Большая часть ожидающих транспорт людей мгновенно переместились ко мне. Пенсионеры отталкивали друг друга, пытаясь первыми всучить помятые купюры. Буквально через минуту бутылок не осталось.
Многие годы, выходя на площади Киевского вокзала, прямо под башней с часами, я вспоминаю об этом милом происшествии начала 90-х. Теперь здесь останавливаются электробусы и не бывает очереди на посадку. Пластиковой бутылкой больше никого не удивишь.
Яблоки за пятёрку
Аппетит приходит во время еды: доходов от продажи ненужных предметов на Тишинке вскоре стало не хватать. Страна на всех парах летела в капитализм, кооператоры с телеэкранов настойчиво предлагали зарабатывать. Где-то тихо плакали космонавты: каждый из нас мечтал стать бизнесменом.
На этом фоне в стране ещё сохранялась эпоха тотального дефицита. В двухэтажном рыбном магазине «Сахалин» на Университетском проспекте в наличии была только морская капуста. Продавцы мастерили из банок причудливые пирамиды. В гастрономах изредка «выкидывали» гнилые овощи, их находили по кислому запаху и хвостатой очереди. Фрукты исчезали как класс.
При этом ветки окрестных садов ломились от невиданного урожая яблок. На территории ближайшего РУВД, а также за ажурным забором киностудии «Мосфильм» и даже на разделительном газоне Мичуринского проспекта мудрые предки, словно предвидя наступление очередного смутного времени, разбили яблоневые сады. Мы регулярно совершали на них набеги.
– Я бы на месте директора овощного просто собрал бы за ночь эти яблоки и барыжил ими спокойно, – сказал однажды Тима. – Убил бы сразу двух зайцев: народ успокоил и неплохо наварился. Кому какое дело, откуда они появились на складе.
– Эврика! – пронзила меня шальная мысль. – Продавать яблоки будем мы!
Пацаны внимательно на меня посмотрели. В воздухе повисло ожидание приключения.
– Они растут у дороги, значит, пропитаны свинцом, – заметил Макс, но на его слова никто не обратил внимания.
Вечером я открыл атлас автомобильных дорог СССР и обнаружил город Мичуринск. Он находился на Тамбовщине, имел подходящее название и лежал на берегах реки Лесной Воронеж. Это как нельзя лучше подчёркивало экологичность. Наши яблоки будут не с Мичуринского проспекта, а из Мичуринска, подумал я. Получается почти без обмана.
Утром мы нашли на помойке несколько деревянных ящиков. Я выпросил у родителей кухонные весы. Первый профессиональный набег совершили на территорию РУВД, расположенного в бывшем здании школы. В начале 80-х тут произошло ЧП – ночью внезапно рухнули перекрытия четвёртого этажа. Страшно представить, сколько было бы жертв, случись это на несколько часов позже. Пока здание ремонтировали, окреп посаженный школьниками яблоневый сад. Сторож гонял нас, но высшие милицейские чины на перекурах давали отмашку:
– Игнатич, оставь, пусть пацаны витаминов наберут.
На этот раз витаминов потребовалось два ящика. Самое трудное было перетащить их через двухметровый бетонный забор. После того как первый ящик выскользнул из рук принимающих и яблоки запрыгали по асфальту, мы придумали спускать его с помощью верёвок. Игнатич одобрительно кивал головой.
Продавать решили около продуктового. Поставили весы на ящик, Славик вынес из дома импортный маркер, которым написали на картонке: Яблоки. г. Мичуринск. 5 руб./кг.
Буквально за час всё было распродано.
На второй день по району заработало сарафанное радио. На третий нас уже ждала небольшая очередь. На четвёртый к прилавку подошёл неприятный дед в сером плаще, очках в роговой оправе и шляпе-андроповке. Долго и придирчиво крутил в руках яблоки, попросил попробовать, наконец, сказал взвесить ему килограмм. Затем дед достал из кармана безразмерного серого плаща безмен:
– Что, спекулянты, сейчас выведу вас на чистую воду. Будете знать, как людей обвешивать.
Мгновенно подвесил авоську с только что купленными яблоками. К этому времени вокруг нас собралось полтора десятка любопытных. Дед демонстративно вытянул руку, авоська монотонно раскачивалась на крючке.
– Кило сто, – сказал кто-то из толпы.
– Ну что, доказал? – прыснули сзади смехом.
– Типичный партработник, лишь бы народ обманывать, – крикнула женщина.
– Дуй отсюда сдавать партбилет. Пока народ за тебя не сдал, – начали напирать люди.
Дед побледнел и быстрым шагом пошёл вниз по улице. Горячие головы было собирались его догнать, но передумали.
Через неделю торговли мы стали богатыми людьми. Расширили территорию сбора – с риском для жизни перелезали забор киностудии, из заработанных денег арендовали тачку у дворника и ходили за яблоками на Мичуринский проспект. Привлекли малолеток к поиску новых ящиков, доверяли им сортировку яблок. Давали деньги на карманные расходы, да так, что родители некоторых стали нас благодарить. Суммы были небольшие, но и времена трудные.
На девятый день к прилавку подошла баба Вера – «бабушка божий одуванчик», как её звали во дворе. Бабуле было далеко за восемьдесят, последние лет тридцать она жила в коммуналке на четвёртом этаже в моем подъезде. Я помнил бабушку с раннего детства, ещё тогда её кожа казалась мне прозрачной, а на волосы хотелось дунуть, проверить, не разлетятся ли они по двору, как парашютики одувана. Поговаривали, что она пережила арест НКВД и немецкий концлагерь.
