Придя домой, я замочил окаменевшую одежду в ванне и лишь потом положил вещи в стиральную машинку. Советская «Эврика» крякнула и медленно закрутила барабан, смывая грязь с репутации хорошего сына, который никогда не подвергает себя опасности.
Прыжок над бездной
Жизнь подростка в 90-х была пропитана опасностью. Однажды мы сидели в бревенчатом домике на детской площадке, пытаясь раскурить отсыревшие сигареты «Космос». Внезапно рядом раздались сухие хлопки. Закричала женщина, лязгнуло стёклами резко закрытое окно. Женька-музыкант выглянул на улицу.
– Убегает какой-то мужик, – сообщил нам разведчик.
Из-за угла раздался скрип автомобильных покрышек. А потом – полная тишина. Мы выскочили наружу. На узкой пешеходной дорожке, широко раскинув руки, лежал человек в чёрном плаще. Возле него на траве – закрытый чёрный дипломат. По асфальту медленно растекалась тёмная лужа крови.
Через год в соседнем подъезде взорвали бизнесмена. Бомбу оставили на пожарном балконе. Пострадавших не было, но весь двор засыпало битым стеклом. «Предупреждают», – сказал тогда дядя Гарик. Армяне появились в нашем доме то ли после землетрясения, то ли спасаясь от бакинской резни, они всегда были в курсе последних разборок. Объясняли нам правила зарождающегося нового порядка, который в Закавказье пришёл немного раньше.
В нашем лексиконе появлялись новые слова: киллер, плётка, заказ. Мы сами, пытаясь удивить друг друга, придумывали всё новые развлечения на грани. Например, на грани крыши панельной многоэтажки большой компанией решили поиграть в салочки. Тёплый летний вечер, оранжевый закат. Дюжина пацанов и девчонок убегали друг от друга на залитой липким гудроном плоскости. Хлипкий забор из тонкого металла вряд ли удержал бы от падения, а пробежать по самому краю было для нас очередной проверкой на слабо.
Меня осалили, и я быстро выбрал жертву: Гудок оказался ближе всех и явно выглядел уставшим. Но сдаваться он не собирался. Сделав два полных круга, я никак не успевал его осалить: догонял, протягивал руку, но он каждый раз прибавлял скорость. Пальцы проскальзывали в нескольких сантиметрах от его футболки.
Разозлившись, я сделал очередной рывок и в прыжке нечаянно толкнул его в спину. Ноги убегающего Гудка переплелись, он потерял равновесие и рыбкой полетел вперёд. Туда, где заканчивается крыша.
– Гудок, – закричал я, пытаясь остановиться. – Тормози!
Но Гудок всё ещё летел. Приземлившись в метре от обрыва собственной жизни, несчастный выставил вперёд локоть, неестественно изогнулся и попытался остановиться. Но скорость была слишком велика. Головой он ударился в символический заборчик и выбил вниз целую секцию. К счастью, препятствие помогло ему сбросить скорость и, выкатившись по грудь за край крыши, Гудок остановился.
Мы оцепенели. Макс первым пришёл в себя, подбежал к доступной для спасения половине Гудка и схватил его за ногу. Я держал вторую.
– Давай, шевели задницей влево-вправо, – скомандовал Макс куда-то вниз, за пределы крыши. – А мы с Поэтом будем подтягивать тебя за ноги.
Упёрлись ногами в шершавый гудрон – и вытащили.
Трудно представить, что чувствует человек, головой вперёд вылетающий с крыши двенадцатиэтажки. Гудок дрожал и хныкал. С предплечья капала кровь – от кисти до локтя глубоко была поцарапана кожа. Это цена спасения. Я обнял друга:
– Офигеть, думал, ты упадёшь вниз. Больше никаких салочек на крыше.
Память ребёнка быстро стирает негатив, и вот мы уже сидели «в утробе» Краснолужского моста окружной железной дороги. Это одно из любимых мест нашей тусовки, мост можно переходить сверху по широким металлическим аркам и, стоя на самой верхней точке, смотреть на город. А можно путешествовать по конструкциям в подбрюшье моста. Мы сидели на корточках, а впереди был разрыв между секциями, и нам очень хотелось его преодолеть. Всего несколько метров – и попадёшь в неизведанный закуток, где до тебя никто ещё не был. А дальше удобный спуск вниз, до самого асфальта.
– Мы с Клопом там уже лазили, – нагло соврал я друзьям.
Желание обескуражить всех собственной смелостью – ещё одна особенность нашего детства. Тем более Клоп недавно переехал в другой район, опровергнуть моё утверждение было некому.
– Да ты гонишь, – не поверил мне Тима. – Я знаю этот угол, туда никак не попадёшь. Разве что прыгнув отсюда. Но таких безбашенных на Мосфильме ещё не было.
– Отсюда и прыгали, – продолжал бахвалиться я, отступать уже поздно. – Стрёмно, конечно, но разок рискнули.
– Чего уж разок, – загорелся мелкий Славик. Он хоть и мелкий, а мозги работали и с языком неплохо склеены. – Где один, там и два. Тем более покажешь нам, как прыгать, ты ведь уже «умеешь».
Он издевательски растянул последнее слово. Вот так на пустом месте меня и поймали, подвесили над мутными водами Москвы-реки пацанскую честь. Теперь сдать назад не получится, некуда. В спину упирались стальные конструкции моста Его императорского Высочества Николая Второго.
