Из-за языкового барьера трудно понять, что думают обо всем этом Тадесе и Десиса. Через переводчиков они смело отвечают на наши вопросы, но мы чувствуем: они считают, что пробежать марафон, уложившись в два часа, будет действительно трудно, однако с помощью (и, вероятно, большими деньгами) от Nike они готовы попробовать. Кипчоге свободно владеет английским и отличается от товарищей. Он говорит так тихо, что вам приходится наклоняться вперед и прислушиваться, но его слова, как и поведение, и аура, которую, как мы с Дэвидом позже признаем, он излучает, показывают спокойную и невозмутимую уверенность. Интересно, это золотая олимпийская медаль придает такую уверенность? Или уверенность позволяет эту медаль завоевать?
Проведя неделю в Портленде, спортсмены разъезжаются по домам — в Кению, Эритрею и Эфиопию. Все трое, как и подавляющее большинство лучших бегунов на выносливость в наши дни, родились, выросли и тренируются на Восточно-Африканском нагорье вдоль Великой рифтовой долины, на высоте по меньшей мере 1800 м над уровнем моря. Разреженный, бедный кислородом воздух на этих высотах затрудняет бег и запускает механизмы адаптации — например, увеличивается количество красных кровяных телец, необходимых для переноса кислорода из легких в работающие мышцы. На самом деле любой, кто родился в этих условиях, приспособлен к более эффективному снабжению кислородом — например, у него увеличен объем легких. И это навсегда. Шалейн Фланаган, имеющая второй среди женщин результат в марафоне[138], [139] в истории США, родилась в Боулдере (высота 1655 м); Райан Холл, самый быстрый из родившихся в США марафонец, вырос в Биг-Беар-Лейк (высота 2058 м).
В конце января команда Nike из двенадцати человек отправляется в двухнедельную поездку, чтобы навестить Кипчоге, Десису и Тадесе там, где они тренируются. Контраст между высокотехнологичной погоней за преодолением пределов и простой жизнью и простыми, но тяжелыми тренировками африканских марафонцев поразителен. «Это сбивает с тебя спесь, когда видишь, как олимпийский чемпион после тренировки набирает ведро холодной воды из колодца», — говорит мне Филип Скиба, один из привлеченных Nike научных консультантов, работающих с командой Breaking-2, когда я звоню ему в Кению.
Цель поездки отчасти в том, чтобы укрепить доверие спортсменов, но на повестке дня также стоит наука. Ведущий физиолог Бретт Кирби и его команда сконструировали импровизированный измеритель скорости ветра, который бегуны могут надеть на себя, чтобы понять, где именно им нужно бежать по отношению к другим, чтобы получить максимальное преимущество при драфтинге. У них есть портативное ультразвуковое устройство, определяющее, сколько углеводов запасено в мышцах ног, которые они задействуют до и после длительных пробежек, чтобы оценить, насколько быстро эти резервы истощаются. И у них есть датчики оксигенации мышц, которые спортсмены носят во время изнурительных тренировок в темпе двухчасового марафона. Эти данные, по словам Джонса, предполагают, что Кипчоге, как Кларенс Демар в Гарвардской лаборатории утомления почти столетие назад, находится в устойчивом состоянии «стабильной физиологии» при беге в этом темпе.
Один из самых актуальных вопросов дня — выяснить, что именно и в каком количестве спортсмены должны пить во время забега. Вместо пунктов питания, расположенных на больших марафонах каждые 5 км[140], команда Breaking-2 планирует ехать рядом со спортсменами на велосипеде, экономя, по их оценкам, около семи секунд каждый раз, когда бегуну потребуется взять бутылку. Кроме того, бегуны будут получать напитки каждые 3 км или около того. Цель в том, чтобы снабжать спортсменов питательными веществами, по 60–90 г углеводов в час, что намного больше их обычной нормы. Это нелегкая задача: по количеству углеводов это все равно что съесть во время забега четыре порции готовых спагетти, поэтому необходима тренировка. Во время одной пробежки длиной 35 км ученые едут за Десисой и периодически предлагают ему попить. На следующий день в ходе обсуждения он сообщает, что по его ощущениям во время пробежки он выпил «много», но на самом деле он выпил только 400 из 1500 мл спортивного напитка, который ему дали.
К концу поездки команда испытывает осторожный оптимизм. Им удалось нащупать брешь в физиологических барьерах — мышцы, кислород, тепло, жажда, питание, — которые стоят между бегунами и двухчасовым марафоном. С точки зрения Кипчоге, происходит более тонкая трансформация. Когда я звоню ему в тренировочный лагерь близ города Каптагат, я спрашиваю, что он делает иначе, чтобы подготовиться к предстоящей задаче. Его последний старт, в конце концов, был победой в полумарафоне со временем 59:44 в Дели, и скоро придется удвоить дистанцию, сохранив темп. По его словам, физическая подготовка не изменится по сравнению с предыдущими годами, но «разум будет другим». Для него это в первую очередь внутренний вызов, и массовый скептицизм по поводу его попытки отчасти показал несостоятельность воображения. «Большинство людей говорили, что они умрут, прежде чем увидят человека, бегущего меньше двух часов, — признается он, когда я спрашиваю, что думают другие бегуны в Кении. — Но я думаю, что докажу им обратное».
