В предрассветном сумраке суета последних приготовлений на трассе «Формулы-1» кажется сюрреалистичным шорохом. После долгого и бессонного полета поздним рейсом, целого дня за написанием срочных отчетов и всего какой-то пары часов отдыха я как-то переборол усталость и кайфую от адреналина и круассанов с шоколадной пастой. В Twitter меня спрашивают о прогнозах, и я пишу, что у Кипчоге и прочей компании от 1 до 10% шансов на успех. А когда я не пишу о шансах, то отправляю GIF-изображением «Клаббера» Лэнга из фильма «Роки III», который говорит: «Что тебя ждет? БОЛЬ!» Я испытываю слишком знакомое чувство в животе и свинцовую тяжесть в ногах — ощущения не физические, а психологические, я знаю это из своего богатого опыта. Боль вызвана сочувствием к Кипчоге, который собирается добровольно прыгнуть в пропасть неизвестной глубины.
Гонка очень быстро входит в размеренный, вроде бы не требующий усилий ритм. После провала полумарафона автомобиль Tesla оснастили лазерами, которые высвечивают зеленые линии на трассе, очерчивая клин в 6 м позади автомобиля и показывая пейсерам, где именно бежать. Выбранные на этот забег пейсеры — тридцать из числа лучших бегунов в мире — целую неделю репетировали перестроения во время бега. В конце каждого круга в 2,4 км (1,5 мили) трое из шестерых уходят назад, а трое новых встраиваются в наконечник стрелы. Вместе с Кипчоге, Тадесе и Десисой, бесстрастно и неизменно прячущимися позади, перестановка пейсеров на высокой скорости и с реальным риском споткнуться и устроить катастрофу становится главной достопримечательностью гонки. Зрелище напоминает восхитительно гипнотический, хотя и несколько минималистский балет.
Но перемены наступают достаточно скоро, гораздо раньше, чем все надеялись. Всего через 16 км Десиса снова начинает отставать, затем, на полпути, Тадесе тоже постепенно отваливается. В гонке против времени, подобной этой, практически нет шансов, что они смогут нагнать отставание. Какое бы чудо ни пыталась сотворить компания Nike, всё внезапно оказывается очень шатким: победит Кипчоге или никто? Причем последний вариант выглядит всё более вероятным. За последние недели я прочел множество статей, объясняющих, почему цель пробежать марафон за два часа смехотворна и как много бегуны заплатят за свое высокомерие, если попытаются поддерживать такой головокружительный темп. Я боюсь бесконечных «я же вам говорил», которые услышу после неудачи.
Но когда пейсеры и их единственный оставшийся ведомый проходят половину пути за 59:54, ко мне приходит ободряющая мысль. «С каждым новым шагом Кипчоге преодолевает дистанцию, которую никто в истории не пробегал быстрее него», — пишу я в Twitter со своего телефона. За вторую половину гонки я не сделал в блокноте ни одной записи. Вместе со всеми остальными на стадионе и миллионами людей, смотрящих прямую трансляцию в интернете, я зациклился на Кипчоге: расплывшееся пятно вместо ног, отсутствие напряжения на лице, сверхъестественно спокойный взгляд. Сначала мы просто надеемся, что он сможет продержаться так достаточно долго, чтобы заслужить всеобщее уважение. Но по мере того, как он пробегает круг за кругом и секундомер тикает, появляется четкое осознание того, что мы — свидетели чего-то выдающегося. И как бы ни закончился забег, Кипчоге показывает, на что способны люди. Примерно через девяносто минут я нахожу Маркору в толпе, сгрудившейся у линии финиша. Он удивленно поднимает брови, я тоже, и мы оба молча поворачиваемся к дорожке. Мне больше нечего сказать.
Именно во время выступления моего гостя в кабине радиовещания я наконец позволяю себе подумать. Да. Не исключено, что он действительно сможет.
К тому времени, как я пробегаю через лабиринт коридоров и по лестнице спускаюсь на трассу, до финиша остается ровно два круга по 2,4 км, и почти незаметно шаг Кипчоге начинает сбиваться. Его лицо застывает от напряжения, и его улыбки на деле оказываются гримасами. Тугой наконечник стрелы пейсеров начинает распадаться, поскольку им приходится решать, следовать ли за автомобилем в темпе двухчасового марафона или замедлиться, чтобы продолжать защищать от ветра Кипчоге, который отстал от намеченного темпа чуть более чем на десять секунд.
Величайшие спортсмены на выносливость в мире, напоминаю я себе, имеют одну общую черту с 11-летними учениками Доминика Миклрайта (я писал о нем в главе 3): у них всегда есть финишный рывок. Ноги Кипчоге становятся тяжелее, количество метаболитов в мышцах растет, запасы топлива истощаются — организм говорит ему, что он достиг своего предела и больше не может поддерживать этот темп. Но есть ли в мозге последний резерв, который он высвободит, когда финиш будет в пределах досягаемости?
Это еще не конец; Кипчоге не дошел до предела, как Тадесе и Десиса, которые теперь отстают на шесть и четырнадцать минут соответственно. Но ему не удается восстановить скорость. Борясь до самого финиша, он пересекает линию в 2:00:25, делает короткую паузу, а затем бежит к своему тренеру Патрику Сангу, который молча обнимает его. Затем Кипчоге осторожно опускается на землю, ложится на спину и закрывает глаза. Вокруг меня люди обнимаются, бьют друг друга по ладоням и кричат от переполняющих их эмоций. Кипчоге не разменял два часа, и из-за пейсеров результат не станет официальным мировым рекордом, но я не сомневаюсь, что стал свидетелем переломного момента в стремлении к достижению человеческих пределов. Будущее марафона станет совсем другим после того, что сейчас произошло.
