этот интеллект, чтобы понять то, чего я искал. Но он не помог мне понять что бы то ни было. Поэтому я искал какой-то другой инструмент понимания, то есть интуицию, то, сё, пятое, десятое. Но я осознал, что это единственный инструмент, который у меня есть; и надежда, что я пойму нечто посредством другого инструмента, на каком-то другом уровне, каким-то другим образом, исчезла. Меня осенило: «Нечего понимать». Когда это случилось, оно поразило меня, как удар молнии. С того самого момента с самой потребностью что-то понимать было покончено. Это понимание как раз и выражается сейчас. И его нельзя использовать как инструмент, который бы направлял, подсказывал или помогал мне, тебе или кому-то ещё.