– Смотрите, – вдруг резко вскрикивает Макс, – вон там, смотрите на Белый дом!
Словно по команде мы дружно начинаем всматриваться. Прищурившись, нахожу доминирующий над окружающими зданиями символ новой России, как вдруг фасад парламента становится почти невидимым – его закрывает облако белого дыма. Через несколько секунд хлёстко и мощно бьёт по барабанным перепонкам эхо удалённого выстрела.
– Офигеть, – шепчу я себе под нос. – Кажется, его расстреливают из пушек.
– Смотрите туда. – На этот раз наше внимание переключает Гудок, тыча куда-то пальцем.
Со стороны области к нам приближаются чёрные точки. Всё чётче слышен гул моторов, и вот недалеко от нас в сторону центра, едва не касаясь крыш, проходят два военных вертолёта.
– Это какой-то боевик, – не верит своим глазам Хоха.
Мы идём в центр! Это решение принято нами быстро и единогласно. Когда я оборачиваюсь с лестницы, чтобы глянуть туда ещё раз, над Белым домом поднимаются клубы чёрного дыма, вдалеке сухими щелчками стрекочет автоматическое оружие.
Идти решили через железнодорожные пути и станцию Москва-Сортировочная, так быстрее всего можно было оказаться на Кутузовском проспекте, который прямиком выведет к Белому дому.
По пути несколько раз пропускали товарные и пассажирские поезда, работавшие по своему привычному графику. Я смотрел в окна проезжающей электрички и видел лица людей, решивших воспользоваться отличной погодой и провести тёплый осенний день на даче. Поезд уносил их из города, в котором танки били прямой наводкой по зданию парламента, а над центральными улицами барражировали вертолёты. Два Ми‑24 с полным боекомплектом пронеслись прямо над нами в тот момент, когда мы поднимались на платформу.
– Я не верю, что всё это реально! Это же натуральное кино, – сказал Гудок, провожая взглядом боевые машины.
Одиночные выстрелы и взрывы тем временем перешли в монотонную стрекотню. Мы вышли на Кутузовский в районе Поклонной горы. Удивило, что по проспекту, в том числе в сторону центра, продолжали ездить автомобили.
– Как будто не произошло ничего серьёзного, – пожал плечами Макс.
Но события выдавала правая полоса, плотно забитая нескончаемой шеренгой военной техники: БТРы, гусеничные БМД, КрАЗы, «Уралы» с брезентовым кузовом с жёлтой надписью «Люди». Внутри, поставив ноги на откидной борт, в шапках набекрень сидели голубоглазые русские парни:
– Пацаны, угостите сигареткой.
Гудка подтянули в кузов, и у него мигом разошлась половина пачки.
– Обтащили мы вас, пацаны, не обессудьте, – сказал мужик.
– Ничего, мы ещё купим. Мы на бизнесе, – ответил Гудок.
Быстрым шагом двинулись к центру. Огромная толпа людей шла нам навстречу. Забитые военной техникой правые полосы нарушили движение троллейбусов, у них то и дело слетали рога, транспорта было не дождаться. Ходили слухи, что защитники Белого дома через подземные коммуникации проникли в метро. Те, кто хотел быстрее покинуть опасное место, топали пешком. Но немалое число людей, как и мы, двигалось в эпицентр событий.
Сверху, прямо над дорогой, иногда пролетали трассирующие пули. Вот уж не думал, что их чёткие линии хорошо видны на фоне неба даже в яркий солнечный день. Заметил, что на крышах домов лежали снайперы.
Вдруг над головой раздался резкий скрежет, моментально стало ясно – это звук опасности. Тут же на противоположной стороне дороги что-то посыпалось на тротуар. Люди рефлекторно закрыли головы и присели на корточки. Всё в порядке, просто пулемётная очередь со стороны центра зацепила карниз помпезной сталинки. На этот раз обошлось без пострадавших.
Около развилки Кутузовского проспекта образовалась огромная пробка из людей и автомобилей. Дальше проспект был заполнен военными грузовиками. Машины уходили направо, к Киевскому вокзалу, но пешеходов никто не останавливал.
Мы пошли дальше. Милиция с автоматами, ОМОН в касках и бронежилетах, военные с самым разным оружием, включая гранатомёты, туристы, москвичи с детьми, вышедшие на воздух работники офисов в белых рубашках с модными галстуками – разношёрстная толпа теперь двигалась прямо по проезжей части.
– Я не понял, это война или народные гуляния, – повернулся ко мне Макс.
– Всё вместе, – ответил я.
Так мы подошли к мосту. Издалека было видно, что на нём в шеренгу выстроились танки. Белый дом горел. Временами один из танков откатывался назад, из пушки вырывался огненный столб, и тут же на верхних этажах разлеталась в стороны керамическая облицовка.
Бу-у-ух – неслось по проспекту гулкое эхо выстрела.
Сильные потрясения хорошо запоминаются, и вот я снова вижу события этого дня, словно это происходит сегодня.
– Пропускаем скорые, в стороны разойдись! – кричит суровый полковник с прозрачным щитом и громоздкой рацией, толпа отходит к тротуару, пропуская колонну из нескольких десятков рафиков и недавно закупленных для города новеньких «Мерседесов». Нескончаемая сирена вдавливает внутрь барабанные перепонки.
Подойдя ближе, видим, что мост перекрыт, толпа уносит нас левее, на набережную Тараса Шевченко. Набережная заполнена людьми. Работают палатки с фастфудом, народ, воочию наблюдая расстрел парламента из танков и БТРов, параллельно выстраивается в очередь за хот-догом и колой. Получив еду, парочки протискиваются вплотную к чугунной ограде – историческое зрелище надо смотреть из первого ряда.