Несколько недель будут идти дебаты о причинах прорыва Кипчоге. Насколько помогли ему новые кроссовки, да и помогли ли вообще? Кипчоге в последнюю минуту решил использовать экспериментальный шведский спортивный напиток[428], который инкапсулирует углеводы в специальный гидрогель для облегчения всасывания. Помогло ли это бегуну не выдохнуться на гонке? И разве автомобиль Tesla с громоздкими часами на крыше не обеспечивал дополнительную защиту от ветра? «Они хотели знать, в чем секрет, — сокрушается бегун на милю, герой книги Джона Паркера — младшего Once a Runner, — они тысячей разных способов хотели узнать Тайну».
Даже Nike не может ответить на эти вопросы, и не столько потому, что ответы конфиденциальны (это правда), сколько потому, что они почти недостижимы. На конференции в Денвере несколько недель спустя исследователи из Университета Колорадо Ваутер Хугкамер и Роджер Крэм представили результаты испытаний кроссовок Vaporfly[429]. Они действительно повышают экономичность бега в среднем на 4%. Очевидно, что это не соответствует непосредственно улучшению времени на марафонской дистанции на 4%, если, конечно, вы не считаете, что Кипчоге в обычной обуви — просто парень, пробегающий марафон за 2:05. При этом ученые бурно спорят о том, насколько велико реальное влияние новых кроссовок. Мои приблизительные расчеты говорят о том, что обувь принесла Кипчоге около минуты, и это можно считать психологическим преимуществом, которое он получил, зная, что бежал в самых быстрых кроссовках в мире.
Однако сразу после забега у меня возник прямо противоположный вопрос: насколько быстрее мог бы бежать Кипчоге, если бы на последних двух кругах у него был соперник? В конце концов, мы знаем, что соревнование даже против виртуального соперника повышает производительность на 1–2% по сравнению со временем, которое спортсмен показывает, соревнуясь только с секундомером. Мог бы у Кипчоге в борьбе с равным получиться финишный рывок, который часто удается тем, кто ставит мировые рекорды? Однако, поразмыслив, я прихожу к выводу, что это маловероятно. Особые обстоятельства забега Nike — заданный темп, малое количество участников, отсутствие тактических соображений — позволили Кипчоге полностью раскрыть свои возможности. Не имея соперников, которых можно остерегаться, он бежал, не занимая голову ничем посторонним, пока ноги его несли. Полумарафон в марте, как утверждал бегун, был преодолен всего лишь на 60% усилий; теперь ситуация была иной.
«Сегодня всё было на сто процентов, — подтверждает он, улыбаясь, через несколько минут после окончания гонки, — но ты же знаешь, что мы люди».
Именно человеческая уязвимость сделала забег Кипчоге таким захватывающим зрелищем для всех, кто поздно лег или встал специально, чтобы посмотреть трансляцию. И это связывает всех нас, когда мы сталкиваемся с собственными ограничениями на велодорожках и горных тропах по всему миру, с теми, кто преодолевает границы возможностей нашего вида. Ничто не предопределено; ничто нельзя определить простым математическим расчетом. Я подумал, что Кипчоге только что подошел ближе всех остальных к тому, чтобы по-настоящему прикоснуться к внешним границам своих физических возможностей. И это стало причиной моего сильного воодушевления по поводу будущего: как утверждает Кипчоге, в приятной суматохе, царящей на стадионе в Монце, дело не только в нем. «Миру сейчас, — говорит он, — осталось преодолеть всего двадцать пять секунд».
Благодарности
За этой книгой стоит труд ученых, о чьих работах я здесь писал. Я глубоко благодарен всем, кто реагировал на мои электронные письма, по много раз отвечал на звонки, а иногда даже принимал меня в своей лаборатории. Этих людей слишком много, чтобы перечислять всех, хотя многие имена фигурируют на страницах книги: Росс Такер поделился со мной данными для графика в главе 3; Тим Ноукс, Сэмюэль Маркора, Алексис Може, Гийом Милле, Стивен Чойнг, Джон Хоули, Лори Хаазе, Мартин Паулюс, Кай Лутц, Роджер Крэм и особенно Марк Бернли читали черновик этой книги, чтобы в ней было как можно меньше неточностей. Ошибки, которые остались, на моей совести, но без помощи этих людей их было бы гораздо больше.
Именно благодаря участию и терпению моего литературного агента Рика Бродхеда, а также Питера Хаббарда из издательства William Morrow это настоящая книга, а не длинный нечитаемый пост в блоге. Я также благодарен редакторам журналов, которые помогали мне писать репортажи, в частности Кристине Феннесси, Джереми Кину, Энтони Лидгейту и Скотту Розенфилду. Некоторые отрывки из этой книги ранее появлялись в журналах Runner’s World, Outside, New Yorker, Walrus и Globe and Mail. В подавляющем большинстве случаев материал существенно изменился, но есть несколько мест, где первоначальные предложения, которые я написал, были лучшим объяснением, которое я мог придумать.