– Приплыли, – нарушил молчание Макс.
– Да уж, – согласился с ним Тима. – Может, дверь вынесем?
– Не выйдет, крепкая. – Макс попробовал плечом железную дверь.
Я посмотрел наверх: винтовая лестница круто поднималась к ржавому железному баку и там упиралась в решётку. Дотянуться до окон было нереально.
– Кажется, мы так и будем ждать своих хозяев, – подытожил я.
Через час личинка замка снова пришла в движение. Троица в чёрной униформе и пыльных берцах на этот раз вернулась без улова.
– Вот так, кроме вас, дурачков, желающих полакомиться морковкой нет. Все уже в курсе, чем это чревато, – усмехнулся главарь.
– Отпустите нас, пожалуйста, – жалобно сказал я. – Нам домой пора, родители нас будут искать.
– Витя, у нас сигареты кончились и пивка охота, – кивнул главарю мордоворот. – Отправим одного в магазин, а двоих оставим для гарантии. Если убежит с деньгами, отрежем им головы. – Охранник усмехнулся, показав неровные гнилые зубы.
– Хорошая идея, – ответил главарь, чуть поразмыслив.
– Ты пойдёшь, – показал он пальцем на Макса. – И только попробуй не вернуться, твоим дружкам точно конец.
Максу написали на бумажке марки сигарет и количество пачек, пива надо было взять девять бутылок.
– Как же я их донесу? – изумился Макс.
– Морковь тащил – и пиво дотащишь, – сплюнул на земляной пол главарь. – На вот тебе мешок от картошки.
Началось томительное ожидание. Охранники сказали, что до «стекляшки» Макс будет идти полчаса, а обратно, нагруженный, ещё дольше.
– А если он не вернётся? – шепнул я на ухо Тиме, и по спине пробежал неприятный холодок.
– Вернётся, – так же шёпотом ответил мне Тима. – Друзья своих не бросают.
Минуты тянулись, один из охранников поднялся по лестнице под крышу и попеременно вглядывался в окна, высматривая нарушителей. Двое других достали карты и, смачно матерясь, резались в дурака.
Наконец за дверью послышался звон бутылок.
– Ваш-то вернулся, – откладывая колоду, сказал главарь. – Такого можно в разведку брать.
Потный Макс с трудом затаскивал внутрь мешок с пивными бутылками. В раздутых карманах угадывались очертания сигаретных пачек.
– Сдача. – Макс положил на деревянный ящик купюры и мелочь.
– Ну что же, считаем грех преступления искупленным, – подражая священнику, нараспев затянул главарь. – Бегите, упыри, вы свободны. Но больше не попадайтесь!
Под лучами вечернего солнца мы неслись вдоль стройных рядов морковной ботвы в сторону метро. У кромки поля Тима оглянулся и быстрым движением вытащил из земли неожиданно крупную морковку.
– Вот вам, суки, поняли? – крикнул он в сторону охранников и смачно сплюнул на частную собственность.
В другой раз мы шатались около железной дороги. Хоха предложил пойти в сторону станции Матвеевская, и мы неспешно прогуливались вдоль маневровых путей.
– Медвежий угол, – отметил Тима. – Ни тепловозов, ни железнодорожников.
– Зырьте, какой экземпляр! – вдруг восторженно закричал Макс и замер, указывая пальцем на появившуюся за деревьями монументальную конструкцию.
Опираясь четырьмя широко расставленными ногами на рельсы, перед нами возвышался железнодорожный кран. С подвешенной посредине кабиной он напоминал робота-трансформера из американских мультфильмов.
– Вот это аппарат мечты! – присвистнул Тима. – Всегда хотел залезть к такому в кабину.
– В принципе можно исполнить, – огляделся по сторонам Макс. – Народу-то никого.
– Не, ребзя, я пас. – Мне эта идея сразу не понравилась: кран просматривался издалека, и забирающиеся на него малолетки могут привлечь внимание.
– Тогда вы с Хохой на шухере, а мы с Максом на кран, – скомандовал Тима.
– Почему это я на шухере, я тоже всю жизнь о кабине мечтал, – недовольно пробубнил Хоха.
– Если будет всё спокойно, мы тебе свистнем. Поэт не пойдёт, ему ссыкотно, – пообещал Тима.
– Не ссыкотно, а не хочется попадать на пустом месте, – обиделся я.
– Главное не попАдать с крана, остальное пустяки, – сострил Макс.
Мы с Хохой залегли в кустах со стороны единственной подходящей к путям дороги. Макс и Тима, пригнувшись, начали движение к железнодорожному исполину. Через несколько минут на лестнице, ведущей в кабину, одна за другой промелькнули тени.
– Они внутри, – шепнул я.
– Ага, – так же шёпотом ответил Хоха.
Потом долго ничего не происходило, и мы порядком устали ждать, как вдруг раздался резкий металлический звук, после которого кран… поехал. Продвинувшись по рельсам несколько метров и пронзительно заскрипев колодками, исполин остановился. Раздался протяжный, похожий на школьный, звонок.
Мы с Хохой заволновались. Привставали, вглядываясь в происходящее на путях и оглядывались на дорогу, потом снова прятались в траву. Буквально через минуту послышался топот и голоса, и я увидел, как со стороны станции по шпалам, бухая кирзачами, бегут несколько железнодорожников. Зажатые в их руках монтировки не сулили моим друзьям ничего хорошего. Предупредить товарищей об опасности было поздно, мы бы лишь выдали себя.
