Феба сидела у окна и при свете единственной свечи печально рассматривала дырку на шали. Она и не помнила, где порвала её: последнее время она жила будто во сне, отвечая невпопад. Видя такое, Курт несколько раз предлагал ей уехать, но она отказывалась, совершенно справедливо опасаясь ищеек Кавершема. Про Грегори девушка старалась не думать. Когда она увидела его на пороге своего дома, она просто остолбенела, поэтому не сразу сообразила, что ей не стоит его слушать, лишь когда граф упомянул о деньгах, она опомнилась.
Феба прекрасно знала, что Саффолд углядел ее на площади. Ей не стоило появляться там, но она так устала сидеть взаперти и понадеялась, что в такой толпе её никто не заметит. Никто, кроме лорда-чародея. Девушка судорожно вздохнула и решительно вытерла слезы. Не помогло, они опять навернулись на глаза. Феба всхлипнула и уже намеревалась порыдать всласть, когда послышался скрип колес, раздались шаги и во входную дверь постучали. Слезы высохли сами собой, она встала и прислушалась. Возмущенные мужские голоса смешались с топотом ног на лестнице. Правда, этот топот был какой-то странный, затем дверь скрипнула, и черный ураган ворвался в комнату.
— Министр! — Феба вынуждена была опереться на стол, чтобы не упасть под столь бурным натиском. Пес то и дело подпрыгивал, норовя лизнуть девушку в нос, — ну, тише, мальчик, тише…
Послышались еще шаги, сердце забилось часто-часто, Феба робко подняла голову и с удивлением посмотрела на вошедшего человека:
— Адриан? Вы? А где ваш дядя?
— Боюсь, у меня плохие новости, — встретившись лицом к лицу с виновницей его недавних душевных волнений, юноша почувствовал себя не очень уютно: ему вдруг стыдно и за ту выходку с фаэтоном, и за свою ставку, и за то, как он так старательно ненавидел ее после своего проигрыша.
— Что с ним? — Феба побледнела, вцепившись руками в ошейник пса. Адриан протянул ей письмо:
— Думаю, здесь все объяснено гораздо лучше.
Девушка открыла конверт и поднесла лист бумаги к огоньку свечи. Она узнала этот достаточно крупный, решительный почерк графа Саффолда — точно таким же был написан чек на двадцать тысяч, который она остервенело порвала в карете вместе с прощальной запиской, в которой лорд-чародей просил принять деньги. Предчувствуя неладное, она поднесла письмо к глазам.
«Моя дорогая, единственная любовь. К сожалению, обстоятельства сложились так, что я вынужден драться на дуэли с герцогом Кавершемом, и если Вы читаете эти строки, то меня уже нет в живых…»
Феба вскрикнула, рука с письмом дрогнула, и пламя свечи перекинулось на лист бумаги. Девушка спешно сбила огонь и принялась торопливо читать дальше.
«Единственное, о чем я сейчас жалею, что не успел объясниться с Вами, сказать вам о своих чувствах. Меня в некоторой степени может извинить лишь то, что я и сам до последних дней не догадывался о них. Со стыдом должен признать, что до недавних пор считал, что мной двигало лишь желание обладать вами, лишь после нашей последней встречи я понял, что действительно полюбил вас».
Дойдя до этих строк, она всхлипнула и приложила руку к сердцу, пытаясь унять его биение. Ее руки дрожали, когда она вновь поднесла письмо к глазам:
«Я жалею лишь о том, что своими предложениям посмел оскорбить Вас, и уже не смогу попросить прощения, но надеюсь, что Вы не будете держать на меня зла. Прощайте и будьте счастливы. То, о чем я смею просить Вас — позаботиться о моем псе, я буду спокоен, зная, что он находится у Вас.
P.S. Умоляю Вас не рвать этот чек — я бы не хотел, чтобы Вы подвергались преследованиям или испытывали нужду, тем более, что Министр, как и все представители правительства, привык к роскоши».
На этот раз чек был на пятьдесят тысяч, как она и заявила, когда он впервые переступил порог ее дома. Феба закрыла глаза, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Министр заскулил и начал вновь вылизывать ей лицо. Она обняла его, стремясь не то утешить, не то обрести поддержку.
Стоя в дверях, Адриан с ужасом взирал на нее, после общения с матерью он панически боялся женских слез, считая их предвестниками истерики, но, к его удивлению, девушка не стала кричать или изображать, что падает в обморок, она лишь посмотрела на него своими огромными голубыми глазами и спросила:
— Он еще жив?
Юноша озадаченно посмотрел на нее, судорожно соображая, почему она задает такой вопрос, затем Адриан вспомнил о Кавершеме, наверняка в письме сообщалось об их дуэли:
— Я полагаю, что да. Хотя мне сказали, что ранение очень серьезное, и он сейчас находится между жизнью и смертью.
— Я могу… — она покачала головой, перебивая саму себя, — нет, мне просто необходимо его увидеть!
Адриан озадаченно посмотрел на нее, гадая, какие у Прелестницы могут быть дела со старым герцогом:
— Возможно, сейчас это не лучшее время…
— Адриан, но потом может быть поздно! Если все так серьезно, как вы говорите, то он может… — девушка осеклась и с отчаянием посмотрела на Адриана, — прошу вас, помогите мне!
— Я сделаю все, что в моих силах! — галантно уверил юноша, хотя ситуация ему нравилась все меньше и меньше. Раннее пробуждение, длительное путешествие в карете с черным чудовищем, то и дело косящимся на его ноги и плотоядно облизывающимся, а теперь и слезы Фебы, прижимавшей к груди письмо, все это окончательно сбило его с толку, и теперь он растерялся.
