Большую часть своей карьеры Фогт страдал ради того, чтобы превзойти достижения лидеров команды — Яна Ульриха на Олимпийских играх 2000 года, Ивана Бассо, Энди Шлека и других на гран-турах[146]. Командная тактика в велоспорте очень сложна, решающее влияние аэродинамики и рельефа трассы на скорость делает неважным время на финише, главное — занятое место. Но есть одно важное исключение — дисциплина велоспорта, в которой исключено влияние внешних факторов. Соревнуясь в ней, надо просто ответить на вопросы: как далеко можно укатить, крутя педали, за 60 минут и насколько сильную боль вы готовы причинить себе, чтобы сделать это? Поэтому понятно (или даже очевидно), что Фогт, размышляя о своем последнем профессиональном сезоне 2014 года, решил сделать своей прощальной гонкой попытку установить рекорд мира в часовой гонке (в которой определяется, какое расстояние гонщик может преодолеть на велотреке за 60 минут). «Красота этой гонки заключается в простоте[147], — объяснил Фогт. — Один велосипед, один гонщик, одна передача. Здесь нет тактики, нет товарищей по команде, нет бонусных секунд на финише. Часовой рекорд — это как раз о том, сколько боли можно вынести! Это час истины».
Первый официальный часовой рекорд[148] — 35,325 км — был установлен в 1893 году на историческом велодроме Буффало в Париже (названном так в честь цирка Буффало Билла, который давал представления на этом самом месте). Первым рекордсменом стал известный журналист и импресарио Анри Дегранж, через десять лет основавший гонку Tour de France. В последующие годы стремление поставить новый часовой рекорд стало обычным явлением для желающих прославиться в спорте. Этот заезд стал источником множества разных историй: о двух французах, которые по очереди били рекорд пять раз за три года до Первой мировой войны, всегда стараясь сделать так, чтобы следующие попытки (и сопутствующие награды) оставались досягаемы; о невероятном заезде итальянской звезды Фаусто Коппи в 1942 году в Милане посреди хаоса и бомбежек Второй мировой войны; о неофициальном рекорде Жака Анкетиля в 1967 году, незасчитанном, потому что его попросили предоставить мочу после гонки для проверки на наркотики — нововведение для того времени — и получили возмущенный отказ.
Самый знаменитый рекорд[149] установил в 1972 году бельгиец Эдди Меркс — величайший гонщик, по мнению поклонников этого вида спорта, — завершив превосходный сезон. Часовой бросок Меркса в условиях разреженного воздуха Мехико в конце октября стал его сто тридцать девятой гонкой в том году. При этом он выиграл пятьдесят одну из них, включая победы в общем зачете Tour de France и Giro d’Italia. Только благодаря тому, что он стер седлом кожу во время Tour de France, он отклонился от строгого графика, и у него появилось время подготовиться к рекордному заезду.
Меркс решил, что раз он не поленится и проделает долгий путь на высокогорный велодром со специально собранным трековым велосипедом, по ходу гонки можно будет поставить мировые рекорды на более коротких дистанциях. «Отлично, — ответил он друзьям, предупреждавшим о том, что стартовать придется неблагоразумно быстро. — Наверное, мне будет очень тяжко на первых километрах». Так и вышло. После нескольких дней отсрочки из-за проливных дождей Меркс стартовал так быстро, что миновал отметку 1 и 5 км с результатами мирового класса, а также установил новые мировые рекорды на 10 и 20 км, а ведь он не проехал еще и полпути. Он начал замедляться с каждым кругом, все больше испытывая боль. В итоге он проехал 49 431 м — на 778 м больше предыдущего рекорда, установленного датским велогонщиком Оле Риттером. Когда Меркс слез с велосипеда, по словам спортивного журналиста Майкла Хатчинсона, он был разбит: «Он не мог двигаться и говорить. Когда ему удалось связать несколько слов, он сказал, что чувствует себя отвратительно. Это может понять только тот, кто совершил что-то подобное».
Если посмотреть архивную запись заезда Меркса, станет ясно, что ему действительно было больно. Но страдал ли он больше Риттера? Или больше Лагранжа за восемьдесят лет до того? Или больше, чем британский журналист и велосипедист Саймон Асборн[150], который в 2015 году проехал 42 879 м и написал материал про часовую гонку (по его словам, мучения были сродни «смерти без умирания», и еще несколько дней после заезда он чувствовал себя так, как будто он стал на тридцать лет старше)? Или чем любой человек с улицы, если бы его попросили час крутить педали изо всех сил? Здесь есть доля истины, как в любой народной мудрости.