Секунды на раздумье. Заметил, что к мосту приближалась длинная баржа с огромной кучей песка. Если прыгнуть в тот момент, когда она будет проплывать внизу, можно смягчить падение.
– Ну давайте, но если я прыгаю, прыгают все, – сделал я ответный ход. – Не зассыте?
Вот она, любимая пацанская игра на нервах друг друга: кто первый прогнётся, начнёт юлить. Я видел, как друзей на секунду опрокинуло замешательство. Но Тима решил идти до конца:
– Прыгнем, прыгнем, ты, главное, пример покажи.
Карты розданы, козырь определён. Я примерился к прыжку. Площадка, на которую надо попасть, была расположена в трёх метрах напротив и на метр ниже меня. Приземлиться ногами практически невозможно, зацепиться руками тоже не за что, всем телом ударишься об ограду. Зато справа шла в сторону тонкая длинная арматура, напоминающая турник. Если удастся повиснуть на ней, схватившись обеими руками, есть шанс удержаться. Тем более арматура слегка прогнётся и сработает как амортизатор.
Сердце выскакивало из груди. Я долго примерялся, ожидая, когда баржа окажется прямо под мостом. Кожей чувствовал, как растёт градус напряжения. Назад дороги нет.
Разбежался и прыгнул. Не видел и не слышал ничего вокруг, всё внимание было абсолютно сосредоточено на спасительной железной планке, за которую нужно было крепче крепкого зацепиться выставленными вперёд кистями рук с широко растопыренными пальцами.
Удар, сильный рывок, улетающие вперёд и вверх ноги, резкая боль в ладонях, будто разом сорвало несколько мозолей. Металлический скрежет арматуры. Рывок тела назад. И внезапное понимание того, что жив, получилось, и теперь осталась самая малость – снова раскачаться и прыгнуть немного вперёд и вниз, на заветную ровную поверхность.
О, это предательское ощущение ватных ног, когда, кажется, опасность уже позади и до спасения остался один шаг. Оказывается, ватными бывают даже руки. Не прыжок, а эта внезапная слабость чуть не стоила мне здоровья и, вероятно, жизни. Сердце в груди вновь перешло на галоп.
– Спокойно! – ободряюще крикнул Тима.
Я собрался, не отпустил железяку. Раскачался, как требовалось, разжал ладони и с громким шлепком пластиковой подошвы приземлился на площадку. Теперь меня и друзей отделяла пропасть.
– Ну ты, блин, крутой, – выдохнул Макс.
Наступил звёздный час моего пацанства. Для закрепления эффекта в такие моменты лучше проявить великодушие:
– Я сейчас тут всё подробно осмотрю и слиняю вниз, а вы не прыгайте, не надо, дело опасное и мелкие точно не вытянут, сорвутся.
Вот так, всё-таки не удержался и ввинтил Славику в ответ острую шпильку. Нечего старших на словах подлавливать.
Мост, кстати, был пограничной территорией. Отголоски старой русской забавы «а ты из какой деревни?» с новой силой зазвучали в перестроечной Москве. Выходить за границы микрорайона не было безумием, как, например, в Казани, но вероятность попасть в неприятную ситуацию увеличивалась кратно. Каждый из нас отлично знал эти неписаные границы: Мосфильм с одной стороны подпирала агрессивная Потылиха, с другой – более покладистый, но временами непредсказуемый район Довженко. Каждый из нас как минимум несколько раз за год либо убегал от толпы напористых сверстников в чужом районе, либо сам вытряхивал мелочь из карманов нечаянно забредших на нашу территорию чужаков.
В наше время это называлось обуть. Обуть могли и буквально – на кроссовки или на красивую кофту, могли снять с руки электронные часы, но чаще отбирали то, что лежало у тебя в карманах: от вкладышей до электронной игры «Ну, погоди» и, конечно, денег. Самым опасным местом была площадь Киевского вокзала, на которой орудовали многочисленные банды подростков, а нам приходилось регулярно там появляться, чтобы попасть в метро. Поэтому, подъехав на троллейбусе к вокзалу, главной задачей было как можно быстрее нырнуть в подземный переход и оказаться за стеклянными дверьми вестибюля. На обратном пути задача стояла посложнее, так как иногда ждать троллейбуса приходилось более получаса. Поэтому я предпочитал возвращаться домой через станцию «Университет» – ехать чуть дольше, зато намного безопаснее.
Однажды в середине 90-х мы на железнодорожном мосту прессовали монеты. Деньги в то время настолько обесценились, что самым разумным вариантом распорядиться десятирублёвой монетой было положить её на рельсы и, дождавшись поезда, получить бесформенную пластину с расплющенной двухголовой курицей. Нас было четверо: я, Макс, Тима и мелкий Руслик. Каждый положил свою монету и ждал, пока набравший ход километровый товарняк наконец покажет хвост и можно будет прыгнуть на рельсы. Но когда проехал последний вагон, мы оказались нос к носу с толпой серьёзных ребят. То, что это бойцы с Потылихи, сомнений не было. У одного из них покачивалась в руке велосипедная цепь. У других на кулаках чётко просматривались кастеты. Смена картинки оказалась настолько неожиданной, что несколько секунд мы молча стояли друг напротив друга. «Так удав гипнотизирует свою жертву», – скажет любитель избитого сюжета.