— Хорошо, — тем временем девушка повернулась к Курту, стоявшему в дверях, — Адриан наверняка устал, приготовь для него мою спальню.
— А ты? — нахмурился тот.
— Я? Мне надо ехать в столицу! Адриан, ваш экипаж стоит внизу?
— Да, но лошади устали.
— Не беда, я поменяю их по пути! Курт, где мой плащ? — мысль о том, что ей надо что-то делать, придала сил. Девушка решительно направилась к выходу.
— Феба, послушайте! — попытался возразить Адриан, недоумевая по поводу такой спешки, — уже темно, мы сможем отправиться завтра утром.
— Адриан, утром может быть уже поздно! — воскликнула она, — неужели вы настолько бессердечны!
Курт мягко отвел его в сторону, его глаза странно поблескивали:
— Послушайте мой совет, мистер Бёрджес! Когда Феба в таком настроении, то лучше сделать так, как она велит, иначе нам всем не поздоровится. Надо собрать вещи! — добавил он чуть громче, чтобы девушка слышала.
— Потом пришлем за ними, — отмахнулась она, застегивая плащ, — все готовы?
Обреченно переглянувшись, мужчины последовали за ней.
Дорога заняла большую часть ночи. Лишь упрямство Фебы не позволяло ей признать, что Адриан был прав, — им следовало выехать утром. В темноте лошади все время спотыкались, и кучер вынужден был перевести их на шаг. Когда они подъехали к почтовой станции, где можно было сменить лошадей, Феба сдалась и позволила юноше снять для них комнаты. Вернее, когда Адриан предложил это сделать, она просто промолчала, погруженная в свои невеселые мысли, что было расценено им как согласие.
Зайдя в отведенную ей спальню, девушка не стала ложиться, а села к окну и еще раз перечитала письмо. Вся чудовищность ситуации предстала перед ее глазами. Охваченная гордыней, она отвергла единственного мужчину, с кем могла бы быть счастлива, и теперь он умирал. Феба не сомневалась, что именно она явилась причиной дуэли, которая привела к столь трагическим последствиям. Подавленное молчание Адриана и скорбный, полный укора взгляд Министра подтверждали ее догадки, доводя до исступления.
Даже не раздеваясь, она легла на кровать, снова и снова перечитывая драгоценное послание. Наверное, усталость взяла свое, и она все-таки уснула, поскольку, когда открыла глаза, в комнате уже было светло.
Быстро приведя себя в порядок, девушка распорядилась разбудить её спутников, а сама спустилась в зал, чтобы позавтракать. Вскоре постоянно зевающий Адриан к ней присоединился. Курт появился в дверях, подхватил кусок ветчины и сказал, что поможет кучеру запрячь лошадей. Феба лишь кивнула, с отчаянием поглядывая на часы.
К особняку графа они подъехали в три часа пополудни. Адриан безбожно храпел на сидении, откинув голову, и, как ни старалась Феба, ей не удалось его разбудить. Махнув на бессердечного юношу рукой, она вышла и направилась к крыльцу. Дверь распахнулась, как только девушка взялась за дверной молоток, и на пороге возник Джексон:
— Мисс Феба! Рад вас видеть!
— Джексон, добрый день! Я могу увидеть Его светлость? — ей показалось, или они обменялись с Министром быстрыми взглядами.
— Боюсь, что это будет несколько затруднительно, мисс, Его светлость находится в тюрьме, — слуга чуть наклонил голову, словно прося прощения за столь печальное известие.
При упоминании о тюрьме Феба вздрогнула:
— Неужели король был настолько жесток?
— Увы, милорд нарушил закон. Но вы не переживайте, несколько моих приятелей уверяли меня, что там сносные условия, тем более, что в прошлом году милорд лично проверял эту тюрьму.
— И теперь комендант непременно вспомнит об этом, — хмыкнул Курт, возникая за спиной у девушки, — мистер Джексон, рад встрече!
— Взаимно, мистер Смитт! — невозмутимо заметил Джексон, — касаемо вашего замечания отвечу, что все может быть, но надеюсь, что визит архиепископа усмирит недостойные мысли коменданта, если таковые и имелись.
Услышав о визите к тяжелораненому духовного лица, Феба вздрогнула и закусила губу, напоминая себе, что плакать она может и позже, а сейчас ей следует быть сильной.
— Как я могу попасть в тюрьму? — спросила она.
— Самое простое, мисс, — совершить преступление, — подсказал Джексон, — но, боюсь, в этом случае свидания с милордом будут затруднительны, поэтому самое приемлемое для вас — поехать туда и просить коменданта о встрече с милордом. Зайдите пока в дом, я распоряжусь подготовить для вас экипаж.
— Я, пожалуй, помогу, чтоб это было быстрее! — предложил Курт и, не дожидаясь ответа, захромал в сторону конюшен.
Починившись спокойной уверенности камердинера, Феба прошла за ним в гостиную. Она никогда раньше не была в городском доме графа, и в другое время с интересом рассматривала бы лаконичное убранство комнат, но сейчас ее мысли были слишком заняты тем, что у Грегори находится архиепископ. Лакей принес ей чай с печеньем, но она не могла проглотить ни крошки, считая секунды. Наконец, Джексон вновь появился на пороге и сообщил, что экипаж подан, и мисс ожидает горничная.