— Стесняюсь спросить, товар — это сейчас о ком?
— Ну не о себе же, красавица, не о себе! У вас товар, у нас купец, — хохотнул он, подмигивая. — Кто у нас купец, как думаешь?
— Веселый ты человек, оказывается. Упросить, что ли, Кощея, чтоб сразу прибил, без пыток? — Я задумчиво окинула взглядом Горислава.
Царь как царь. Не лучше и не хуже, чем остальные. Чем-то на Бугомира из Серебряного похож, такой же несуразный. Книжный персонаж, одним словом. В реальном мире такого и близко бы к трону не пустили, а тут — пожалуйста. Корону надень и правь от души, пока с места не сдвинут.
— Чегой-то ты про Кощея лопочешь? — Царь повернулся ко мне левым ухом.
Ну вот, еще и глуховат. Эх, неужто во всем сказочном царстве не найдется ни одного молодого, симпатичного царя? Надо бы у Чаяны про всех правителей повыспрашивать, может, завалялся где-нибудь неженатый красавец?
— Так что Кощей-то? Что молчишь? Язык от радости проглотила?
— От какой такой радости? — удивилась я.
— Ну как же, благодаря моим стараниям ты избежала позорной участи во дворце Кощеевом. Чего глазками моргаешь? Не знаешь, как спасителя благодарить? Сейчас научу. — Царь поднялся, огладил одежду, поправил широкий пояс, поскреб бородку и улыбнулся. — Давай, сюда целуй, — длинный палец ткнулся в щеку. — Ну? Благодари.
Целовать, впрочем, как и благодарить, не хотелось.
— Кажется, я что-то упустила. Повтори, пожалуйста, за что «спасибо» надо говорить?
— За освобождение из Кощеева плена.
— А ты меня освобождал?
— Ну конечно! — Царь нахмурился.
— Из плена?
— Ну не из белокаменных палат же.
Кажется, теория Голубы о невестах терпит крах.
— И теперь, как твой спаситель, я просто обязан на тебе жениться.
А нет, смотрите-ка, права царица оказалась, все-таки нареченную подыскивает.
— По традиции, понимаешь ли, по устоям древним, кто девицу из плена освободит, тот ее мужем и становится.
А, ну теперь понятно. Это же принц на белом коне! И как я сразу не признала? Ну, слава богу, хоть ясно все стало.
— Уважаемый царь Горислав, не знаю, как вас по отчеству…
— Ты ко мне на «вы»?
Да что за язык у них тут? Как на «вы» назову, так сразу обижаются.
— На «ты», царь-батюшка, на «ты», — успокоила я его, улыбнувшись. — Конечно, спасибо тебе за то, что спас, хоть и не стоило.
— Как это не стоило? У злыдня в невестах ходила же? Ходила! Страстей натерпелась? Натерпелась! Во-от! А расскажи-ка, красавица, подробнее, как он вообще, Кощей-то? Приставал небось? За прелести девичьи хватал? Словами срамными убалтывал? А при свете лунном в опочивальню врывался, дабы в неглиже застать?
— Не было ничего такого, что за глупости? Кощей вполне воспитанный мужчина, и он никогда себе не позволит всего того, чего так хотелось бы вам!
— Опять на «вы»?!
— Чего хотелось бы тебе! — поправилась я.
Ну что за глупости, в самом деле? Вот после таких царей всякие слухи про зверства Темного владыки и ползут по земле.
— Что, даже пальцем не тронул?
— Даже взглядом не обидел.
— Беда, — вздохнул Горислав, — совсем постарел Кощей. Ну да ничего, красавица, не переживай. Все равно тебе больше не томиться в неволе. Я тебя спас, я на тебе и женюсь. Была невеста Кощеева, а теперь… Ну, чего молчишь? Чьей ты теперь невестой будешь, ну? Ну?
— Твоей?
— Ну и разумница мне попалась! Ох, девка, заживем с тобой душа в душу, — сказал он и захохотал. Громко, развязно, отвратительно.
Голуба говорила, что после смерти жены Горислав совсем рассудка лишился? Так вот, я полностью с ней согласна.
— Боюсь, ничего не выйдет, царь-батюшка.
— Это почему же?
— Да у меня свадьба на завтра-послезавра назначена.
— Это с Кощеем, что ль?
— С ним. Если не вернешь меня на то место, откуда взял, Бессмертный обидится. А в гневе он страшен, сам знаешь.
— Знаю, как не знать, не по своей воле ежегодную дань девицами плачу. Да только пойми — твое спасение во мне! За меня замуж пойдешь, и все, кончатся мучения. Сразу ненужной Кощею станешь. Зачем ему пользованная баба? А вообще, знаешь что? А давай-ка мы с тобой злодея перехитрим! Когда там у вас свадьба?
— Завтра… может быть, послезавтра, — с опаской повторила я.
— Вот! А мы с тобой тоже свадебку завтра сыграем!
— Нет!
— Да!
— Нет, я не хочу замуж!
— Ты умом помутилась от радости, вот и городишь ерунду.
— Если кто и помутился умом, то точно не я. Быстро верните меня Кощею!
— Опять на «вы»? Знаешь что? Надоела ты мне, девка! Голова аж разболелась. Эй, стража! В темницу ее! Завтра побеседуем, прямо на свадебке!
Рослые молодцы подхватили меня под руки и, не давая вырваться, поволокли к выходу.
— Чаяна! Почему нельзя царя на «вы» называть? — первым делом спросила я, едва захлопнулась дверь подземелья.
— Так никого нельзя, Вера!
