— Итак, если все мы готовы, — начал его превосходительство, — я…
— Секундочку, Гарвей, если позволите… — заговорил вдруг Джит своим обычным голосом — шепотком с придыханием. Так у гроасцев были устроены голосовые связки. — Сегодня моя очередь председательствовать на совещании. Так что, если вы не возражаете…
— Что такое?! — хрипло пролаял Паунцрифл. — Очередная маленькая шутка? Чудесно, все смеются, господин посол! Теперь, как я уже сказал…
— Смотрите-ка! Он все еще не понимает! Старина, передайте сюда молоток, и я продолжу совещание. — С этими словами Джит дернул микрофон на себя. — Так вот, друзья… — попытался он начать.
— Слушайте меня, Джит! — взревел землянин. — Вы прекрасно знаете, что сегодня утром я уступил вам место и в лифте и за завтраком: я отчетливо помню, что вам подали меню тогда, когда с моего стола даже еще крошек не стряхнули!
— Это не считается, — решительно возразил Джит и закрепил микрофон напротив своего места. — Сегодня я хотел бы узнать, каков прогресс в наших усилиях водворить на Лумбаге расовое равенство. — Его усиленное микрофоном шипение оглушительно разнеслось по залу, не оставив в тишине ни единого укромного уголка.
— …уж не говорю о том, как ловко вы подмаслили держателя автостоянки, чтоб вам перекрасили гараж раньше меня. — Возражение Паунцрифла перекрыло даже технические возможности микрофона.
— Каков же прогресс в наших усилиях облагодетельствовать статусом некомбатантов несчастных аборигенов этого забытого богом и погруженного во мрак мира? — невозмутимо продолжал Джит. — Конечно, не обижая их. — При этих словах он небрежно поприветствовал двух присутствующих на совещании наблюдателей-лумбаганцев, сидевших в дальнем конце стола в своих причудливых утыканных бусинами одеяниях. Те так же небрежно ответили на приветствие. У них были каменно-непроницаемые лица, и невозможно было понять, что у них на уме. К тому же они соблюдали абсолютную тишину, расположившись своими грузными телами в мягких креслах.
— Все последние шесть лет, что межпланетный Трибунал Мира исполнял здесь свои благородные обязанности по отысканию путей к расовому примирению, отмечены знаком прогресса, — стараясь наклониться как можно ближе к микрофону, заявил Паунцрифл. — К сегодняшнему дню завершено строительство сорока двух вилл для высокоответственных руководителей первого класса. Скажу больше: введен в строй биллиард на сто столов, увеселительное учреждение на сорок номеров…
— Обойдемся без фривольностей, — прошипел Джит и вернул себе микрофон.
— Я хочу обратить ваше внимание на недавнее освящение и введение в строй кибернетической исповедальни на сто келий, в которой важное место отводится священному устройству, снабженному песочными часами, приводящемуся в действие при помощи обыкновенной монеты. Это чудо способно пропускать через себя, подарив очищение, пару дюжин кающихся грешников в час! А между тем это всего лишь нехитрый механический набор плат на тысяче магнитов Госса…
— Хочется отметить, — прогремел-таки голос дорвавшегося до микрофона после краткой борьбы со своим соперником во главе стола Паунцрифл, — что процесс примирения протекает удивительно быстро. В ответ некоторым нашим критикам я могу привести результаты проведенных недавно статистических анализов специалистами в области здешнего мрачного феномена — насилия. Так вот, в них сообщается, что в прошлом месяце число потерь среди безработных бездельников в возрасте от восемнадцати до сорока девяти лет в светлое время дня сократилось более чем… э-э… более чем на 0,46 процента по сравнению с аналогичным месяцем прошедшего года!
Джит пригнул руку Паунцрифла с микрофоном к себе и отчаянно зашипел:
— В то время, как главный источник расовых конфликтов здесь, на Лумбаге, еще не выделен, в то время, как не определены четко направления идеологической борьбы и затраты на нее, уже достигнут несомненный прогресс в области изучения местного производства бус и четок — обстоятельство, которое материализует надежду на то, что в обозримом будущем, — ну скажем, в течение следующих пяти лет, — нам предстоит узнать определенно, — или в какой-то степени определенно, — кто кого избивает на этой планете. Я бы даже сказал: кто кем избиваем! Мы будем готовы также столкнуться вплотную с ответом на вопрос: кого и за что избивают?
— Ближе к делу, — попросил со своего места помощник военного атташе. — По-моему, понимание вопроса сводится к тому, что со всеми этими противниками, кликами, фракциями, расами, толпами, союзами, конгрегациями, бандами, отрядами, эскадронами и кланами, постоянно вовлеченными во всевозможные перебранки, потасовки, убойные схватки, нападения, несогласия, противоречия, междоусобицы, пререкания, войны, ссоры, взаимонепонимания, драки, скандалы, протесты, налеты, сидячие забастовки, погони, охоты друг на друга, со всеми этими ребятами, что меняют свои симпатии и дружеские обязательства без всякой видимой схемы и каждые полчаса, — так вот, с учетом всего этого, наши шансы удержать планету под единым флагом равны моим прекраснодушным мечтам получить звание полковника к Фестивалю Смерти. То есть — нулю.
