Несомненный плюс дежурства заключался в том, что тебя на весь день снимали с уроков. Наведя порядок в гардеробе после утреннего шабаша, нужно было поддерживать дисциплину на переменах. Точнее, постараться вовремя попасть на место какого-нибудь происшествия. Один раз взволнованная одноклассница сообщила, что на втором этаже в коридоре собирается огромная куча-мала. Игра в кучу-малу, когда весь класс запрыгивал друг на друга, формируя живую гору из тел высотой до метра, была обычным делом. И всё бы ничего, но оказавшиеся в основании кучи периодически получали травмы, поэтому учителя инструктировали дежурных сразу же пресекать эту забаву.
– Айда на второй, – крикнул я своему напарнику, и мы понеслись вверх по лестнице.
В холле перед нами предстала впечатляющая картина: более двадцати пацанов карабкались друг по дружке, формируя живую, находящуюся в постоянном движении кучу тел. Девочки стояли вокруг, хихикая и обсуждая подробности.
– А ну расходись, – строго крикнул мой одноклассник, и мы принялись растаскивать кучу, вытягивая семиклассников за ноги и отбрасывая их в стороны. Увидев, что мы значительно проредили завал, и поняв, что на место происшествия вот-вот подойдёт завуч, младшие пацаны стали разбегаться. Двоих самых нерасторопных Анастасия Константиновна всё-таки перехватила у лестницы и, крепко удерживая за руки, повела к директору.
Бывало, что ты сам оказывался по другую сторону баррикад. Так, одно время на переменах особую популярность приобрела игра «в коняшки». Один пацан исполнял роль лошади, второй, сидящий у него на спине, олицетворял рыцаря. Участники турнира разбегались с разных концов коридора, чтобы столкнуться ровно посередине. Задача была простая – сбить рыцаря противника, а то и обоих, при этом самим требовалось удержаться на ногах и «в седле». Если после первого удара никто не падал, начиналась рукопашная схватка, где противников дёргали, стаскивали, а «лошади» ставили друг другу подножки и щедро отвешивали пинки.
Однажды в момент затяжного единоборства, когда наши противники отпрыгнули назад, чтобы вновь разогнаться и таранить нашу оборону, мы пропустили мощный навал. Мой «конь» не выдержал удара, и мы начали опрокидываться назад. Как назло, за спиной возвышался подоконник, над которым сверкало в лучах весеннего солнца помытое бабой Валей окно. Падая, я спиной разбил первое стекло и, к счастью, упёрся во второе. Как оно выдержало и спасло меня от неминуемого кульбита вниз головой с третьего этажа, об этом я думаю до сих пор. Мимо, справа и слева, со звоном оседали вниз осколки. Я открыл глаза и увидел, что прямо надо мной висит, словно лезвие гильотины, кривой кусок стекла.
– Вытаскивай меня скорее, Саня, – срывающимся голосом крикнул я.
Товарищ поднатужился и сумел вытянуть меня из неестественного положения чуть вперёд. Без сил мы упали на пол. Удивительно, но на мне не оказалось ни одной царапины. Когда мы отряхивались и ждали неминуемого визита к директору, тот самый кусок стекла оторвался от рамы и со звоном упал вниз.
– Там должна была быть твоя шея, – кивнул в сторону разлетающихся осколков один из собравшихся вокруг зевак.
– Если бы не мой верный конь… – нервно улыбнулся я, и мы с ним, опустив головы, пошли получать заслуженное наказание.
Наконец, самая большая конкуренция среди дежурных была за два места у парадных дверей. И пусть в школу требовалось приходить за сорок минут до первого звонка, зато на весь день мы становились уважаемыми людьми с красными повязками, обладали правом не пустить в школу забывчивого или опоздавшего ученика. Куда шли те, кого мы с напарником не пускали за знаниями? Конечно же, возвращались на горку. Но теперь, когда ты весь день свободен, можно было зайти домой за санками или за мечтой всех моих сверстников – снегокатом.
Санки были почти у каждого. Сначала тебя возили на них в детский сад и обратно, потом ты начинал гулять один, и важным признаком взросления было открутить от санок железную спинку.
«Маменькин сынок прикатил свою карету», – язвительно усмехались над теми, кто стыдливо тащил за собой санки с неоткрученной спинкой. На таких нельзя было ехать стоя, поставив ноги на полозья и удерживаясь за натянутую верёвку, не получалось и на животе, плашмя запрыгнув на санки с разбегу. Зная, как отпрыски начинают кататься на санках без спинки, родители отчаянно сопротивлялись её откручивать. Но в итоге мы всегда добивались своего.
Катаясь на животе, устраивали настоящие гонки. Выглядело это так: несколько пацанов выстраивались в шеренгу перед прочерченной на снегу линией, «судья» поднимал вверх красный флажок с надписью «Мир, труд, май», внизу у такой же черты ждал победителя судья на финише. Разбежавшись, предстояло со всей силы опуститься животом на разноцветные доски санок, схватиться руками за каркас и лететь вниз, надеясь на скорость разгона и силу тяжести. Однажды я немного не рассчитал и так ударился подбородком об алюминиевую перекладину, что из глаз посыпались искры, а из нижней губы потекла кровь. Победу в заезде я праздновал, сплёвывая на снег кровавые слюни.