— Почему?
— Ну как же… — Чаяна растерянно оглянулась на Голубу. — Так только к врагу обращаются, а коли к человеку с добрыми намерениями, коли дружины да войска за ним не видишь, то на «ты» говорить надобно. А что?
— Да я оговорилась маленько, Горислав меня за это выгнал.
Чаяна пожала плечами — ну мало ли, бывает.
— И как тебе царь? — Голуба растянула губы в иронической улыбке. — Замуж звал?
— Не просто звал — приказывал.
— И мне. Дай угадаю: он тебя из плена спас и теперь жениться должен?
— Да.
— И меня спас, — грустно усмехнулась Голуба. — От мужа. И как я ни убеждала, что по любви замуж выходила, по согласию, все равно не поверил. Но теперь-то меня точно отпустит! Теперь у него новая забава появилась, отныне все внимание — тебе. Свадьбу уже назначил?
— Завтра, — поморщилась я.
— А что так скоро? Со мной свадьбу только на третий день играл.
Чаяна охнула.
— Как играл? Он женился на тебе?
— Да кто ж ему позволит? Чудной он, умом тронутый. Взял за руки, поклялся беречь и любить, потискал немного, да и обратно в темницу отвел, вот и вся свадьба.
— Что сделал?
— В темницу отвел.
— Нет, до этого. — Я присела рядом с царицей. — Потискал?
— Совсем немного. Не страшно даже.
Мы с Чаяной переглянулись. Ну уж нет, это мне совсем не подходит. На такое я не согласна!
— Чего кривишься? — Голуба рассмеялась. — Не бойся, он же блаженный и не помнит уж, что с женой делать надо. Так, тут потрогал, там погладил. Потерпеть можно.
— Да не собираюсь я ничего терпеть!
— Куда денешься-то? Будешь числиться его женой, пока Кощей не спасет.
Кощей… Господи, ну зачем я вздумала отношения выяснять? А вдруг он и правда обиделся и искать меня не станет? Нет, должен искать. Должен! Кощей, Кощеюшка… Чудо ты мое бессмертное, найди меня поскорее, ну пожа-а-алуйста!
— Голуба, а как тебя похитили?
— Как и тебя. Вышла в сад погулять, налетел вихрь, темно стало, глаза открыла — глядь, уже тут стою.
— Ну вот, а мы думали, что тебя Баба-яга украла.
— Так это Яга и была.
— Как — Яга? — от такой новости мозг заработал с удвоенной силой. — Как — Яга? Зачем?
— А я почем знаю? Может, Горислав заплатил, может, просто так, от нечего делать, а может, долг какой перед царем отрабатывает. Все может быть.
Я боялась поверить собственным догадкам.
— Значит, ты полагаешь, меня тоже Яга сюда доставила?
— А кто же? Да вон листья сухие валяются, видишь?
— Вижу.
— С помела отлетели. — Голуба с интересом прищурилась. — А чего так радуешься-то?
— Если это и правда Яга…
— Правда, правда, я уверена.
— Яга и Кощей друзья старые!
— Тогда зачем она тебя к Гориславу забросила? — Чаяна недоуменно всплеснула руками.
Где-то рядом захихикала Варенька.
— Кощей на мне жениться не хотел, а Яга его уговаривала подумать, — сказала я.
— И что?
— Да как вы не понимаете, девочки, — найдет меня Кощей. Точно найдет. Поревнует немного, побесится и найдет!
— Ох и мудра Яга, — вновь хихикнула куколка, озорно блестя небесно-голубыми глазками.
Ночь прошла беспокойно.
Я ворочалась с боку на бок, не имея возможности удобно улечься на жестком ковре. Рядом посапывала Чаяна, чуть поодаль полулежа почивала Голуба.
— Не спишь, хозяюшка? — Варенька выбралась из котомки и теперь сидела подле моих рук, довольно щурясь в свете жар-птицына пера.
— Не сплю.
— Сон не идет али думы тяжкие замучили?
— Просто не спится.
— Хочешь, душу успокою? Песнь древнюю да сказ о днях былых поведаю?
— Ну давай, — усмехнулась я, — Элвис Пресли старой Руси.
— Кто?
— Диво ты, говорю, дивное. Пой давай, потом расспрашивать будешь.
Куколка уселась поудобнее, вдохнула полной грудью воздух и, склонив голову набок, затянула:
Лето знойное, солнце красное,
Обними меня кольцом ласковым.
Чередой лучей ярко-радужных
Успокой озноб хладнокаменный…
Звонким колокольчиком звучал ее голос, проникая в потаенную глубину сердца, в самую суть. Песня лилась мелодично, сладко, будто именно ее и не хватало в этой безрадостной, темной мгле подземелья.
Пела Варенька о любви. И так хорошо становилось после ее пения, так радостно. Дурные мысли сами собой выстраивались в точно выверенную цепочку и тягучим караваном покидали многострадальную головушку, оставляя после себя лишь ощущение вечной свободы.
Подарите мне летние месяцы,
Каплю нежности свежей да искренней.
Над холмами, что во поле высятся,
Пронесите меня невесомую,
Окуните в озера бездонные,
Опустите в овраги древние…
Рассказывала Варенька историю, чуть ли не на ходу придумывала. И в этой повести все так правильно было, так здорово, как не может быть в реальной жизни. Но упрекать куколку не хотелось — слишком трепетно звучали ее слова, слишком искренне.
Прекрасный царевич одолел свирепого колдуна и спас от неминуемой смерти Красу Ненаглядную. Добро в очередной раз победило зло.