А перед Белым домом в это время разворачивается настоящее сражение: с проламывающих баррикады БТРов спрыгивают пулемётчики, занимают позиции под деревьями, сразу начиная отрабатывать крупным калибром по первым этажам. Под их прикрытием к лестнице выдвигается группа спецназа.
– Давайте не будем подходить близко, – предлагает Гудок.
– Конечно, не будем, – оцениваю обстановку я. – Позырим на это дело из сквера.
Там мы залезаем на липы и жадно смотрим на происходящее, так до конца и не веря собственным глазам. Много позже я прочитал историю новочеркасского восстания. Когда дети, наблюдавшие за стихийным митингом, залезли на деревья и попадали с них, словно перезревшие яблоки, после того как броневики начали стрелять в воздух. Но в нашем случае всё вышло с точностью до наоборот: с противоположной стороны набережной послышались автоматные очереди, запрыгали брызги на воде, любопытная толпа качнулась и бросилась врассыпную. На асфальте в неестественных позах остались лежать несколько человек – назвать их трупами не поворачивался язык, ведь всего несколько секунд назад эти люди были благодарными зрителями шоу в самом центре Москвы. А теперь лежат лицами в асфальт, к ним бегут, пригибаясь, врачи скорой помощи.
Под защитой редеющих крон мы наблюдали, как крупными каплями стекает на асфальт кровь с брезентовых носилок. Убитых и раненых быстро убрали, по набережной проехала кругами поливальная машина. Какое-то время там было пусто. Через полчаса на площади начали появляться люди, через час головы новых зевак качались сплошным ковром, в котором струилась очередь, требующая хот-догов и колы, влюблённые снова прижимались к чугунной ограде.
– Айда на мост, хочется увидеть танки поближе, – внезапно предложил Хоха.
– Жить надоело? – крикнул с соседнего дерева Макс.
– Пройдём снизу, со стороны набережной. Будем под прикрытием гранитных опор, – поддержал товарища я. – Рискнём!
План был незаметно подняться по лестнице и увидеть танки с расстояния в несколько десятков метров. Мы спрыгнули на землю, прошли немного назад и, протискиваясь между грузовиками и бронемашинами, просочились к мосту. Вокруг сидели на асфальте омоновцы и военные: кто-то перекусывал дошираком, кто-то курил, некоторые чистили оружие, другие спали. До нас никому не было никакого дела. При этом стоящие на другой стороне набережной БТРы прямой наводкой расстреливали горящий фасад Белого дома. Все верхние этажи были окутаны дымом, из некоторых окон вырывалось открытое пламя. Мы приближались. «Дети 90-х как ртуть: затекают в любую щель», – говорит сейчас мой коллега про наше поколение. Вот в такие минуты оттачивали мы это своё умение.
Вскоре наша четвёрка достигла правой половины моста. Здесь бок о бок стояли пустые милицейские автобусы.
– Ну что, полезли. – Я осматриваюсь по сторонам и не вижу опасности.
– Вперёд! – Дав команду, Макс первым ступает на мост.
Держась за чугунную ограду, он идёт по наружному краю, гусиными шажками продвигаясь вперёд. За ним так же иду я, за мной Гудок, в конце Хоха. В ста метрах от нас возвышается мощный зад замыкающего колонну танка. Пахнет перегорелой соляркой. Сердце выскакивает из груди, потные ладони собирают с чугунной ограды пыль и птичий помёт.
Вдруг бахает так, что я чуть не отпускаю руки с ограды моста, благо внизу всего два метра и асфальт набережной. Мост качается, танки окутывает горючий дым.
– Макс! Обратно! – кричу я и не слышу своего крика.
В ушах стоит пронзительный звон. Но Макс уже упирается в меня, чуть не спихивая вниз, на проезжую часть.
– Валим отсюда, двигай! – кричит он.
Хорошо, мы успели пройти какие-то двадцать метров. Когда уже вернулись к началу моста и готовы были спрыгивать на мостовую, передняя дверь «Икаруса» открылась. На ступеньке стоял суровый полковник ОМОНа – в бронежилете, белом шлеме и с автоматом наперевес.
– Вы совсем одурели, буратины? А ну-ка бегом отсюда, пока я вас не задержал, – шуганул он раскатистым басом.
– Мы уже растворяемся, нас нет, – крикнул я в ответ, и мы тут же затерялись среди грузовиков. Ртуть как она есть.
– Танк просто взял и шарахнул, – заикаясь, повторял Макс, когда мы вернулись в свой скверик и сели на газон.
– Это было очень громко и очень страшно, – поделился впечатлениями Гудок. – Я чуть в штаны не наложил.
– Хорошо, что они с тебя вообще не слетели, – усмехнулся Хоха.
– Надо уйти подальше, здесь реально опасно, – обернулся назад Макс.
В это время сухой стрёкот автоматных очередей слился в один сплошной гул – начиналась вторая волна штурма. Мы пошли обратно по проспекту и несколько часов плутали по ближайшим дворам и переулкам, с интересом рассматривая военную технику, форму военных, оружие. То здесь, то там натыкались на брезентовые шатры с разложенными на столиках картами города – это были импровизированные штабы, из которых осуществлялось управление операцией. Внутри разговаривали на повышенных тонах военные, шипели рации, пахло табаком и кислятиной ки