ы заблокировал, он ещё деканат позвонил и подкинул им деньжат, чтобы с меня спрашивали побольше. Короче, Ник, я тут по уши в рефератах и контрольных. И половину этого дерьма надо к завтра. Если ты не поможешь — мне капец. Выручи, ну, пожалуйста.
Машка даже не злится и столько раз мне помогала раньше. Будет неправильно кинуть её сейчас.
— Окей, — говорю, — жди. Переоденусь только.
Ну да, не тащится же к Машке в таком виде!
Спешно переодеваюсь, швыряю в сумку кое-какие вещи и бегу к двери. К счастью, родители слишком заняты спором «кто царь, а кто царица», что не замечают моего променада.
Я спокойно выхожу из дома и устремляюсь в сторону трамвайной остановки. Мы живём на конечной двадцатого маршрута. Но и то идти прилично, полкилометра мимо рощи и новостроек.
И когда я уже добираюсь до остановки, снова разрывается телефон. Беру гаджет, смотрю на экран. Вадим? А ему что нужно?
— Привет, милый.
— Виделись, малыш, — без привычного тепла отзывается он. — Лучше скажи, куда ты собралась на ночь глядя?
Ну, конечно. Он же может отслеживать мои передвижения. Я сама позволила ему поставить всякие программы в мой смартфон.
— К Машке еду.
— Вы же поссорились. Из-за Ресовского. Ты сама рассказывала, — напоминает Вадим.
— Уже помирились.
— Как-то быстро, — в голосе любимого явное недовольство. — Насколько я знаю девиц, подобных твоей Машке, так просто уведенный из-под носа ходячий кошелёк они не прощают.
Конечно, он знает таких, как Машка. Он работает с богачами. Невольно следит за их жизнью. Но сейчас паниковать ни к чему.
— Не переживай, — успокаиваю я, потому что замечаю красную морду трамвая, спешащего к остановке, — её учёбой завалили. Отец узнал, что она творит — карточки заблокировал и попросил преподов заданий ей надавать. Машке сейчас не до олигархов.
— Малыш, мне всё равно не нравится, что ты едешь чёрте куда в ночь.
Я злюсь и выпаливаю:
— А мне не нравится, что мужчины в последнее время решают за меня, что я должна делать и как!
— Малыш, — в голосе Вадима прорезается металл и даже нежное прозвище он произносит грозно, — ты нарываешь!
— Ой, всё! — бешусь я и отбиваю вызов. И выключаю телефон — знаю, Вадим не успокоится.
Достали! Ей Богу!
Я сама могу решать, куда и когда мне ехать!
С такими мыслями сажусь в трамвай и совершенно без происшествий добираюсь до Машкиного дома. Квартира у неё — в элитном жилищном комплексе. Отец купил ещё на первом курсе, чтобы дочке было комфортно учиться. Ох, не знал Давид Александрович, что его любимая Машутка там комфортно делала!
Поднимаюсь на третий этаж, и чем ближе подхожу к Машкиной квартире — тем сильнее становится дурное предчувствие.
Потому что из квартиры доносятся звуки отнюдь неучебные — вовсю грохочет музыка, кто-то смеётся.
Дверь приоткрыта, поэтому я вхожу без стука, прохожу вперёд по полутёмной прихожей, когда слышу, как дверь за спиной закрывается и щёлкает замок.
Резко оборачиваюсь и закрываю рот рукой, глуша крик. Потому что передо мной, нахально лыбясь, стоит омерзительный призрак из моего прошлого…
Эдичка Милонов… Отброс, который мне ещё в школе жизни не давал. Хулиган, двоечник, отщепенец. Пить и курить начал ещё в начальной школе. Семья у него была такая же — мать-алкашка и всё время менявшиеся отцы — урки, наркоманы и прочая шваль. При этом Эдик ещё и внешне — мерзкий: маленькие, близко посаженные, мутные глаза, крупный нос, губы-пельмени. Фу!
Откуда он в Машкиной квартире?
В гостиной затихает музыка, и в прихожую вываливают ещё двое — видимо, кореша Эдички.
— О, а вот и сладость пришла! Не наебала Машуня!
Пячусь к стене, мотаю головой, будто это сможет прогнать кошмар, творящийся здесь.
— Кто? Что вы тут делаете?
— Тебя ждём, Зайцева, — напирает Эдик. Он немного выше меня, неплотный, от него разит немытым телом и дрянным пойлом. — Ты мне ещё с выпускного отсос должна.
Лезу в сумку, пока у меня есть такая возможность. Нащупываю телефон. И тут же — корю себя: дура! отключила! У моего аппарата кнопка включения сбоку, да и грузиться он будет секунд пятнадцать, а то и больше.
Блин.
Вадим, если узнает, меня убьёт. И ведь будет прав. Что за демон противоречия в меня вселился сегодня? Ведь мне нравилось раньше, что Вадька немного командует — никогда во зло, не унижая, а просто потому, что старше, мужчина и ответственность на нём.
Я позволяла ему быть сильным и главным в нашей паре. Это нормально для меня. Так почему взбеленилась? Не иначе, Ресовский, гад, со своими собственническими, а точнее — феодальными замашками. Навострилась с ним сопротивляться и противоречить.
Чёрт-чёрт-чёрт…
Грязные лапы Эдьки начинают шарить по моему телу. Хорошо, что я в ветровке и джинсах. Так просто не раздеть.
Его дружки тоже обступают, зажимая в тесном пространстве прихожей.
