Публично своего удивления легкомысленным «оснащением советских товарищей» Соарес не высказал, но тут же дал какие-то указания своему помощнику, и через полчаса мы были вооружены «до зубов». Мне достался немецкий «Вальтер» П-38 времен второй мировой войны, десантный вариант «Калашникова» и подсумок с пятью гранатами-«лимонками».
Как это не парадоксально звучит, в те годы ситуация с оружием в коллективе наших советников и специалистов в Луанде была откровенно плохой. В военной миссии, конечно, имелась оружейная комната, в которой хранились на случай командировок и «непредвиденных ситуаций» несколько десятков АК-47. Но что это для «луандского гарнизона», насчитывающего несколько сотен советников и специалистов? Капля в море. Поэтому негласно поощрялось «самовооружение». Страна то воюющая. За годы вооруженного конфликта кто только не поставлял вооружение противоборствующим сторонам. Как у правительственной армии, так и у оппозиции сплошь и рядом можно было встретить автоматы Калашникова всех мыслимых модификаций и моделей как советского, так и китайского, румынского, югославского производства. Кроме современных АК-47, АКМ, АКС ангольцами использовались и португальские винтовки Ж-3 и древние, но надежные советские ППШ, ППД, пулеметы Дегтярева. Попадались даже немецкие «Шмайссеры» и МП-40, пулеметы МГ-42 и другие «стволы» времен Второй мировой войны. В провинциях, особенно, где шли боевые действия, достать оружие особого труда не составляло, и наши советники в «боевых бригадах» были «по штату» вооружены по полной выкладке. А вот в Луанде, сравнительно мирном городе по тем временам, такая проблема существовала. Оставалась одна надежда на командировки. А поскольку бывать в них приходилось часто, через полгода у нас с моим тогдашним коллегой по работе на базе ВВС Федором Жаворонковым образовался небольшой арсенальчик. Мой товарищ, большой любитель всякой стреляющей экзотики, собрал в свою коллекцию исключительные редкости. Тут были и израильский «Узи» и английский пистолет-пулемет времен Второй мировой войны «СТЭН», несколько моделей «Браунига», в т. ч. миниатюрный дамский.
Начало этому собирательству положил тот «Вальтер», который по завершению нашей миссии в Менонге Соарес подарил мне на память. Произошло это после доброго десятка непременных тостов «За кубино-советскую дружбу», и успешное спасение экипажа Ан-26. По словам кубинца, пистолет этот был захвачен у унитовцев, и поэтому ни за кем не числился. Так что я стал владельцем не только как бы вдвойне трофейного оружия. С одной стороны — пистолет немецкий, а с другой — захвачен у унитовцев. С ним я в дальнейшем не расставался все три года моей второй ангольской командировки. Лишь перед отъездом подарил его сотруднику политкомиссариата ВВС и ПВО лейтенанту Бенту Армаду, не раз выручавшему нас в различных бытовых ситуациях. Между прочим, фамилия Армаду в переводе на русский означает «вооруженный». Потому после моего подарка сослуживцы Бенту стали в шутку называть его «дуплу-Армаду» — «вооруженный вдвойне».
Ситуация с оружием резко улучшилась лишь с приездом в Анголу в 1982 году нового главного военного советника генерал-полковника К. Я. Курочкина. При нем все коллективы советских советников и специалистов были обеспечены не только автоматическим оружием, но и бронетранспортерами с нашими экипажами. В каждом округе появились мобильные узлы связи, обслуживаемые советскими солдатами и сержантами (до этого связь осуществлялась только через ангольцев или кубинцев), улучшилась охрана мест проживания наших советников. А вот все «трофейное» оружие он приказал сдать. Делать этого мы естественно не стали, оставив наш арсенал, как говориться, на крайний случай. А в командировки, чтобы не «светиться» стали брать штатное, советское оружие.
А между тем на «вышку» наконец-то поступает сообщение от вертолетчиков. Там жарко. «Вертушки» при подходе к месту падения сбитого Ан-26 попали под обстрел, есть раненые. Значит, их ждали. Абсолютно не похоже на действия рядового унитовского подразделения. Партизаны обычно после «акции» быстро растворяются в «буше», или, как говорят ангольцы, «на мата» («мата» — «лес», «заросли»). А тут засада. Шруб делает вывод: скорее всего, действуют наемники или южноафриканский спецназ.
На стороне вооруженной оппозиции воевали наемники, но и УНИТА и ФНЛА тщательно старались скрыть сей факт. В 1974–1975 годах на стороне ФНЛА сражалось несколько сотен наемных солдат: португальцев, бразильцев, французов. Были среди них и американцы и англичане. Лидер УНИТА Жонас Савимби португальцев особенно не жаловал, но в то же время охотно пользовался услугами южноафриканцев. ЮАР в свою очередь для действий внутри Анголы вербовала «солдат удачи» во всех странах. В южноафриканской армии того времени даже имелись отдельные части и подразделения, целиком сформированные из наемников, как белых, так и темнокожих. Из них состоял батальон «Буффало», специально предназначенный для действий на ангольской территории. Он официально даже не входил в состав южноафриканской армии. Его солдаты и офицеры оставили на земле Анголы многочисленные кровавые следы. Батальон имел разветвленную структуру, на его вооружении стояли и тяжелая боевая техника бронеавтомобили, артиллерия, портативные противотанковые и противовоздушные комплексы Спецподразделения батальона состояли из нескольких рот по 80 — 100 человек. Имея в своем составе португалоговорящих чернокожих, «буффоловцы» часто переодевались в форму правительственных войск, проводили разведку, совершали диверсии, иногда целиком сжигая целые деревни. А потом представляли дело так, как будто это сделали фапловцы. Роты батальона действовали автономно, могли несколько месяцев находиться в отрыве от основных баз. Каждое подразделение «буффаловцев» имело свою символику и кодовое «звериное» название: «Волк», «Гиена», «Лев», «Лисица» и т. п. Кроме «Буффало» в составе армии ЮАР существовал и другие наемнические части, имевший аналогичную структуру и задачи, например батальон № 101, целиком состоящий из чернокожих выходцев из Намибии (т. н. батальон «Овамбо»).
