— А бедные крестьяне?
— Те, конечно, за нас. Но в здешних местах бедноты не очень много, в основном середнячок, и крепенький, по Сибири везде так… А вот и ваш паровоз! — глянул в окно Рыбин. — Ну, желаю успеха. Бедогонов предупрежден. Он останется вашим заместителем. Надеюсь, поладите. Но помните, что я вам говорил: он товарищ, не в меру увлекающийся.
— Я буду тактичен.
…Девять верст до пятого разъезда состав прошел быстро. Остановился возле дочерна обгоревшего, с провалившейся крышей домика разъезда и, выгрузив отряд, тотчас же ушел обратно.
Когда состав только начинал притормаживать, Ференц, выглядывавший из теплушки, обратил внимание на человека, стоявшего возле пути, — высоченного, жилистого, наголо обритого, в синей косоворотке, перепоясанной узким ремешком с оттягивающей его кобурой нагана, в охотничьих высоких сапогах и в неопределенного цвета выгоревшем картузе. Выжидающим взглядом он всматривался в приближающиеся теплушки. «Бедогонов», — догадался Ференц.
Как только Ференц выпрыгнул из теплушки, Бедогонов, размашисто шагая длинными ногами, подошел к нему, поздоровался обрадованно и сказал:
— Принимайте командование, товарищ Ференц. А то мне это дело — не к ладу. В солдатах не служил. Какой из меня командир! Мне бы только за себя одного отвечать.
— Теперь будем отвечать за всех вместе как члены партии. Вы останетесь моим заместителем.
— Говорил мне Рыбин про то. Ладно.
— Где ваш командный пункт?
— Без пункта обходимся. Где все, там и я. Позиция не шибко велика, откуда хошь ее всю вижу.
— Ну ладно, покажите позицию. Вместе решим, как дальше действовать.
Осмотр позиции действительно не занял много времени. Чуть подальше обгорелого здания разъезда, между ним и выходным семафором на запад, по обеим сторонам путевой насыпи было вырыто несколько окопчиков. Справа и слева виднелось кочковатое болото, поросшее кустарником, над которым кое-где сиротливо торчали редкие чахлые березки. За болотом, верстах в полутора, стеной стоял лес.
— Вроде вон там, в ельнике, чехи с белыми и таятся, — показал Бедогонов. — А перед тем как отогнали мы их, они, почитай, до самого семафора доперли. Жаль, здесь закругление в обход болота, пути далеко не разглядишь. Но слышно было с час назад — какой-то состав близко прошумел. Постоял и ушел…
— Что бы это могло значить?
— А кто его знает… Не оказывают себя пока.
— Разведку не посылали?
— Нет.
— Надо послать обязательно…
Хоронясь за реденькими кустиками, они переходили от окопа к окопу, в которых по трое-четверо сидели красногвардейцы. На позиции чувствовался порядок: окопы были хотя и тесноваты, но достаточно глубоки, в каждом один из бойцов обязательно наблюдал за противником.
Пройдя по всем окопам — их было семь, — Ференц и Бедогонов пришли в самый ближний к насыпи, шагах в десяти от семафора. Там, прислоненный к земляной стенке, стоял настенный телефон в длинном желтом полированном ящике. Около телефона возился лохматый парень в наброшенной на плечи шинели, скручивая провод. Он был так занят своим делом, что не обратил внимания на появившихся возле окопа командиров.
— Наш великий мастер Сеня, — отрекомендовал Бедогонов. — Ну как, сможем говорить с Айгой?
— Обождите! — сердитым голосом ответил парень. — Вроде было слышно, да опять прервалось… Дай срок, налажу!
— Договоримся так, — предложил Ференц Бедогонову, — для усиления позиций по правую сторону пути вы переводите всех своих людей туда и, как и были, остаетесь их командиром. Я со своими займу позиции слева от насыпи. Этот окоп с телефоном будет нашим общим, командирским. Хорошо?
— А что, пусть, — согласился Бедогонов.
…Время приближалось к полудню, солнце в чистейшем, без единого облачка, небе стояло высоко над вершинами дальних елей, темной зубчатой стеной видных за болотом. Ференц только что пришел в окоп к Гомбашу и сказал ему, что надо подобрать для разведки трех-четырех бойцов, ловких и находчивых и обязательно знающих чешский язык.
— Я сам и поведу! — сразу же загорелся Гомбаш. — По-чешски я понимаю!
— Да? Вот не знал! — удивился Ференц. — Где научились?
— Возле Вашварада есть чешские села, оттуда были клиенты моего патрона. Да и в армии чехов было немало. Так что имел практику.
— Это хорошо. Но старшим в разведку идти не обязательно вам.
— Почему?
— Вы командир, вам нельзя оставлять взвод… Да! Хорошо бы взять в разведку одного из здешних жителей, знающих местность. Бедогонов говорил, у него такие есть. Попрошу, чтобы дал.
Ференц ушел. Гомбаш выбрал для разведки троих — все фронтовики, народ тертый. Старшим назначил Бюкаша, молодого годами, но разведчика опытного — это Гомбаш знал из его рассказов в кругу товарищей еще в ломском лагере: Бюкаш любил вспоминать, как когда-то, в Галиции, хаживал в разведку к русским позициям.
Когда Гомбаш, собрав разведчиков, начал напутствовать их, в окоп, с шумом осыпая подсохшую на солнце землю, ввалился усатый боец в добела выгоревшей солдатской фуражке и темной рубахе, вытянулся, заученным движением поставив винтовку к ноге, доложил:
— Боец Гречихин, приказано к вам для разведки!