Их намерения откровенно написаны на гадких рожах.
Меня трясёт. Я никак не могу включить телефон. Почти ненавижу себя в этот момент.
Что делать? Надо же как-то потянуть время. Запудрить им мозги.
— И всё-таки, — начинаю, делая всё, чтобы голос не дрожал, — где Маша?
— А Маша с парнем своим… — говорит Эдик. — Тебе интересно, как я тебя нашёл? А через Машу и нашёл. У тебя ж в ВК страничка пустая, за то у неё — забитая. Там есть и твои фоточки. Дальше — дело техники. И вот я здесь. Сегодня Машенька мне сама написала. Сказала, что помнит мой интерес к тебе и дарит нам возможность побыть вместе. Просила друзей прихватить. И вот мы пришли. Все твои. — Он разводит руки, пытаясь меня обнять.
Но тут его, как котёнка, отшвыривают от меня прочь.
Ещё двое других, нервно оглядываясь, ковыляют к двери. Она сейчас просто нараспашку. Человек, который появился внезапно, видимо, ловко открыл отмычкой. Или чем там открывают.
Он очень высокий, наверное, одного роста с Ресовским, с холодным режущим взглядом серых глаз.
— Девушку я забираю, — говорит тихо, но от одного только звука его голоса пробирает дрожь.
Встреть я такого человека в тёмном переулке — шарахнулась с криком. Он — во сто крат опаснее тупых отморозков, что пытались меня здесь зажимать.
Сейчас они кивают, как китайские болванчики, и даже не думают ему возражать.
Он берёт меня за локоть и тянет за собой, приказывая:
— Шевели ногами. У нас мало времени.
Когда мы оказываемся в лифте, я рассматриваю его получше — наверное, его можно было бы назвать красивым, не будь черты лица такими холодными и резкими. Он одет в джинсы, мягкий светло-коричневый джемпер и чёрную кожаную куртку.
И кого-то мне напоминает — этот разрез светлых, льдистых глаз, волевой подбородок, ежик на голове.
Но моё сознание в ступоре и неспособно сейчас разглядеть очевидное.
— Кто вы? — наконец, решаюсь спросить. — Почему пришли за мной?
Меня натурально колотит от близости этого страшного человека.
Он или бандит, или, наоборот, слишком принципиальный правохранитель.
— Виноват, не представился, — по-военному чеканит мужчина, подтверждая одну из моих догадок. — Глеб Темников, служба безопасности «РесФарм».
— Темников? — и вот тут сознание отмораживается. — Алёна Темникова. Ресовский сказал, что пришлёт её ко мне завтра. Она ваша родственница?
— Жена, — сразу расставляет точки над «i» мой спаситель, — и личный референт Ресовского.
— Так это он вас послал следить за мной? — ну как я сразу не поняла.
— Нет, брат попросил.
— Какой брат? — удивляюсь я.
Ещё кому-то есть дело до меня? Я прямо приманка для извращенцев!
— Двоюродный.
— Но зачем? — пытаюсь возмутиться.
— Переживал о тебе, а сам приехать не мог. Заказ у него срочный.
— А брата как зовут? — спрашиваю, хотя и подозреваю уже, каким будет ответ. Потому что только сейчас понимаю, на кого похож этот Глеб.
— Вадим Сорокин. Знаешь такого?
Вот так незадача!
Отвечать мне не нужно — Глеб отлично понимает всё по моему ошарашенному лицу и грустно улыбается:
— Невесёлый расклад получается, да, рыжая?
Киваю: ещё какой невесёлый.
Дальше едем молча, так же молча выходим из дома и садимся в машину.
Однако когда подъезжаем к офису Вадима, я понимаю, что просто не могу выйти из машины. У меня нет смелости посмотреть любимому в лицо после того, как я его почти послала.
Но Темников безжалостен, он открывает дверь с моей стороны, протягивает руку и говорит:
— Идём!
— Может, домой? — всё-таки предпринимаю попытку договориться, вскидываю на мужчину просящий взгляд.
— Нет, — резко отвечает он. — Делов натворила — будь добра отвечать. Вадим извёлся весь.
Вздыхаю, вкладываю ладонь в его, выхожу из машины, бреду за ним следом, понурив голову.
Вадим встречает нас у входа, и в глазах любимого я вижу арктический лёд. Сейчас братья похожи ещё больше — вот этим вот холодом в глазах, острым режущим взглядом.
Глеб отступает, а Вадим хватает меня за шею — довольно грубо и больно, притягивает к себе и впивается в мои губы жёстким злым поцелуем. Он никогда раньше не вел себя так со мной — всегда был бережным, деликатным, нежным.
Но эта агрессия неожиданно будоражит меня. Хотя раньше я никогда не млела от грубости. Сейчас отвечаю ему так же жадно, вдруг осознав, что сегодня могло случиться нечто такое, после чего я… просто бы умерла.
Вадим с коротким взрыком отрывается от меня, прижимает к себе, прячет лицо в волосах:
— Дура! Я чуть с ума не сошёл! Непослушная! Взять бы ремень да взгреть бы твою прелестную попку!
Второй мужчина за день говорит мне о наказании, и второй раз это меня заводит. Притом так, что приходится сжать бёдра, потому что между ног стремительно мокреет.
Но вместо наказания любимый лишь крепче стискивает меня, лишь надёжнее прячет в кольце рук.
— Прости, — шепчу, сглатывая слёзы. — Больше никогда так не буду делать. Буду тебя слушаться.