Выходи гулять! Путешествие по дворам нашего детства — страница 3 из 28

Смотреть у нас обозначало слово зырить. Зырили на всё – начиная от первых иномарок и новой джинсовки одноклассницы и заканчивая пожаром в соседней школе. Пошли позырим? Пошли.

Шухер – ещё одно тюремное словечко, пришедшее в наш дворовый лексикон. На шухер вставали каждую перемену, ибо внезапно вернувшийся учитель вполне мог не пережить того, что происходило в классе. Кричащий шёпот часового «Ш-шу-у-ухер!» за долю секунды приводил всех в сознание, и перевёрнутые парты мгновенно возвращались на своё место, с доски стирались похабные надписи и рисунки, половая тряпка летела из рюкзака отличницы обратно в ведро.

Атас – иногда вместо «шухер!» можно было крикнуть так. Особую популярность слово приобрело после одноимённого хита группы «Любэ». Гуляйте мальчики, любите девочек.

Капец – это всё. Двойка за переводную контрольную, порванные в первый же день индийские джинсы, найденные родителями сигареты. Есть ли жизнь по ту сторону капца, дворовой науке было неизвестно, но иногда вместо капца могли наступить кранты. В чём разница – уже не упомнишь.

Облом – тот самый момент, когда внезапно наступил капец. А ещё можно было обломаться, придя в видеосалон, где все места заняты, или, понадеявшись на хорошую оценку, увидеть в дневнике парашу или кол.

Кайф – полный антипод облома. Это когда в дневнике горит красным вожделенная пятёрка. Или идёт игра, и ты переворачиваешь редкие вкладыши один за другим. Или удалось выиграть в пха – ещё одну азартную игру нашего детства. Играли в неё на деньги, например, ты клал на пол три копейки, и друг клал свои три копейки сверху. Скидывались на камень-ножницы, кто ходит первый, и, если везло, нужно было с первого раза резким выдохом, с характерным звуком «пха», перевернуть деньги орлом наверх. В качестве орла в те годы выступал герб Советского Союза. Перевернул – забираешь обе монеты, если одна осталась лежать решкой наверх – попытка переходила к товарищу, и каждый мог остаться при своих, а не перевернул ни одной – с ужасом смотрел, получится ли это сделать у твоего противника.

Слинять – это слово означало быстрый способ сделать так, чтобы тебя здесь не было. Через секунду. Нет, раньше. Обычно линяли по серьёзным поводам. Например, где-то разбили, нахулиганили, и ситуация грозила самыми серьёзными последствиями вплоть до «высшей меры наказания». Этой мерой была окутанная мифами детская комната милиции.

Однажды мы с Максом слиняли на чердак собственного дома. Но сначала купили презерватив. Эта советская редкость «Резиновое изделие № 2» иногда появлялась в дежурной аптеке на соседней улице. Вещь была нужная. Во-первых, презик можно было надуть и, потерев о волосы, подкинуть к потолку. Наэлектризованный кабачок намертво приклеивался к бетонному потолку класса, достать его без потери репутации не получалось. Учительница моментально оказывалась в невыгодном положении – вычислить виновника шансов нет, заставить кого-то из учеников трогать руками шарик – тоже. Приходилось либо вести урок под презервативом, либо, зарабатывая насмешки, лезть за ним самой. А однажды новенькая учительница математики пришла на урок в новом импортном платье, на котором сплошь закаты, шезлонги и крупными буквами Beach. Прямо над её головой к потолку намертво приклеилось резиновое изделие. Урок в тот день так и не состоялся: успокоиться долго не могли даже отличницы с первой парты.

Во-вторых, из презерватива получался отличный «капитошка» – наполненный водой и раздутый до огромных размеров, он летел с крыши вниз и окатывал прохожих мощными брызгами.

Продавать презерватив десятилетним школьникам, конечно, никто не собирался, но умелая постановка вопроса «папа дал мне деньги и сказал купить это в аптеке» загоняла провизора в тупик. Не скрывая своего презрения, грузная женщина в засаленном белом халате бросала под стекло туго запечатанное изделие, и мы, чувствуя себя победителями, бежали наполнять покупку водой или воздухом.

В тот день мы выбрали воду. В подвале из пожарного крана туго наполнили презерватив и, бережно придерживая причудливую толстую гусеницу, поднялись на последний этаж моего восьмиэтажного дома. Дело было летом, двор пуст. Я убедился, что под окном нет ни души, и мы перевалили внушительный пузырь через подоконник. Наверное, каждый хоть раз в жизни ощущал, как происходящее словно замедляется, за какие-то несколько секунд ты словно успеваешь посмотреть небольшой фильм в замедленном действии. Пока наш огромный водяной червь, неестественно переворачиваясь, летел вниз, из-за угла с визгом тормозов и включённой мигалкой въехал жёлто-синий милицейский «козлик». В тот самый момент, когда грузный потный майор с автоматом наперевес не без труда спрыгнул на асфальт, чётко по центру его фуражки со всей силой плюхнулось несколько литров воды в очень непрочной оболочке.

– Пора линять, – сказали мы хором, не сговариваясь.