Наиболее подготовленные в профессиональном отношении бывшие военнослужащие армий США, Великобритании, Франции, Бельгии, нанятые правительством ЮАР, составляли костяк 44-ой парашютно-десантной бригады армии ЮАР. Ее солдаты и офицеры использовались для выполнения специальных «деликатных» задач в Анголе, обучали унитовцев тактике и практике диверсионных действий.
На территории Анголы южноафриканцами широко применялись специальные подразделения: разведгруппы командос (Recces — Reconnaissance commando). Из них формировались разведывательно-диверсионные отряды, которые, полагаясь только на себя, долгое время могли эффективно действовать на территории страны. Группы и отряды Recces предназначались для особых операций в Анголе и других странах, нанесения превентивных и контрударов по базам АНК и СВАПО, проведения других тайных и специальных операций и действовали в тесном взаимодействии с УНИТА. В составе этих групп и отрядов было довольно много наемников. В первые годы своего существования, а Recces были созданы в 1972 году, их командование не брезговало никем. Разведгруппы коммандос комплектовались южнородезийскими сасовцами и скаутами, бывшими военнослужащими португальской колониальной армии, которые по тем или иным причинам не пожелали вернуться в метрополию после апрельской революции 1974 года и даже лицами, преследуемыми за различные преступления в других странах.
С откровениями одного такого профессионального солдата англичанина Питера Маккализа я ознакомился, когда работал над этой книгой. Он был завербован ЦРУ еще в 1976 году для действий в составе подразделений ФНЛА на севере Анголы. Однако по прибытии в страну командир его отряда бывший капрал воздушно-десантных войск Великобритании Джордж Каллен что-то не поделил со своими подчиненными и расстрелял в пьяном угаре 14 «диких гусей». Отряд распался, и Питер Маккализ вынужден был возвратиться в Англию без гроша в кармане. Но вскоре он оказывается в Южной Родезии, где участвует в операциях против повстанцев в составе специальной авиадесантной службы (САС) родезийских войск. Именно там отрабатывалась, по его словам, «концепция ведения операций малочисленными подразделениями высоко подготовленных, решительно настроенных людей».
Воевал он не только внутри страны, но и за пределами Родезии. «Это были крупные операции, — вспоминает Маккализ, — с выброской массированных парашютных десантов. Один такой десант был выброшен в Шимойю (Мозамбик), где дислоцировались 5 тыс. солдат национальной армии». Вместе с Маккализом действовал и его коллега и командир Роберт Маккензи — легендарная личность в наемнической среде. Маккализ и Маккензи вместе с другими наемниками участвовали и в других операциях против Мозамбика. Но в 1979 году ситуация в Южной Родезии изменилась: под воздействием международного сообщества в стране прошла «конституционная конференция», было принято решение о проведении всеобщих выборов, в результате которых в феврале 1980 года к власти пришли вчерашние партизаны из национальной партии ЗАНУ во главе с Робертом Мугабе. Питер Маккализ в это время был уже в ЮАР. Там он вместе с другими иностранными наемными солдатами: Лангом Прайсом, Риком Мольсоном, Майклом Ленсковым, Кеном Годе и Кларком поступил на службу в ту самую 44-ю парашютно-десантную бригаду, а Роберт Маккензи стал одним из командиров 6-го разведотряда командос ВС ЮАР. Так что они вполне могли участвовать в захвате советских летчиков самолета Ан-26 под Менонге в ноябре 1980 года.
Подтвердить этот факт, например, Роберт Маккензи уже не сможет: в 1996 году при выполнении подобной «миссии» в Сьерра-Леоне он был убит бойцами Революционного Объединенного фронта. Питер Маккализ же в данных им интервью не очень откровенен по поводу деталей своей деятельности в Анголе в тот период. Он руководствуются, как сам признается, «простой философией: не болтать о своем деле, делиться информацией только с людьми, которые к этому имеют отношение». Тем не менее, вспоминая тот период, Питер Маккализ писал: «Пожалуй, единственное место в мире, где по-настоящему использовались наемники, это Ангола. Там воевали преимущественно люди, ранее служившие в вооруженных силах Южной Африки и имеющие большой боевой опыт. Эти парни делали хорошие деньги: 50–70 тыс. долларов США в год. Это были настоящие наемники…». Именно с ними мы, первыми из советских советников, и столкнулись в 1980 году, участвуя в операции по спасению наших летчиков, сбитых под Менонге.