Так что же нам делать? У меня нет ответа. Мне его не дали. Никто не отбирал и не избирал меня на роль спасителя человечества. Все эти разговоры о неизменном, вечном, совершенном человечестве не имеют абсолютно никакого смысла для меня. Меня интересует только то, как мы функционируем прямо сейчас.
Это [тело] вовсе не думает в понятиях сотни лет, или двухсот лет, или даже завтра. Нет, оно всего лишь заинтересовано в том, чтобы выжить сейчас. Если оно сталкивается с опасностью, оно включает всё, что у него есть, все свои ресурсы, чтобы выжить в этой конкретной ситуации. Если оно выживет в этот момент, у него будет следующий момент. В этом его собственная награда — продолжать жить ещё один момент. Таким вот образом тело функционирует сейчас. Не стоит ломать голову и изобретать философии момента, ситуационные модели и всё такое. Тело функционирует от момента к моменту, потому что сенсорные ощущения и реакции также происходят от момента к моменту. Каждое ощущение или реакция независимы. Какова цель этого тела, зачем оно существует, куда всё это может вести, я на самом деле не знаю. У меня нет способа выяснить это. Если ты думаешь, что знаешь, удачи тебе!
Так какой смысл суетиться, пытаясь остановить рост генной инженерии? Скажи мне.
В.: Нет, мне просто интересно, правильный ли шаг мы делаем, в верном ли направлении?
У. Г.: Ну, какая мотивация стоит за всеми этими исследованиями? Скажи мне.
В.: Хотелось бы думать, что это здоровое стремление к знанию ради удовлетворения любопытства и просто ради удовольствия.
У. Г.: Но этим всё не заканчивается.
В.: Правда. Другие люди, политики и им подобные, эксплуатируют результаты нашего труда.
У. Г.: Я боюсь, ты не можешь вот так легко оправдать самих учёных. Эйнштейн содействовал тому, чтобы Рузвельт сбросил атомную бомбу. «Если не Вы, то они это сделают», — сказал он. Он дал такой совет из-за своего презрения к Германии и из благодарности Соединённым Штатам, которые помогли ему преуспеть в его работе и достичь потрясающих результатов. Потом он сожалел об этом совете. Но это не имеет значения.
В.: Да, но как учёные, я думаю, мы должны соотносить затраты, риск и пользу всего, что мы делаем. Я химик. Я боюсь, что у нас, химиков, не очень хорошая репутация благодаря нынешней экологической ситуации. Но наше намерение было не в том, чтобы загрязнять атмосферу…
У. Г.: А тебе не кажется, что это загрязнение идёт рука об руку с вашими исследованиями? Где ты проводишь границу?
В.: Это сложно, очень сложно сказать.
У. Г.: Этим экологическим проблемам позволили дойти до такого глубочайшего кризиса, что они теперь далеко за пределами того, с чем кто-либо, даже экологи, могли бы справиться. Выгляни в окно. Полюбуйся на тошнотворные выхлопы, ядовитый воздух. Заводы выбрасывают миллионы тонн смертельных отходов.
Здесь загрязнений больше, чем в западных странах. Нужно много денег, чтобы очищать выхлопные газы от всех отравляющих химических веществ. Эти компании и не подумают наводить порядок по своей воле. Ты думаешь, всё это колышет «Дженерал Моторе» и остальных? Если бы у меня были акции в какой-нибудь компании, а их у меня вообще-то нет, я бы хотел получать дивиденды, а не счета за расходы на очистительные сооружения. Любой руководящий состав, который бы взялся пропагандировать корпоративную ответственность, тут же остался бы без своих должностей. Как владелец акций, я бы требовал дохода, и всё тут. Мне было бы плевать на всех этих людей, животных и растения.
Теперь стало модно быть экологом. Речи принца Филиппа о спасении китов звучат для меня как анекдот. А речи королевы Анны о спасении тюленей! Что это они их стали волновать? Если то, что я читаю, верно, то на сегодняшний день сохранилось только пятнадцать процентов всех видов животных, когда-либо живших на планете. Все остальные виды вымерли. Осталось лишь пять процентов от когда-то существовавших видов растений. Таким образом, исчезновение видов в порядке вещей для природы. Возможно, человеческому виду давным-давно следовало бы исчезнуть. Я не знаю. Теперь слишком поздно. Только один этот вид увеличивает процент вымирания всех других видов сверх того, что раньше сложно было бы и представить. «Я»-сознание, присущее человеческому виду, идея, что мир был создан лишь для человека, — вот настоящая проблема. Бесполезные экологи формируют группировки, ходят на митинги, собирают средства, открывают фонды, основывают организации, которые стоят миллионы, с президентами и вице-президентами, и все они делают на этом деньги. Это может показаться вам очень циничным, но факт в том, что реальной силы они не имеют. Решения от них не зависят. Проблема вне их контроля. Правительства обладают властью, чтобы что-то сделать, но они не заинтересованы.
В.: Но сообщество учёных имеет определённое влияние…
У. Г.: Нет, извини. Можешь назвать меня циником, но циник — это реалист, который твёрдо стоит на земле. Ты не хочешь видеть реальное положение вещей.