Бабушка наклонилась, повертела яблоки в руках и посмотрела на меня помутневшими от возраста голубыми глазами:
– Алёшенька, дорого мне твои яблочки. Отдай килограмм за рупь.
Во мне уже вызревал кодекс юного бизнесмена. Мы и так продавали яблоки чуть дешевле, чем в ближайшем овощном, где их к тому же не было. Рушить цену в несколько раз было совершенно неоправданно. Могли пойти слухи, тогда бы все покупатели запросили подобную скидку.
– Бабуля, мы цену не снижаем, законы бизнеса, – железным голосом ответил я.
Бабушка улыбнулась, положила яблоко в ящик и выпрямилась, насколько могла.
– Ну ладно, ладно. Тогда не буду брать, дороговаты яблочки у тебя, – сказала она чуть слышно, развернулась и, шаркая домашними тапочками, медленно пошла вверх по переулку.
Какое-то время мы сидели молча.
– Правильно, нечего так сильно цену снижать, – поддержал меня Макс.
Но все понимали, что я поступил некрасиво. Нет, с точки зрения ценообразования решение верное. Но ведь есть что-то ещё, выше этого.
Вечером решили, что подарим бабуле два килограмма яблок, когда она в очередной раз будет проходить мимо. Два или три дня её не было. На четвёртый я узнал, что баба Вера умерла…
Кружок «Юный диггер»
В детстве мы грезили подземельем. По двору из уст в уста передавалась история про таинственный подземный город, строить который под своей столицей начал ещё Иван Грозный. Потерянная библиотека, тоннель из Кремля в Коломенское, Метро‑2 – услышав эти слова, мы сгорали от любопытства.
В городе набирало популярность движение диггеров. Старшие рассказывали про Никиту с улицы Довженко, который спустился в канализационный люк в начале Мичуринского проспекта, а вылез около аэропорта Внуково. Может, и не было никакого Никиты, но всё это настолько подогрело наш интерес, что мы решили во что бы то ни стало спуститься под землю. Дело осложнялось тем, что открыть люк можно было только с помощью специального приспособления – слесарного ломика или монтировки, висевшей на поясе у водопроводчиков. Все попытки поднять люк без ломика терпели фиаско. Украденный у дворника обычный лом помогал только чуть приподнять люк, но вставленные в зазор палки ломались под его тяжестью.
– Пацаны, есть маза! – сказал однажды Макс. – Нам нужен слесарный ломик.
– Как ты его достанешь? Слесари никогда с ним не расстаются. – Я замечал, что водопроводчики берегут монтировку как зеницу ока.
– Десятого у них аванс, мой сосед сорок лет в ЖЭКе отработал, – не обращая внимания на мои возражения, продолжал друг.
Мы почувствовали, что зреет план.
– Тот безногий, который орёт на весь двор по праздникам? Он же алкаш, – добавил сарказма Хоха.
– Они все алкаши, – продолжал Макс. – Особенно в день аванса.
База слесарей находилась в бойлерной. Это было зелёное здание с мощными чугунными дверями и увесистым замком в опиле большой трубы. Внутри постоянно что-то жужжало, щёлкало, переключалось, а из-под двери струился тёплый запах горячих труб, влажного бетона и отсыревшего пластика. Этот удушливый аромат стал потом постоянным спутником наших подземных путешествий.
Желание завладеть ломиком было настолько сильным, что мы договорились отпроситься с последнего урока. Макс сказал, что у него разболелась голова, я придумал срочную необходимость открыть дверь приехавшей из деревни бабушке, а Тима давил на жалость и рассказывал учительнице о заболевший маме, которой надо купить жаропонижающее. Самым недальновидным оказался Хоха, он сказал, что отравился, и его отправили к медсестре промывать желудок.
В середине рабочего дня в бойлерной гремел скрытый от чужих глаз банкет. Шумело радио, звенели стаканы, кажется, даже сквозь толстые стены было слышно, как хлёстко ложились карты на украденные с овощной базы деревянные ящики.
– Уже хороши, – сказал Макс. – Главное, чтобы там же не заснули, а то, чего доброго, заночуют.
– Там спать негде, к тому же их жены дома ждут, – раздражённо ответил Тима. У всех чувствовалось волнение.
– Не забывай, у жён в столовых и детских садах тоже сегодня аванс, неизвестно, где они сами заночуют, – хихикнул Макс.
Кто бы мог подумать, что предположение Макса окажется правильным: за следующие четыре часа нам продемонстрировали всё, на что способен советский слесарь в рабочее время – а именно танцы, песни, ссоры, драку, объятия и, наконец, тихий спокойный сон. Прождав ещё час и предчувствуя скорое наступление сумерек, мы решили действовать. Идти за ломиком вызвался я. Бойлерная давно манила меня. Сидя на уроках, я мечтал, как однажды окажусь внутри этого таинственного сооружения. А там… Я живо представлял себе огромное электрическое табло, на котором мигают десятки лампочек, показывая путь горячей воды в дома нашего района. Перед ним обязательно стоит пульт управления, а на стене, конечно же, висит красный телефон. Друзья немного побаивались пьяных слесарей, поэтому против моего предложения не возражали.