[361], а слуховые галлюцинации оставались в памяти», — вспоминал позже Твайт.
Иными словами, пределы, представшие перед Хаусом и его товарищами, пока они цеплялись за обледеневшие склоны, буквально резонировали в их разуме. Как и во всех других ограничителях, о которых мы говорили в предыдущих главах, предельному физическому кризису (здесь его роль сыграли мышцы, которые перестали сокращаться из-за нехватки топлива) предшествует постепенно нарастающая серия тревожных сигналов. Сигналы, извещающие о падении уровня топлива, особенно громки и настойчивы. Они дают самые убедительные доказательства непроизвольного упреждающего регулирования: импульс от спортивного напитка, которым вы полощете рот и который выплевываете; нарушение работы мышечных волокон, запасы топлива которого истощены не более чем наполовину. Но их еще можно какое-то время игнорировать. Большинство американских альпинистов, как утверждает Твайт, «боятся быть голодными, иначе они не несли бы столько чертовой еды».
Хаус, Твайт и Бэкс испытывали себя на прочность, подходя к своим пределам. Затуманенное сознание стало причиной того, что они ненадолго сбились с пути, пытаясь обойти по краю огромный ледяной зуб, торчащий на южной стороне Денали. Но в конце концов восходители нашли участок между ледяным зубом и самым крутым участком скалы, по которому можно было карабкаться, и снова взялись за дело. Наконец, после 60 часов беспрерывного восхождения, истощенные, голодные, обезвоженные и лишенные сна, они добрались до вершины. Затем, как марафонец, который пересекает линию финиша и продолжает бежать трусцой, Хаус и его товарищи продолжили путь, поскольку им еще нужно было спуститься.
Два часа: 6 марта 2017 года
Перед нами в замедленном темпе разворачивается катастрофа. Вспоминая построенную в 1922 году итальянскую гоночную трассу, национальный автодром Монцы — «Храм скорости», мы слышим высокооктановый рев эпических гонок. Она видела многочисленные рекорды скорости — 372 км/ч, которых достиг колумбийский гонщик Хуан Пабло Монтойя в Гран-при Италии 2005 года (он пролетел марафон менее чем за семь минут). В первые годы существования автоспорта — вольные и ничем не ограниченные — этой трассе пришлось оплакивать гибель более 50 гонщиков и около 40 зрителей. Но в тот мартовский солнечный день в северной Италии проблема была совсем не в этом.
Кипчоге, Тадесе и Десиса уже прибыли сюда пробежать полумарафон, который должен стать генеральной репетицией главного забега на полную дистанцию, намеченного на начало мая. Nike объявила миру о своем проекте Breaking-2 в декабре прошлого года, но предпочла сохранить большинство деталей в секрете, что вызвало у большинства наблюдателей любопытство и негодование — примерно в равных пропорциях. В первую очередь потому, что организаторы держали в тайне подробности относительно обуви спортсменов, да и план забега, возникла версия, что Nike, заявляя заведомо недостижимую цель, делает себе рекламу. Или компания планирует возмутительное жульничество: что-то вроде трассы, ведущей под горку, колес на кроссовках или какого-то иного трюка. Но сегодня утром подробности этой попытки были наконец обнародованы на пресс-конференции. Теперь под пристальным наблюдением фанатов бега со всего мира научная команда Nike сможет увидеть, как все уловки, хитрые фишки и запутанные схемы, над которыми они потели в лаборатории, будут работать в реальном мире.
За несколько часов до старта Брэд Уилкинс, директор отделения Nike по исследованиям следующего поколения (Next Generation Research), дает мне краткий обзор дистанции. Почти идеально ровная 1,5-мильная (2,41 км) «Дистанция юниоров» имеет общий перепад высот всего 5,5 м за круг. Высота трассы Монца — всего 182 м над уровнем моря; это означает, что бегуны с каждым вдохом будут получать полноценную порцию кислорода, достаточную, чтобы избежать проблем, с которыми я столкнулся на высоте 580 м в Канберре (см. выше). Мы шагаем вдоль величественной финишной прямой, и Уилкинс показывает на коврики хронометража, которые каждые 400 м (а на заключительном забеге — вдвое чаще) по беспроводной сети будут передавать в реальном времени данные о темпе спортсменов. Брэд говорит, что у его команды есть две метеостанции для сбора данных непосредственно на трассе — о температуре, влажности и скорости ветра. В начале мая ожидается температура 10°C — достаточно прохладно, чтобы избежать перегрева и минимизировать риск обезвоживания. По признанию Уилкинса, ветер настолько силен, что препятствует успеху забега, и можно было бы обсудить перенос забега на другой день, если бы это было возможно. Но именно поэтому сам итоговый забег не назначается на заранее установленную дату, а будет проведен в течение трехдневного «окна». «И есть еще одна вещь, которая мне не нравится как физиологу, — поднимает он не выражающее эмоций лицо к мерцающему лазурному небу, усеянному клочками белых облаков, — это солнце. Слишком высок уровень теплового излучения».