В.: Кто-нибудь мог бы поспорить, что человечество, возрождённое не с помощью науки, а посредством любви, — это наша единственная надежда.
У. Г.: Я всё же утверждаю, что не любовь, сострадание, гуманизм или братские чувства спасут человечество. Нет, совсем нет. Если что-то и может спасти нас, так это исключительно страх вымирания. Каждая клетка живого организма сотрудничает с соседней клеткой. Для этого ей не нужны никакие чувства или провозглашения вечной любви. Каждая клетка достаточно мудра, чтобы понимать, что, если погибнет соседняя клетка, погибнет и она. Клетки действуют сплочённо не из любви, братства и тому подобного, но благодаря острому побуждению выжить.
То же самое у нас, только в большем масштабе. Вскоре все мы будем знать одну простую вещь: если я попытаюсь уничтожить тебя, мне самому тоже не выжить. Мы видим, что нынешние сверхдержавы подписывают конвенции по контролю над вооружениями, рвутся заключать соглашения о ненападении и т. д. Даже драчливые заправилы, что взяли под свой контроль мировые ресурсы, уже помалкивают о победоносной ядерной войне. Даже заносчивые и разбойничьи Соединённые Штаты сменили пластинку. Они уже не говорят, как двадцать лет назад, при Даллесе и прочих поборниках холодной войны, о «массированном возмездии». Если почитать «Тайм», то там сейчас не говорится о США как о могущественнейшей, сильнейшей и непобедимейшей нации из всех. Их теперь называют «одной из сверхдержав».
В.: Но США — это единственная страна, которая действительно использовала «Бомбу» в войне. Нет никакой гарантии, что…
У. Г.: Я не доверяю американцам. Если бы Америка была проигрывающей стороной в большой войне, никто не знает, как бы она поступила. Я лично ничуть не беспокоюсь: если американцы вздумают взорвать мир, я готов исчезнуть вместе с ними и со всем остальным миром. Но суть не в этом. Я вполне убеждён, что русские не взорвут мир. Они уже столько выстрадали: они не понаслышке знают об ужасах войны. Они были оккупированы, они потеряли двадцать миллионов своих граждан, в то время как американцы потеряли несоизмеримо меньше жизней и в результате войны обрели огромную власть, пожертвовав лишь малой долей своих природных ресурсов. Гитлер в мгновение ока создал полную занятость в США.
Америка забрасывала бедных вьетнамцев бомбами, которые обошлись ей в 101 миллиард долларов. Именно эта война подорвала доллар. Каждый раз, когда вьетнамский парень в сандалиях сбивал из своего автомата самолёты, стоившие миллионы и миллионы долларов, это была утрата не только бумажных денег, но также и материальных ресурсов Земли.
Та же самая история и здесь, в Индии. А мы всё равно называем её страной ненасилия! Для меня это просто анекдот. Что же нам делать, сэр?
Это вы, учёные, контролируете судьбу мира, а не эти гуру, не эти религиозные деятели. Судьба мира в ваших руках, а не в руках правительства. Но средства на ваши исследования вы получаете от них. Они тянут за верёвочки. Так что же нам делать? Ситуация столь ужасна. Что нам делать? Я хочу знать. А мы все играем друг с другом в «Кто сильнее?».
В.: Но без сомнения, несмотря на наше стремление к власти, добрые дела возможны?
У. Г.: Какие добрые дела?
В.: Что угодно, к примеру, просто посадить кокосовую пальму…
У. Г.: Но парень, который посадил эту пальму, не вкусит её плода. Им насладятся будущие поколения. Ты думаешь, это одно и то же, потому что тебя радует продолжение, которое ты получишь в их лице. Я ничего не имею против этого. Прокладывайте дороги, копайте тоннели и всё такое для будущих поколений… Я всего лишь отмечаю, что может и не остаться никого, кто будет наслаждаться этими прекрасными вещами!
В.: Я пытаюсь понять вот что: он делает это с добрыми намерениями или его подталкивает к этому власть?
У. Г.: Почему ты делаешь то, что делаешь? Если я задам этот вопрос тебе, какой будет ответ?
В.: Возможно, мои действия вызваны моим желанием власти?
У. Г.: Это ты мне скажи. У меня нет ответа.
В.: Я постоянно ввожу себя в заблуждение.
У. Г.: Точно, именно на это я пытаюсь обратить твоё внимание. В этом нет ничего плохого. Я на твоей стороне. Делай, что должен делать, но не прикрывайся гуманизмом, братской любовью, самопожертвованием и тому подобными утешительными идеями. В то же время я говорю тебе, что судьба планеты — в руках сегодняшних учёных, а не в руках мистиков и святош, которые болтают о том, чтобы изменить мир и создать рай на земле. Эти идеи, полные чистейшей поэтической фантазии, и превратили это место в ад. Я вверил всё это учёным. Вот и скажи мне. Что ты собираешься делать?
В.: Мне приятно, что вы питаете такую веру в учёное сообщество.