— Увы, боюсь, мы теряем нить разговора, — тоном крайнего пессимизма прошипел один из посланников Гроа, сидевший рядом с помощником земного военного атташе. — Основная мысль заключается отнюдь не в том, сколько у аборигенов разнообразных шаек, а в том, что к настоящему дню уровень их агрессивности повысился настолько, что нам, беззащитным дипломатам, самое время хорошенько призадуматься. Только вчера меня пыталась затоптать какая-то волосатая нога, бегающая по улицам отдельно от других частей тела… Кроме глаз. Глаза у ней были…
— Боже правый, а что же я молчу?! — вскричал Маньян. — Не прошло еще и часа с того момента, как меня принудили иметь дело с жуликом, имевшим наглость посягнуть на неприкосновенность дипломата!..
— Хочется верить, все закончилось благополучно? Так, Маньян? — едко спросил советник по культуре.
— О, да! — вмешался Уорбатон. — К счастью, там был я и смягчил назревающий конфликт.
— Ба-а! — шипяще прошептал гроасец. — Здесь что-то затевается!.. Я чувствую это своими хрящами!
— Пффу-у! — фыркнул Уорбатон. — Я допускаю, что аборигены ненавидят нас за то, что у нас кожа неизменна и постоянного цвета. Но в остальном они такие же, как и мы с вами!
— Желательно, чтоб они были футов на шесть пониже нас, — заметил кто-то.
— Ну, хорошо. Прежде чем мы будем обсуждать проблемы единого правления на Лумбаге, — сказал долго не подававший голоса Паунцрифл, взорвав этим ровный гул, установившийся в конференц-зале, — сделаем вывод, — и это нам уже ясно, — что до тех пор, пока мы не научимся проводить четкие показатели различий между, — прошу прощения за выражение, — дикими формами жизни и населением, перед нами неизбежно будут стоять проблема классификации жизненных форм, таких как преступно-паразитическая, животная и разумная, более всего ценная своим избирательным правом. А теперь я прошу господина Ланчбана, нашего ксеноэколога, представить совещанию краткое сообщение о сложности и разнообразии биологии Лумбаги. — Посол одарил своего гроасского коллегу наигранной улыбкой и сел на свое место. Где-то в глубине стола, поднялся человек со скорбным лицом и редкими волосами ежиком, повозился немного со своими бумажками, откашлялся…
— Как его превосходительство изволил прозорливо заметить, — начал он, подпустив в голос побольше носовых звуков, — экологическая ситуация здесь, на Лумбаге, едва ли может быть прояснена при помощи обычных для этих случаев средств. Ну, начать хотя бы с того, что нам уже удалось классифицировать более двухсот тысяч различных биологических типов дикой природы в свободном состоянии существующих на островах. И это обстоятельство привело к тому, что наш экологический компьютер просто-напросто вышел из строя от перегрузок…
— Да, да, господин Ланчбан, — нетерпеливо зашипел Джит. — Если вам больше нечего добавить…
— …мы исходим также из данных палеонтологии, — нудно вещал Ланчбан, развивая свою мысль. — Та жизнь, что мы имеем здесь на сегодняшний день, спонтанно возникла из первобытного ила Лумбаги вследствие по крайней мере ста тысяч причин, причем совершенно различных…
— Что и говорить — фантастика! — раздраженно прошипел Джит. — Ну что ж, теперь поговорим о других вещах, таких, например, как пища для нас и женского гроасского оздоровительного санатория на Лумбаге…
— В то время как все из продолжающих существовать жизненные формы взаимно бесплодны, — не унывал Ланчбан. — И действительно, ведь обычное для нас воспроизведение жизни на Лумбаге не практикуется, — все же, нам кажется, что симбиозные взаимоотношения обеспечивают необходимый прирост биологических видов, имеющих свою экологическую нишу, м-да… необходимый для возможно более полного использования окружающей среды…
— Конечно, конечно, иначе и быть не может, — не терял надежды Джит. — Ну, а теперь насчет моего предложения подарить лумбаганскому народонаселению чудо искусства по типу Большого Театра…
— Ну, а теперь насчет «Ж-И», или, другими словами, насчет Жизненной Иерархии, — термин, принятый для набирающего высоту уровня сложности соревнующихся и сотрудничающих видов. Очевидно, что мы с вами стоим перед лицом упорядоченной градации биологического мира, начиная с лишенного всякого смысла и значения и существующего независимо пузыря желудка или протяженного внутри позвонков спинного мозга… э-э… через pneumopteryx или свободно парящее легкое, светящееся ночью — hepaticus noctens…
— Говорите кто-нибудь один — или землянин или гроасец, — раздраженно зашипел соотечественник Джита. — И, кстати, нужно все-таки иметь уважение к тем, кто не является специалистом в лингвистической казуистике.
— …для субкультурных видов, таких, как Скользящая Нога — Pedis Volens и Прыгающая Грудная Клетка — Os Leapifrons…
— Великолепно! — якобы сердечно воскликнул Паунцрифл. — Я убежден, что все мы насладились и вкусили от света доклада господина Ланчбана на известный предмет. Теперь — следующий раздел повестки дня…