– Атас, – прошептал я скорее себе, чем друзьям.
– Кидаешь отмазку, – говорил мне Макс в образе совести много лет спустя.
– Не, ни фига! – отвечал я. – Обосную: их было человек пять, трое полезли бы за вами, двое тут же бросились бы к нам в траву. И не осталось бы ни одного свидетеля вашего плена.
Мы с Хохой залегли, а первый железнодорожник уже поднимался по лестнице. Мгновение – и вот уже дверь в кабину открылась, Макса с Тимой за шкирку стаскивали вниз.
– Капец, – прошептали мы с Хохой хором.
Под конвоем ребят увели в здание.
– Что будем делать? – озадаченно спросил Хоха.
– Если б я знал, – раздосадованно сказал я. – Будем ждать, что ещё остаётся. Уйти мы не можем, это не по-пацански. Пойти внутрь тоже – что мы там скажем. Мол, лежали на шухере, пока наши друзья угоняли железнодорожный кран.
Через полчаса ситуация ухудшилась – к станционному домику подъехал милицейский «бобик». Два прапорщика вразвалочку зашли внутрь.
– Попали, – пропищал Хоха. – Теперь их точно повяжут.
– Погоди, может, ещё обойдётся, – с надеждой сказал я.
Хотя уже явно не обходилось. Краски поменялись, солнце спряталось за огромным ангаром, наступал вечер ранней осени. И сразу стало сыро, лежать в траве было уже не так комфортно.
Наконец дверь открылась, и на улицу по очереди вышли милиционеры, наши друзья и работники станции. Сделав последнее внушение, служители закона сели в машину и уехали. Один из железнодорожников ещё долго что-то объяснял Тиме, временами потряхивая перед его лицом указательным пальцем. Наконец и они ушли, а Макс с Тимой быстро пошли в нашу сторону.
– Блин, ребята, ну вы даёте! – с этими словами мы с Хохой выскочили из своего укрытия навстречу друзьям.
– Да нормально, пообщались с мусорами про нарушение техники безопасности на транспорте, – с умным видом ответил Тима. – А вы тут животы не отлежали?
Ещё один неслабый залёт произошёл во времена охоты за автомобильными значками. Мы с Максом присмотрели старую праворульную «Тойоту» на окраине Потылихи. В нашем районе целую неделю не парковалось ни одной иномарки, и, как сказал Тима, голод вынудил стаю зайти на территорию врага. Цель была так себе – покупатель праворульного хлама изначально эконом, берёт значок нехотя, торгуясь до последнего, но, как известно, на безрыбье и рак рыба.
По глубокой снежной каше мы пересекли долину Сетуни и короткими перебежками оказались во дворе девятиэтажной панельки. Прямо у подъезда стояла серая иномарка. Наклейка-иероглиф на багажнике не оставляла сомнений – перед нами пожилой «японец». По иронии судьбы, даже десятилетний японский «пенсионер» выгодно отличался от только что сошедшей с конвейера «девятки» набором непривычных для советского человека аксессуаров, среди которых – коробка-автомат, кондиционер, подушки безопасности, система ABS и далее, и далее.
– Это не «Тойота», а какая-то её разновидность, видишь, значок странный, – заметил Тима.
– Такой ещё попробуй продай, – задумался я.
– Эх вы, фуфелы, столько месяцев в этом бизнесе, а ещё сырые, – лыбился Макс. – Ему же и продадим потом этот значок.
– Логично, – кивнули мы с Тимой, и вскоре вооружённый перочинным ножиком Макс на корточках подкрался к радиатору.
Прошла минута, а Максу всё никак не удавалось его подцепить.
– Пойду помогу, что-то он долго копается, – сказал Тима, достал из-за пазухи отвёртку и покрался на помощь другу.
В засаде я остался один. Не прошло и минуты, как дверь подъезда резко открылась и на улицу выбежал грозного вида кавказец – худой, с щетиной и торчащим вперёд острым кадыком. Несмотря на зиму, шлёпанцы были наспех надеты на босые ноги. В руке он сжимал длинный кухонный нож.
– Стой, сука, э! – закричал он резким, горловым голосом.
Макс с Тимой бросились обегать машину сзади, шлёпанцы кавказца поехали на ледяной корке, но он удержался на ногах и рванул им наперерез. Несколько минут они совершали рывки вокруг машины, пока наконец кавказец не успел поставить Максу подножку и запрыгнуть на него верхом. Увидев пленение друга, Тима остановился и поднял руки.
Я вжался в снег и оцепенел. Кавказец тем временем выстроил Макса и Тиму друг за другом в подобие цепочки и повёл в подъезд. Я не успел прийти в себя, как дверь за ними закрылась.
Что делать? Мне оставалось только ждать развития событий. Мысль вызвать милицию я отмёл, ведь мы сами были виноваты. Звать друзей на кавказца с кинжалом, который неизвестно где живёт, было бесполезно. Я не находил себе места, сердце тарахтело, как мотор старой «Тойоты».
К счастью, через пятнадцать минут, казавшихся мне вечностью, Макс и Тима вышли из подъезда живые и невредимые.
– Блин, вы как? – бросился я навстречу друзьям.
– Нормально, – поправив шапку, ответил Тима. – Вон, помаши Магомеду в окно.
Я повернул голову и увидел за стеклом первого этажа худого кавказца, демонстративно облизывающего лезвие кухонного ножа.