Одним из первых восприятие боли у спортсменов[151] исследовал Карел Джийсберг, психолог из шотландского Стерлингского университета, который в 1981 году вместе со своим студентом опубликовал авторитетную научную статью в British Journal of Medicine. Джийсберг провел несколько тестов, связанных с болевыми ощущениями, на тридцати пловцах шотландской национальной сборной и сравнил результаты с исследованием тридцати пловцов-любителей и двадцати шести неспортсменов. Согласно протоколу исследования, на руки испытуемым надевали манжеты (как для измерения давления), чтобы перекрыть кровообращение, а затем просили каждую секунду сжимать и разжимать кулак. «Болевой порог» определялся количеством сокращений, после которого появлялось ощущение, определяемое испытуемыми как боль, а не просто дискомфорт; «устойчивость к боли» определялась как общее число сокращений до того, как испытуемый сдавался.
Первые результаты показали, что болевой порог одинаков во всех трех группах, начиная примерно с 50 сокращений. И как, несомненно, подтвердил бы Меркс, даже у лучших спортсменов нет иммунитета к боли: они подвержены ей так же, как и все. Но есть существенные различия в устойчивости к ней: пловцы из национальной сборной выдерживали в среднем 132 сокращения, прежде чем начинали просить пощады, любителям удалось сделать 89, а тем, кто не занимается спортом, — 70. Эта разница, по мнению Джийсберга, наверняка обусловлена систематическим присутствием довольно сильной, но кратковременной боли во время тренировок, с которой спортсмены справляются, возможно, при участии химических веществ мозга, таких как эндорфины, а может, просто благодаря психологическим механизмам, позволяющим справляться с трудностями. «Получается, — сухо отметил он, — что высоко мотивированный спортсмен испытывает странное удовлетворение от боли».
Дальнейшие исследования подтвердили это: спортсмены, особенно те, кому требуется особая выносливость, всегда готовы терпеть сильную боль. Как и исследование Вольфганга Фройнда с участием бегунов в TransEurope, эти результаты неизбежно вызывают вопрос о яйце и курице: великие спортсмены учатся терпеть более сильную боль или их достижения — следствие природной высокой устойчивости к ней? Безусловно, истина где-то посередине, но любопытное примечание к результатам, полученным Джийсбергом, указывает на первый вариант. Он повторно провел эксперимент на профессиональных пловцах три раза в разное время года и обнаружил, что большую устойчивость к боли они показали в июне, в разгар летнего соревновательного сезона, а меньшую — в октябре, после завершения сезона и отдыха. Промежуточный результат наблюдался в марте, в обычный тренировочный период.
Сезонные колебания устойчивости к боли показывают, что она связана с типом нагрузок. Именно это подтвердили Мартин Моррис и Томас О’Лири[152] из Университета Оксфорд Брукс в 2017 году. Они использовали тот же подход, что и Джийсберг: участники должны были сжимать кулак при ограниченном кровоснабжении руки до, во время и после шестинедельного тренировочного периода, на протяжении которого добровольцы выполняли либо непрерывные заезды средней интенсивности, либо высокоинтенсивные интервальные тренировки. Программы включали примерно равнозначный объем работы, и в обеих группах участники одинаково повысили физический уровень, что подтвердили показатели VO2max и анаэробного порога.
Однако результаты различались по двум важным показателям. Во-первых, устойчивость к боли выросла на 41% в группе, где выполняли высокоинтенсивные тренировки, а при средней нагрузке участники не увидели изменений. Это говорит о том, что простое улучшение физической формы не повышает волшебным образом болевой порог. Важно, как именно вы набираете физическую форму. Вы должны страдать. Во-вторых, несмотря на похожие показатели улучшения формы, участники той группы, где выполнялись высокоинтенсивные упражнения, значительно сильнее повысили результаты. Это подтвердили несколько тестов, в которых участники делали упражнения разной интенсивности до отказа. В одном из них группа, выполняющая интервальные упражнения, продержалась в седле на 148% дольше, а в группе, тренирующейся со средней нагрузкой, улучшение составило 38%. Интересно, что повышение невосприимчивости к боли вело к улучшению показателей в тесте на велоэргометре до отказа. Выходит, велосипедисты, научившиеся справляться с болью в тесте с манжетой, позже могли ускориться на своем «железном коне».
Это очень важный результат: боль на тренировках помогает выдерживать дольше в тесте с манжетой, а выносливость в нем предполагает, что спортсмен лучше выступит в гонке. Конечно, у многих эта связь проявляется на уровне интуиции. Например, триатлет Джесс Томас научился использовать массаж глубоких тканей для тренировки переносимости боли: «Когда мне дико больно[153], — объясняет он, — вместо того чтобы останавливать боль, я стараюсь ее принять, ощутить ее как можно сильнее». Исследование Морриса и О’Лири нужно повторить в других группах и других условиях, тогда их можно будет считать полностью подтвержденными. Но есть предположение, что по крайней мере у спортсменов-любителей устойчивость к боли — одновременно и качество, которое можно натренировать, и фактор, ограничивающий выносливость. И тут возникает вопрос для будущих исследователей: можно ли научиться двигаться быстрее, натренировавшись лучше выносить боль, или лучше просто блокировать ее?