— Вы здешний? — спросил Гомбаш.
— Так точно! Из Завертаевки, пять верст отсюдова.
— Давно оттуда? — полюбопытствовал Гомбаш.
— Четвертый день, — бойко ответил Гречихин. — Я с германского фронта по ранению, потом председателем сельсовета был. А как в деревню офицерский отряд с чехами заявился Советскую власть рушить, я и убег. Сюда подался.
— Вот, знакомьтесь, — показал Гомбаш на Бюкаша и других разведчиков. — С ними пойдете.
Вскоре разведчики выбрались из окопа и скрылись в кустах впереди.
…Прошло, наверное, не менее трех часов. Все это время на стороне противника было тихо — только один раз донеслось несколько винтовочных выстрелов.
Гомбаш все более тревожился: что случилось с посланными? Неужели ловкий Бюкаш допустил какую-нибудь оплошность? В нетерпении Гомбаш давно уже всматривался в опушку леса вдалеке.
Но вот впереди на болоте шевельнулся куст. Возвращаются? Или — враг?
— Тихо, товарищи! — обернулся Гомбаш к бойцам, возбужденно заговорившим, когда кусты шевельнулись. Он снова продолжал настороженно всматриваться.
Кусты шевельнулись еще, между ними показался какой-то человек. Бюкаш! Конечно, он — в русской солдатской фуражке и старом австрийском мундире. Но кто это, так же пригнувшись, спешит вслед за ним? В незнакомой форме защитного цвета, на голове — кепи вроде французского, в руках русская трехлинейка со штыком. Чехословацкий солдат? Взят в плен? Но почему он с винтовкой? Следом, пригнувшись, идут еще два разведчика-венгра, последним — Гречихин. Все целы!
Минута, другая — и Бюкаш, почти до пояса измазанный в рыжей болотной жиже, спрыгнул в окоп. Его слегка полноватое, с крохотными усиками, румяное лицо сияло. Смахнув со лба пот, он обрадованно выпалил, показывая на чехословацкого солдата:
— Он вам все расскажет, товарищ командир!
— А почему винтовку не отобрали?
— Так он же сам к нам шел! Обрадовался, когда нас увидел.
Чех — молодой, ровесник Бюкаша, чем-то даже похожий на него, явно не понимающий венгерской речи, но, как видно, догадавшийся, что говорят о нем и кто здесь командир, вытянулся, взяв винтовку к ноге, четко отрапортовал:
— Големба Ян, солдат!
— Вы действительно хотели добровольно перейти к нам? — спросил Гомбаш по-чешски. Големба, услышав, что с ним заговорили на его родном языке, просиял.
— Да, да! — радостно заговорил он, показывая на разведчиков, которые привели его. — Они уже все знают, я им рассказал.
— Он нам почти сразу встретился, как к лесу подошли, — объяснил Бюкаш. — Глядим — лежит, озирается, будто что потерял. Мы думали, он не один. Но пригляделись — других нет… Нас не видит. Я говорю: будем брать живым! Только поднялись, а он вскочил — и навстречу: здравствуйте, очень рад вас видеть!
— Ну что же, очень хорошо! — Гомбаш улыбнулся Голембе. — Вы сделали правильный выбор. Больше вы ничем не рискуете. Мы вас отправим в тыл.
— Нет! Прошу вас, оставьте меня здесь! — Големба показал на свою винтовку. — Хочу сражаться вместе с вами за революцию в России и везде.
— Да вы сядьте пока! — предложил Гомбаш. — Вы, конечно, поможете нам сейчас? Нам очень важно знать намерения чехословацкого командования — здесь, на нашем участке.
— Я сам хотел вам рассказать! Я слышал разговор офицеров наших и русских о том, что скоро с вами здесь будет покончено. Сегодня приезжали какой-то очень сердитый русский полковник и наш чешский майор. Не знаю, кто из них старше. Я дежурил посыльным при штабе и слышал, как они разговаривали с нашим командиром, капитаном Швеглой. Полковник говорил, что здесь не Западный фронт, чтобы сидеть в окопах, а надо действовать решительно. Он требовал немедленного наступления. Но майор сказал, что чехословаки подчиняются только своему командованию и что он не намерен жертвовать жизнями своих солдат только для того, чтобы разбить большевиков на день или на два раньше. Русский полковник стал настаивать на своем. Он предложил майору направить солдат в обход по лесу, чтобы зайти вам в тыл и отрезать вас от станции. Полковник сказал, что у него есть надежный проводник из местных жителей, который покажет дорогу через болото. А майор упрекал полковника, почему нет обещанного русского пополнения, говорил, что против большевиков прежде всего должны воевать сами русские, что чехи уже сделали свое дело. Он сказал, что, когда будут русские солдаты, тогда полковник пусть и посылает их куда хочет. И еще сказал — лучше и вернее ударить в лоб, чем заниматься сомнительными маневрами по болотам, где много больших мух, которые так больно кусаются, этих мух русские почему-то называют слепыми.
— И какое же офицеры приняли решение?
— По-моему, никакого! — Големба улыбнулся: — Я не знаю, кто из них может решать. Они все спорили…
— Этот перебежал к нам? — спросил, подойдя, Ференц, которому уже сообщили о возвращении разведчиков. Големба вскочил, сразу догадавшись, что пришедший командир здесь — самый старший. Но Ференц махнул рукой: