— Должен признаться, — начал Кларенс, — что мне очень стыдно, что я упустил Роважински в первый раз. Я сказал об этом в своем участке. Моему капитану. Я стыжусь.
— Понятно, — пробормотал Эд, желая одного: чтобы этот парень наконец ушел. — Только что, откровенно говоря, можно сделать с этим поляком? Просто запереть в сумасшедший дом?
Кларенс пожал плечами:
— Я знаю, таких типов теперь поприжали. По крайней мере, их можно привлекать к ответственности. Я имею в виду, штрафовать и заключать в тюрьму. Он не скоро сможет продолжить свои пакости. — Он хотел сказать совсем не то и сам не был уверен в том, что говорил. — Я сделаю все, что смогу. Странно, они подозревают меня, что я взял деньги, хотя это я дал им подробное описание Роважински. Хромой, его легко найти. Но Манзони, тот, который отыскал поляка в отеле в Виллидж… ему, конечно, повезло. Мне хотелось бы самому это сделать. Я… — Кларенс начал рассказывать, что сам провел в Виллидж не одну ночь.
Зазвонил телефон. Эд, казалось, не слышал этого. Грета взяла трубку, потом подозвала мужа.
— Алло? — сказал мистер Рейнолдс. — Да… Да, спасибо. Я слышал.
Кларенс понял, что звонят из полицейского участка: они ждали, когда мистер Рейнолдс вернется домой. Кларенс надеялся, что мистер Рейнолдс не скажет им, что он здесь.
— Да, я так и сделаю, — проговорил мистер Рейнолдс равнодушно.
Они хотели, чтобы он забрал свои деньги. Кларенс начал ощущать действие виски. Как могла жизнь оказаться такой невыносимой? Он поднялся, когда мистер Рейнолдс положил трубку.
— Мне предложили прийти в полицейский участок за деньгами, — объяснил Эд. — Я попросил их прислать чек, но они не могут. Наверное, пойду сейчас.
— Сядь, Эдди, — сказала Грета. — Посиди минутку.
Эд не обратил внимания на ее слова и стал ходить по комнате.
Кларенс хотел предложить проводить мистера Рейнолдса до участка, но понял, что тот, скорее всего, вовсе не хочет идти с ним.
— Мне пора, — сказал Кларенс. — Повторяю еще раз: я прослежу, чтобы хоть какая-то справедливость была соблюдена. Сделаю все, что от меня зависит. — Внезапно его прорвало. — Не думайте, что мне так уж сладко, мистер Рейнолдс: меня обвинили, будто я взял пятьсот долларов за то, что отпустил этого психа! Прямо не обвинили, но подозревают.
— Надеюсь, все образуется, — сказал Эд, которому все это надоело. Лиза, их с Гретой собака, умерла. Эд подумал, что горечь потери вполне сравнима с той, которую он испытал при известии о смерти дочери. Собака, дочь — здесь должна быть громадная разница, однако он чувствовал почти то же. Сейчас, по крайней мере. Он не мог сидеть спокойно, легче было ходить, уставившись в пол. Больше всего на свете он хотел, чтобы полицейский ушел. — Не думаю, что мне захочется увидеть этого поляка, — сказал Эд. — Полагаю, от меня этого не требуется?
— Нет, если вы не хотите, сэр, — ответил Кларенс. — До свидания, миссис Рейнолдс. Спасибо.
Кларенс направился к двери. Даже миссис Рейнолдс не сказала ничего, кроме «доброй ночи», когда закрывала за ним. Кларенс решил доехать на такси до дома Мэрилин, вместо того чтобы искать телефон. Он стыдился себя — своей глупости и слабости, — словно совершил что-то позорное. «Клянусь, я покажу ему», — пообещал он себе.
Эд Рейнолдс снял в ванной рубашку и вымылся над раковиной. Что он смывал с себя на этот раз?
— Дорогая, я обещаю! — прокричал Эд в ответ на какие-то слова Греты, перекрывая шум бегущей воды. — Я не останусь там больше чем на десять минут. Можешь греть обед.
Эд пошел пешком в полицейский участок. Чернокожий полисмен, как и в прошлый раз, сидел на стуле около двери и равнодушно посмотрел на Эда, когда тот вошел в здание. Эд спросил его, к кому ему обратиться. Его снова направили к капитану Макгрегору.
В комнате кроме Макгрегора было два или три полицейских офицера.
— Эдуард Рейнолдс, — назвался Эд.
— Ах да, — сказал капитан. — Может, присядете?
Эд неохотно сел.
— Похититель вашей собаки, Кеннет Роважински, был обнаружен сегодня в отеле «Георг» на Университетской площади. Примерно тысяча двести долларов в мелких купюрах найдены в его комнате. На его расчетном счете в банке, кажется, около четырехсот долларов… — Макгрегор сверился с бумагой на столе.
Эду стало нестерпимо скучно. Ему сообщили еще кое-какие подробности.
— …завтра, — говорил Макгрегор. — По крайней мере, мы надеемся, что завтра. Отдел психиатрической экспертизы перегружен работой.
Эд уловил, что завтра кто-то должен прийти в участок, чтобы осмотреть поляка.
Капитан Макгрегор подошел к сейфу и, открыв его, вытащил конверт.
— Вот ваши тысяча двести двадцать долларов, мистер Рейнолдс. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вернуть вам остальное. Сожалею о вашей собаке. — Он положил конверт на край стола.
— Что вы собираетесь делать с этим человеком помимо того, что показать его психиатру? — спросил Эд.