Наконец-то, с астматическим вздохом воздушного рога, бегуны отправляются вслед за зализанным (и не выпускающим выхлопных газов) черным автомобилем Tesla[362] с пилотом-гонщиком «Формулы-1» за рулем. Первые шесть пейсмейкеров быстро формируют подобие наконечника стрелы — один человек в первом ряду, двое во втором, трое в третьем. Эта конфигурация была оптимизирована испытаниями в аэродинамической трубе, а также при помощи численного моделирования гидроаэродинамики забега, выполненного аэродинамическим гуру в Нью-Гэмпшире. Зрелище оказалось впечатляющим, но недолгим: через какое-то время один пейсмейкер захромал, а второй не выдержал взятого темпа. Остальные, даже после замены, приложили все усилия, чтобы сохранить свое жестко определенное (как в балете) положение в забеге, хотя очень неудобно двигаться с такой скоростью и так близко друг к другу. И вот «наконечник стрелы» распадается на большую рыхлую амебообразную формацию, оставляя Кипчоге и его товарищей по забегу частично открытыми.
Хуже то, что, еще не пройдя половины дистанции, Десиса начинает постепенно сползать в хвост группы. Уилкинс был непреклонен в том, что данный полумарафон — чисто логистическое упражнение. В конце концов, спортсмены на пике тяжелых тренировок (и тот же Десиса, как известно) пробегают более 300 км в неделю. «Мы не пытаемся проверять физическую форму спортсменов, — настаивает Уилкинс. — Мы проверяем себя». Тем не менее отставание Десисы от графика накапливается и растет, и финишная команда начинает обмениваться обеспокоенными взглядами. Хотя привлечены серьезные научные силы, собраны лучшие бегуны в мире, потрачены миллионы долларов, очевидно, что неудача возможна.
Впервые за свою карьеру я начал получать письма, полные ненависти: меня обвиняли в том, что я наймит Nike, что, освещая их проект, я замешан в осквернении чистоты бега и превращении этого вида спорта во второсортное рекламное шоу. И хотя меня удивляет такая горячность, я понимаю, откуда она идет. Доступность бега — его определяющая черта. Вот почему так много чемпионов вырастает в беднейших регионах, а Международная ассоциация легкоатлетических федераций — руководящий орган этого вида спорта — имеет 214 аффилированных стран и территорий. Это больше, чем стран в Организации Объединенных Наций. И у самого марафона богатая история, которая становится всё сложнее из-за сверхсекретной обуви, формаций в виде наконечников стрелы и плюющих на все правила показательных выступлений, проводимых подкованными в части пиара мегакорпорациями.
Критики отмечают, что всё совсем не так, как в старые добрые времена, когда Роджер Баннистер преодолел милю за четыре минуты, тренируясь во время обеденного перерыва после занятий медициной. Отчасти это верно, но есть на удивление много параллелей между погоней за четырехминутной милей и двухчасовым марафоном. Прежде всего подвиг Баннистера предварялся серией тщательно спланированных контрольных забегов, а не в личном соревновании с Джоном Лэнди или другими претендентами на четырехминутную милю. В 1953 году Баннистер во время юношеских соревнований принял участие в показательном выступлении, где выдал результат 4:02:0. Во время этого забега Баннистера сначала два с половиной круга вел один бегун, а потом до самого финиша это делал его товарищ по оксфордской команде Крис Брашер, который перед этим бежал совсем медленно в ожидании, что его обгонят на круг. Время Баннистера не было засчитано как британский рекорд, потому что во время забега были нарушены те же правила, что и в ходе Nike Breaking-2. Но своей цели он достиг. «Только две болезненные секунды отделили меня от четырехминутной мили, — объяснил Баннистер позже[363], — и я был уверен, что смогу улучшить время».
Ученые Nike выдвигают в основном один и тот же аргумент: если Кипчоге или одному из его товарищей по команде удастся преодолеть двухчасовой рубеж в идеальных условиях в Монце, это откроет путь для кого-то другого в одном из больших марафонов. Иными словами, разум устанавливает внешние границы того, на что, по нашему мнению, способен человек.
Эти споры заставляют вспомнить дискуссии о применении дополнительного кислорода при восхождении на Эверест. Когда первые британские экспедиции штурмовали гору в 1920-х, технология была в зачаточном состоянии, но некоторые члены экспедиции считали использование кислорода неспортивным[364], способным запятнать их намеченные достижения. Когда Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей наконец поднялись на гору в 1953 году, они, конечно, использовали кислород. Еще 25 лет прошло до первого бескислородного восхождения Месснера и Хабелера. Был бы их подвиг возможен без поиска и прокладки маршрутов альпинистами, которые шли до них с кислородом? Говорить «Никогда» — это, пожалуй, закладываться на слишком долгое время, но я подозреваю, что Эверест оставался бы непокоренным и по сей день.