В два прыжка преодолев лестничный пролёт, оказались на чердаке. Снизу уже топали милицейские ботинки, когда мы, подняв вокруг себя облако голубиных перьев, завалились в нишу за широкой деревянной балкой. Взбешённые милиционеры не поленились подняться на чердак, смачно матерились, но так и не обнаружили нашего убежища.

Кокнуть – это, прежде всего, про лампочку, реже – про оконное стекло. Но при особом умении кокнуть можно и яйцо, особенно если несёшь из магазина картонную форму с тридцатью отборными, на каждом из которых крупная синяя печать. Если кокнул все, домой лучше не приходить. Особенно если там тебя ждут предки.

Заманал – надоел, измучил, так что сил тебя терпеть больше нет. Есть в этом определении что-что тягучее, как жвачка. Заманать нельзя внезапно, заманывают медленно и противно, весь день вымаливая у тебя разрешение прокатиться на велосипеде или дать пострелять из водного пистолета.

Харэ – именно так говорили тому, кто окончательно заманал. Хватит, перестань, успокойся. Последнее дворовое предупреждение. В сторону непонятливых следом за «харэ» летел подзатыльник, поджопник или кулак. Правда, особенно терпеливые предпринимали ещё одну попытку обойтись без рукоприкладства строгим отвянь или отзынь. А ещё лучше – сдрысни, то есть не только отстань, но исчезни из поля зрения.

Ребзя – ну это наша компания. «Короче, ребзя» – именно с этих слов начинались все самые интересные приключения, смешные анекдоты, прилюдные раскаяния или просто предложение пойти посмотреть видик на хате у кого-то из друзей.

Лох – хлёсткое словечко стало популярным в начале 90-х и быстро завоевало пальму первенства среди гулявших в народе выражений. Лох – это и недотёпа, и простачок, и обычный советский обыватель, так и не сумевший приспособиться к порядкам нового времени. А выражение «Лох – это судьба» и вовсе стало крылатым, попав из реальной жизни на телевизионный экран, или наоборот.

База – это ты сам, если не лох. Гони на базу – возвращай скорее вещь хозяину. Повертел в руках, и хватит. А то начнёшь, чего доброго, себе присваивать, придётся её у тебя отжимать. Вдруг ты решил её зажать или стырить.

Сифак – человек, наступивший в собачью какашку или испачкавший штаны о свежеокрашенную лавочку. В переносном смысле – замаравший свою репутацию в каком-нибудь сомнительном деле. За такое могли и осифачить, например, облить остатками протухшего кефира с помойки или просто плюнуть. Когда же играли в сифака, сифкой становился любой «нехороший» предмет: найденная куриная кость, вонючая тряпка, комок скользкой глины. Ты сифак, пока не догонишь кого-нибудь из друзей и не попадёшь в него этой гадостью. Бежим!

Харча – ей и плевали. Не знаю, умеет ли нынешнее поколение харкать, скорее всего, разучилось, так же как напрочь утратило способность свистеть, засунув два пальца в рот, а мы всё это делали мастерски. Поразить слюной противника, идущего на другой стороне улицы, можно было не напрягаясь. Некоторые виртуозы достреливали вязкой харчой до форточки второго этажа. Если тебя осифачили плевком, снять проклятие можно было только одним способом – догнав обидчика и вытерев харчу об его одежду.

Нулёвый – это то, обо что было нельзя вытирать харчу. Новое, не ношенное, только что купленное в магазине. Нулёвые джинсы надевали на первое свидание, нулёвый велосипед старались никому не давать до первой царапины.

Где-то между лохом и сифаком находился тормоз. Вроде бы и приспособлен к дворовой жизни, и не осифачен ничем, но так медленно соображает. Тормоза иногда оказывались злобными силачами, поэтому над ними посмеивались исподтишка. Положат в портфель старую тормозную колодку или закидают парту записками «Не торомози!».

Ссыкло – одно из самых обидных обзываний нашего детства, не имеющее прямого отношения к малой нужде, зато напрямую затрагивающее пацанскую честь. Зассышь, то бишь испугаешься, или сделаешь – главный выбор, перед которым раз за разом оказывался каждый из нас. Раз за разом мы брали друг друга на слабо, пытаясь найти на него ответ. Менее обидной версией испуга был стрём. Стрёмно – это ещё не страшно, но уже и не безопасно. Застрематься в отличие от зассать означало, скорее, быть осторожным, чем трусливым. А стрёмный и вовсе подразумевало некрасивый или странный.

Маза – это идея, мысль, интересное дело. Услышишь «есть маза» – значит, друг задумал что-то стоящее и сейчас расскажет об этом остальным. И какое ты испытываешь разочарование, если в результате задумка оказалась не такой интересной. Тухлая маза – суровый вердикт для такого случая. А ещё именно это слово было настоящим чемпионом по производным. Например, отмазка – отговорка, не выдерживающее критики оправдание. Всё на мази – значит, беспокоиться не о чем, всё под контролем. Без мазы – не стоит даже начинать, изначально проигрышное дело.

Если маза не выгорела, случалась лажа. Как иногда говорили, полная лажа, будто существовал в природе её неполный вариант. Нет, его не было, если лажа произошла, то дело серьёзное. И обязательно есть виновник, главное, поискать. Кто виноват? Конечно же, тот, кто облажался.

Айда – это пойдём. Пойдём скорее, пока всё самое интересное не закончилось. А лучше побежали.