— Нет! — отшатнулась я.
— Нет? — Он, кажется, поперхнулся на вдохе.
— Еда! Сначала поедим!
— Как скажешь, — бледным голосом отозвался разочарованный Гард.
Никогда в жизни я не ела медленнее, чем в эту ночь. Тщательно жевала каждый крошечный кусочек фрукта или овоща, под убийственным взглядом мужа, прихлебывающего водичку, не разбирая вкуса. И догадывалась, что походила на маленькую горгулью, которая лопала до тех пор, пока от переедания не каменела и не впадала в летаргический сон лет на двадцать. Вряд ли Соверен планировал ждать двадцать лет, чтобы наконец придать мне горизонтальное положение, когда надевал на палец обручальное кольцо.
— Покажешь дом? — Я отложила вилку.
— Конечно, — отозвался он и, не вставая из-за стола, указал рукой:
— Это большая комната, там терраса, спальню ты видела, в ней есть ванная…
— О! Ванная! — с почти неприличной радостью в голосе воскликнула я, хорошо хоть удержалась и не захлопала в ладоши. — Превосходно! Я бы перед… к-хм… сном освежилась.
— Разумеется, — с ироничной усмешкой согласился Соверен, похоже, давно просекший, что я просто безбожно тяну время. — И все-таки помочь тебе с платьем?
— Не переживай, — вскочила из-за стола. — Надеть-то я его как-то сумела и вытряхнусь тоже быстренько. Я же в конце концов почти три года надевала и снимала платья…
— Лаэрли, — остановил он побег в центре комнаты.
— А? — оглянулась я.
Он бросил на меня жадный, темный взгляд из-под ресниц и с хрипотцой в голосе произнес:
— Когда выйдешь из ванной, оставь только туфли.
Пожалуй, это была самая нескромная вещь, которую мне говорили, а уж нимфа, работавшая в доме мод и щеголявшая голыми коленками, чего только не слышала.
Я оцепенела, осознавая, что вообще никуда идти не могу: ни в ванную, ни к демонам, — ноги в тех самых туфлях ослабели, как бы не сковырнуться с немыслимых шпилек и не разбить лоб. Вот веселуха случится вместо первой брачной ночи!
Не разрывая зрительного контакта, Соверен поднялся. Он наступал медленно, хищно, и я бессильно следила за его приближением, нервно теребя платье.
— Почему ты выглядишь испуганной? — тихо спросил он, обнимая мое лицо теплыми ладонями и явно собираясь поцеловать.
Потому что я — демон тебя дери — испугана до паники!
— Ты должен кое-что обо мне узнать! — выпалила на одном дыхании.
На секунду он остановил неумолимое сближение:
— Говори.
— У меня это все впервые.
— Хорошо, — вкрадчиво согласился муж и накрыл мои губы страстным, глубоким поцелуем.
Платье, белье, его рубашка и брюки — мы так быстро избавились от одежды, что было неясно, зачем столько обсуждали раздевание. Ради предвкушения? Я осталась в одной туфле, вторая слетела под высокую кровать, а потом и от этой как-то незаметно избавилась. Обнаженная, возбужденная, стонущая от поцелуев.
Соверен отстранился, скинул исподнее. Его тело было превосходно вылеплено: крепкое, поджарое, красивое как выше пояса, так и ниже… Хотя, ладно, зачем врать? Когда можно было в подробностях разглядеть то, что «ниже», я почему-то на пару секунд зажмурилась. Не иначе как рассудок от страсти помутился! У каменной статуи в музее рассмотрела во всех подробностях, а у мужа, живого, настоящего, горячего и страстного, почему-то застеснялась. А вдруг там у него по-другому?!
Через туман в голове я осознала, что Соверен навис сверху. Лицо напряженное, взгляд дикий, дыхание тяжелое. Сжал мое бедро, заставляя закинуть ногу и бесстыдно раскрыться, а потом я почувствовала сильный толчок… И проклятье! Никогда, ни в коем случае не верьте любовным романам! Хорошую вещь умные люди «супружеским долгом» не назовут! Ведь только имея чудовищно огромный долг перед мужчиной, можно согласиться на этот непередаваемо, невозможно, невыносимо болезненный акт! Какие — к диким вивернам — плотские утехи? Чем там плоти утешаться?!
Стараясь сдержать вскрик, я прокусила до крови губу. Но лучше бы прокусила ухо спесивому болвану! Гримаса страсти на лице Соверена сменилась ошеломлением. В затуманенных глазах появилось осмысленное выражение. Сначала он замер, боясь пошевелиться или сделать тo самое движение, которое причиняло острую боль где-то глубоко внутри моего тела, и осторожно отодвинулся. Я судорожно свела ноги.
— Лаэрли, ты… девица?!
— Я и сейчас девица, если ты не заметил!
— Невинная девица. — Он кашлянул. — Была…
Теперь опешила я и, старательно следя за голосом, переспросила:
— То есть ты решил, что фраза «у меня это впервые» — просто красивая фигура речи?
Кому вообще придет в голову, что мужчина не примет всерьез торжественного объявления, что его жена еще не успела познать прелести плотской любви и понятия не имеет, что ее ждет там, где он давно чувствует себя как рыба в воде.
— Бой мог, Лэри… Мне очень жаль, — мучительно вымолвил он.