С чёрной завистью все смотрели на счастливых обладателей снегокатов. Из нашей компании он был только у Тимы, зато какой. Редкий экспортный экземпляр под названием «Чук и Гек». В отличие от более распространённого «Аргамака», у него был не круглый, а велосипедный руль и две отдельные педали тормоза, нажатие на которые так вспахивало снег, что за несущимся вниз наездником поднимались белоснежные брызги. Прокатиться на снегокате было заветной мечтой каждого, у кого его не было. На любой горке можно было увидеть гордый профиль поднимающегося наверх пацана со снегокатом и семенящих за ним просителей, повторяющих одну и ту же фразу: «Ну пожалуйста, ну дай прокатиться».
Прокатиться хозяева давали редко: во‑первых, чтобы не делиться статусом избранного, во‑вторых, чтобы снегокат не сломали. «Ты же не умеешь обращаться с такой сложной техникой», – это много раз слышал каждый из нас. В лучшем случае счастливчики позволяли сесть вторым сзади, и вы неслись вниз, обгоняя и подрезая медленные санки. У наивных владельцев, оставивших свой снегокат на горке без внимания или на ночь в общем коридоре, его регулярно воровали. Пропажа снегоката считалась более страшным горем, чем угон велосипеда.
Нагулявшись на морозе, мы периодически забегали погреться в подъезд. Сидя на лестнице или подоконнике между этажами, мы разговаривали, смеялись, играли в города. Поднимая глаза вверх, я каждый раз не уставал удивляться: почему весь потолок утыкан прогоревшими спичками, кому и как их удалось туда забросить, почему они сумели догореть, оставив вокруг себя чёрный круг.
Однажды, когда мы сидели на шершавом потрескавшемся подоконнике, я спросил друзей:
– Пацаны, а что это за тема со спичками? Как их втыкают в потолок горящими?
– Ты чего, не в курсе? – удивлённо поднял брови Гудок. – Это же каждый с детского сада умеет.
– Да фиг знает, прошло мимо меня, – пожал плечами я. Неудобно было признаваться, что мама сидела со мной до первого класса.
– Ну ты даёшь, – присвистнул Тима. – Руслик, покажи ему, а то так и вырастет неучем.
– Ха, мелкий большого учит, – прыснул Гудок.
– Давай, давай, показывай, – кивнул я Руслику и огрызнулся на Гудка: – А ты сейчас в лоб получишь.
Руслик достал из-за пазухи коробок спичек, хорошо послюнявил серную головку, затем пальцем собрал со стены комок побелки и обернул его вокруг серы. Треть спички стала белой и толстой.
– Теперь главное – поджечь! – комментировал он по ходу дела.
– Сильно только чиркай, – посоветовал Тима.
С третьего раза у Руслика получилось – спичка полыхнула и начала сильно дымиться, он подпрыгнул и бросил её в потолок. Расплавленная побелка приклеилась к бетонной плите, спичка при этом продолжала гореть. Через несколько секунд из потолка торчала причудливо изогнутая головешка, вокруг которой красовалось свежее чёрное пятно.
– Будешь пробовать? – протянул мне коробок спичек Руслик.
– Нет, – покачал головой я, – теперь я понимаю, как это делается.
Зимой, если ты был не на горке и не в подъезде, значит, ты либо строил снежную крепость, либо штурмовал её снежками. Вообще, снежки во дворе свистели над головой каждую минуту, поэтому зимой приходилось быть постоянно начеку. Снежок – не булыжник, но слепленный из мокрого снега, а ещё многократно выжатый, обретает практически каменную плотность. Получить таким в лоб, значит, гарантированно заработать шишку, а ещё могли подбить глаз или расквасить нос. Тот, кто усмехнётся, услышав, что снежок может быть серьёзным оружием, дважды неправ. На этот случай у меня есть две истории, и обе – про моего одноклассника Серёгу, одарённого с детства богатырской силой и потрясающей меткостью.
Про то, как он забрасывал гольф-мячик на крышу девятиэтажки, ходили легенды. А зимой однажды после школы мы стояли на детской площадке далеко за школьным забором. Зашла речь про снежки, про дальность и меткость броска. Как всегда, вскоре все начали упрашивать Серёгу: «Давай, покажи нам класс!» Серёга сначала отнекивался, но потом заметил на школьном крыльце нашу одноклассницу Бойцову, которая о чём-то разговаривала с завучем. Бойцова была отличницей и обладала надменным нравом. Тем более в этот день она не дала Серёге списать на контрольной.
– Ладно, давайте попробуем, – сказал Серёга и бросил ранец на снег. – Вырубим Бойчиху.
Он слепил из мокрого снега увесистый снежок, зажмурил один глаз, отошёл назад и с большого разбега запустил его в облака. Мы замерли. Тянулись секунды, но ничего не происходило. Вдруг я увидел, как вдалеке, на школьном крыльце, над головами беседующих учительницы и ученицы разлетелись снежные брызги, а Бойчиха осела на ступеньки.
– Ты её вырубил, – прокричал громким шёпотом мой одноклассник Вадим.
Мы отвернулись и стояли молча, глядя себе под ноги, хотя это было явно лишним, на нас в этой ситуации никто бы не подумал, мы стояли слишком далеко. Краем глаза я заметил, что Бойчиху поставили на ноги, кто-то принёс из школы стакан воды, завуч бегала по школьному двору, пытаясь отыскать виновника.