— Ну… в течение нескольких недель он будет под наблюдением. Возможно, под замком. Как с ним поступят дальше, меня уже не касается.
«Как всегда», — подумал Эд. Всегда есть кто-то наверху, кто все решает; кто-то, кого никто никогда не видел и кого в каком-то смысле вовсе нет.
— Не хотите поговорить с Роважински? Он в камере, прямо здесь.
Эд резко вскочил:
— Нет-нет, спасибо. Какой смысл? Собака моя мертва. Кстати, сколько полицейских дежурит в Риверсайд-парке?
— О… сто, может, больше. Вам не повезло, мистер Рейнолдс. Я знаю, парк — не самое лучшее место после наступления темноты.
Эд почувствовал, как в нем закипает гнев. Бессмысленный, причиняющий боль только одному ему. Он попытался взять себя в руки, но его злость нашла другой выход.
— И этот молодой офицер… Духамель? Он упустил поляка?
— А, патрульный Думмель! Да. Он новичок, совсем недавно в полиции. Он совершил ошибку. Роважински поймал другой офицер, не Думмель. Думмелю еще учиться и учиться.
— А что это за история с полтысячей долларов?
— Вы знаете об этом?
— Духамель только что рассказал мне.
— Рассказал, что взял их? — Маленькие глазки полицейского расширились.
— Нет, он говорит, что не брал. Говорит, что поляк оболгал его. А вы что думаете?
Макгрегор опустил глаза на стол, затем перевел взгляд на свои ноги.
— Думмель позвонил вам?
Эд задумался, чувствуя глубокое отвращение ко всему, что сейчас творилось здесь.
— Да.
Макгрегор пожал плечами.
Эд догадывался, что Макгрегор не знает, что сказать, чтобы сохранить видимость приличия. Должен ли полицейский защищать другого полицейского, заинтересовался Эд, что бы тот ни совершил? Наверное.
— Относительно пятисот долларов, недостающих в тех деньгах, которые мы нашли у Роважински. Нет никаких указаний на то, как он потратил их. Мы спрашивали у Думмеля, да. Всем нам кажется странным, что Думмель поймал этого парня, а потом оставил его на полчаса, пока разговаривал с вами о второй тысяче долларов. Верно?
— Верно, — вяло подтвердил Эд. Ему было наплевать. Черт с ней, с полицией. Они даже не нашли тело его собаки. — Так что я вам очень благодарен, капитан.
— Не забудьте свои деньги, мистер Рейнолдс! И распишитесь, пожалуйста, здесь.
Эд даже не прочитал бумагу, которую подписывал.
— Это расписка в том, что вы получили тысячу двести двадцать долларов, — объяснил Макгрегор. — И мы, конечно, достанем недостающие деньги. Наложим арест на выплату пособия этому парню.
Эд безразлично кивнул и направился к двери.
Он шел по знакомой улице к дому. Риверсайд-Драйв. Какой странный город Нью-Йорк: восемь миллионов жителей, и никто никого не знает, а на самом деле и не хочет знать. Просто скопление людей, которые делают деньги, а не сообщество братьев по разуму. У каждого, конечно, найдется несколько друзей — эти связи тянутся по карте Нью-Йорка, словно тонкая паутина: дружба часто не в ладах с географией. Каждый на свой лад пытается отгородиться от толпы незнакомцев, потенциальных врагов. И Духамель, или Думмель (скорее всего, его фамилия превратится в Думмель в следующем поколении), правда ли он честен? Вдруг ему нужны деньги? Может, в этом замешана девушка? Эд остановился и повернулся к реке. Подумал, не вернуться ли в участок, чтобы сказать им, что его лично не интересует, взял Думмель пятьсот долларов или нет. Нет, такой жест выглядел бы слишком театрально, решил он. Да и полицию это не волнует.
Эд нажал на кнопку звонка, и Грета, посмотрев в глазок, впустила его. Он молча обнял ее. Потом снял пальто и, увидев белый конверт в кармане пальто, вытащил его.
— Что это? — спросила Грета.
— Мне вернули тысячу двести долларов. Обещали возвратить остальное. — Он бросил конверт на стол в прихожей. Поводок Лизы, висевший в шкафу, легонько стукнулся о дверцу, и в квартире повисла тишина. Эд вдруг заметил, что Лизина плошка для воды больше не стоит на кухне: Грета успела убрать ее. Когда? В понедельник, пока его не было дома? Надо выбросить и поводок или засунуть подальше, но только не сейчас.
— Что ты думаешь об этом молодом полицейском? Духамеле?
— Почему ты спрашиваешь? Он немного странный. — Грета чувствовала людей, и Эду было интересно, что она скажет.
— Ты считаешь, он честный человек?
— Да. Но слабый. — Грета заторопилась на кухню.
Эд последовал за ней:
— Слабый в каком смысле? — Эд ожидал, что жена спросит: «Почему тебя это интересует?» или «Какое это имеет значение?». Духамель дважды виделся с Роважински и этим был важен для Эда. Он служил неким связующим звеном между ним, Эдом, и тем исчадьем ада.
— Не знаю. Он молод. Слишком молод, — сказала Грета, открывая дверцу духовки. — Я не чувствую в нем силы. — Она вытащила топкий, подрумяненный батон хлеба, пахнувший маслом и чесноком.
— Его капитан в участке думает… кажется, думает, что он, возможно, взял пятьсот долларов. Или они просто не знают. А ты как считаешь? — Эд понял, что задает эти вопросы, чтобы избавиться от мыслей о Лизе.