Но это будет не просто преодоление физиологических ограничений и проявление внутренней силы. Кипчоге неизбежно придется страдать.
Часть II. Пределы есть
Глава 5. Боль
На Tour de France 2014 года, в труднопроходимых вересковых пустошах Йоркшира Йенc Фогт взялся за работу с самого начала первого этапа[141]. В свои сорок два немецкий велогонщик был самым старшим участником гонки, и он выходил на нее семнадцатый раз подряд, что уже было рекордом. Однако Фогт служил не просто почетным украшением гонки, как могло бы показаться. Он и еще двое участников очень быстро оторвались от пелотона и устремились к первому подъему на этапе. До финиша оставалось еще более 160 км, поэтому вряд ли эти трое смогли бы удержать преимущество. Но именно такие дерзкие решительные атаки и превратили в глазах любителей велоспорта скромного рядового спортсмена Йенса Фогта в культовую фигуру.
На вершине первой горы иллюзий не осталось. Оба компаньона Фогта легко уехали на несколько метров вперед, забрав себе очки в горной классификации на промежуточном финише, и Йенс понял, что уже не сможет соперничать с ними в спринте на следующих подъемах или на финише этапа. Спортивный директор команды по громкой связи предложил Фогту вернуться в пелотон, чтобы сэкономить силы. «Я сказал: “Нет, нет, нет, наоборот! Если я хочу получить майку “горного короля”[142], нужно поработать сейчас”», — вспоминал Фогт после гонки. И он удвоил усилия, обогнал перед следующим подъемом этих двоих и, хотя его в конце концов настигла основная группа, получил майку в горошек и приз самого активного гонщика этапа. Это было классическое выступление человека, который на вопрос датского телерепортера[143], как он справляется с усталостью во время характерных для него отрывов, ответил фирменной фразой «Заткнитесь, ноги!».
Великие велосипедисты часто выделяются благодаря особенностям физиологии или грации посадки, но единственной характеристикой Фогта за всю его восемнадцатилетнюю профессиональную карьеру стала его тяга к страданиям. По мнению журнала Cycling Weekly, его «открытое признание боли как состояния сознания, с которым нужно бороться, подавлять и в итоге преодолевать, отчасти стало причиной, по которой поклонники велоспорта почитают его как самого непреклонного в пелотоне»[144]. Сам Фогт считал, что юность, проведенная в борьбе и стремлении к результатам в суровом большом спорте Восточной Германии, оставила неизгладимый след: «За все эти годы я научился устанавливать болевой порог выше, чем у других людей, — размышлял он в своей автобиографии “Заткнитесь, ноги!”. — Думаю, мой болевой порог на 10–20% выше, чем у большинства. Не знаю, можно ли это научно доказать, но я в этом уверен».
В представлении людей (как и в языке) выносливость и страдания взаимосвязаны. «Без боли нет результата» («No pain, no gain») — девиз многих видов спорта, однако, по словам Вольфганга Фройнда, исследователя из Университетской клиники Ульма в Германии, изучающего болевые ощущения у спортсменов, чаще всего эта идея обсуждается именно в контексте профессиональных видов спорта. Например, по его мнению, у несравненного аргентинского футболиста Диего Марадоны «по крайней мере была иллюзия, что футболист не должен страдать». Велогонщики и другие спортсмены, которым требуется повышенная выносливость, неизбежно сталкиваются с болью, и то, как они с ней справляются, очень тесно связано с тем, насколько хорошо они могут показать себя. В 2013 году Фройнд опубликовал поразительное исследование[145] устойчивости к боли бегунов-ультрамарафонцев, участников гонки TransEurope Footrace. Это своего рода праздник боли, где участники пробегают 4485 км за 64 дня без выходных. Ученый попросил одиннадцать участников опустить руки в ледяную воду на три минуты, после чего они оценили уровень боли в среднем на 6 по десятибалльной шкале. При этом неспортсмены из контрольной группы сдались в среднем через 96 секунд, оценив боль на 10 баллов. Только трое из них завершили эксперимент.
Такие результаты подтверждают, что при прочих равных золотую медаль получает тот, кто готов страдать чуть больше остальных. Фройнд не единственный, кто заметил, что хорошо тренированные спортсмены способны вытерпеть более сильную боль. Другие исследователи показали, что регулярные физические нагрузки, особенно включающие неприятные высокоинтенсивные тренировки, повышают болевую устойчивость. Но связь между тем, что происходит в мышцах, и тем, что вы чувствуете и думаете, оказывается куда менее прямой, чем кажется. «Боль очень многогранна», — говорит глава Лаборатории генетики боли Университета Макгилла доктор Джеффри Могил. Это ощущение, как зрительное восприятие или касание, это эмоция, как злость или печаль, но это и «внутренний импульс», который заставляет действовать, как голод. Для спортсменов роль боли зависит от того, как в конкретной ситуации эти эффекты проявляются вместе. Иногда боль тормозит их, иногда, наоборот, заставляет двигаться к вершине.