— Ты сейчас о чем именно сожалеешь?
— Послушай… Проклятье… — Соверен растер лицо ладонями. — Я мысли не допускал… Ты… Я сделал тебе больно?
Ну все! Надо уходить, пока не появился бездыханный труп одного спесивого болвана. Я соскочила с кровати и с силой дернула простыню. Тряпка вытянулась из-под тяжелого мужика с трудом, чуть меня не уронив. Судорожно прикрыв наготу, я ринулась в ванную комнату, с хрустом шарахнула дверью, даже стекла в окне зазвенели. Конечно, в ванной имелось окно. Куда же без него! Но ни шпингалета, ни крючочка не было. Видимо, в этом доме привыкли выставляться на показ, а не запираться.
В большой мраморной ванне, утопленной в пол, пенилась теплая вода. Скинув простыню с красноречивым пятном, намекавшим, что в соседней комнате случилось то, о чем редко говорят вслух, я опустилась в бурлящую глубину. Подумывала поплакать, как и следовало девице, сбежавшей из супружеской постели, потому что супруг — редкостная скотина, но внутри кипела злость. От всего сразу нимфа страдать не умела: либо рвать и метать, либо горько рыдать в простынку.
— Лэри, открой! — Соверен настойчиво постучал. — Открой, иначе я выбью дверь!
— В твоем доме ничего не запирается! Никакого личного пространства! — заорала я в ответ и мстительно добавила:
— Но можешь выбить. Переть напролом как раз в твоем характере!
Я собиралась от души пострадать за то, что первая брачная ночь обернулась первым брачным провалом, но от расслабляющих бурлящих пузырьков и душистой мыльной пасты злость угасла. Через долгое время кожа на руках съежилась, а я чувствовала, что минут через пять у меня позеленеют глаза, как у сирен, и вырастут жабры. Распаренная и недовольная выбралась из воды, насухо обтерлась полотенцем и утонула в огромном мужском халате.
В окутанной полумраком спальне Соверена не было. Кровать оказалась раскиданной: подушки в беспорядке, сорванное покрывало валялось на полу. Поди, он и ножку кроватную попинал от ярости или вмазал кулаком по изголовью. За шумом бурлящей воды я не услышала, но надеюсь, что дубовый каркас победил!
Муж нашелся в большой комнате. Одетый в расстегнутую рубашку и штаны он сидел на низком диване. В руке со сбитыми костяшками пальцев был широкий бокал с алкоголем, на полу стояла открытая бутыль. Знаете, я тоже любила поставить под диван в гостиной стакан с морсом, а потом непременно про него забывала и сбивала ногой, а потом оттирала липкое пятно. Но, по всей видимости, Соверен вставать не собирался. Не пока в бутылке оставалась хотя бы капля.
Услышав мои тихие шаги, он медленно повернул голову. Некоторое время мы рассматривали друг на друга в полной тишине.
— Тебе не идет черный цвет, — «отвесил» он пьяный комплимент.
— Следовало остаться в простыне?
— Я хочу сжечь проклятую простыню, — произнес он и добавил:
— И вообще весь дом.
— Дом вообще-то не виноват, что ее владелец — спесивый болван.
— Ты как всегда умеешь подбирать правильные слова. — Муж залпом осушил бокал и, подняв бутылку, плеснул еще.
— Чистые простыни остались, но если ты возненавидел кровать, то можешь ночевать на диване.
Собралась вернуться в спальню, но он вдруг принялся исповедоваться:
— При первой встрече ты ошеломила меня. — Он глотнул из стакана. — Потрясающе красивая нимфа. Нет, теперь-то я понимаю, что ты выглядишь, как милая нимфа, только когда молчишь… но тогда... Ты задевала, провоцировала, дразнила. Накидывалась хуже фурии! Но смотрела всегда одинаково.
— Как? — заинтересовалась я.
— Сквозь меня.
На мгновение мы встретились глазами, и внутри завязался крепкий узел. А он был забавный, этот Соверен Гард, надравшийся неразбавленного виски и посыпавший голову пеплом. На удивление человечный.
— Наверное, следовало отпустить тебя, но я уже крепко сидел на крючке. С ума сходил. С какой стороны вообще подступиться к девушке, которая превращает любую встречу в поединок? Почему ты решила выйти замуж за первого встречного? — без преувеличений, он выглядел озадаченным. — Я попросил собрать проклятое досье. Ты права, я всегда так поступал — вламывался без приглашения, потому что не привык стучаться в закрытые двери.
— Ну, ты вломился и узнал историю с Гилбертом, — любезно напомнила я.
— Более того, нанес визит в его особняк.
— Тоже открыл дверь ногой?
— Вроде того. Пожалуй, тот день я готов причислить к одним из худших в моей жизни. И, поверь, просто плохих дней у меня было немало.
Верилось с трудом, но я оставила при себе ехидство и усмехнулась:
— Шайла Эммот облила меня грязью?
— Это был Гилберт. Он наговорил столько… разного, — мрачно поправил он и добавил:
— Я вел себя как полный кретин. Один контракт с этим долгом чего стоит. А свадьба. Выше всяких похвал. От самого себя тошнит.
— Может, тебе раньше надо было напиться, чтобы пришло озарение? Признайся, ты ведь даже духовнику никогда не каялся.