— Очень сожалею, комиссар, но когда я вошел в зал, сеанс уже начался.
— Напрягите-ка память. Что в этот момент показывали? Художественный фильм?
Ноэль испугался, что если признается, что вошел в зал с большим опозданием, это покажется ненормальным.
— Нет, конец хроники.
Комиссар записывал:
— Мультфильм вы не видели?
— Нет, — ответил Ноэль после короткого колебания.
По вопросу комиссара Ноэль понял, чем заменили документальный фильм, но утвердительный ответ повлек бы новые вопросы, которые могли бы поставить его в тупик.
— Вы в этом, естественно, уверены?
Вопрос был слишком невинным с виду и вызвал подозрительность Ноэля. Он почувствовал, что у него вспотели руки.
— Ну… да, — ответил он неуверенно.
Комиссар пристально взглянул на Ноэля своими неодинакового цвета глазками.
— Странно, — произнес он. — Даже невероятно! Ведь мультфильм, которым дирекция «Ампира» заменила документальный фильм, в тот вечер показывали между хроникой и художественным фильмом.
Ноэль испытал нечто вроде головокружения. Как во сне он увидел, что комиссар захлопнул блокнот, засунул его в карман вместе с карандашом и встал. Ноэль уже ждал, что он подойдет к нему, положит ему руку на плечо и скажет:
«Именем закона…»
Но толстяк этого вовсе не сделал. Просто стал застегивать свой реглан.
Тогда Ноэлем вновь овладело мужество:
— Так значит вы убеждены в моей виновности, комиссар? — спросил он ироническим тоном, плохо скрывавшим страх.
Комиссар внимательно взглянул на Ноэля, но ничего не ответил.
— Кажется, вы забываете про протокол, что в моем отсутствии составили за запрещенную стоянку! Не могу же я помнить обо всем, что я видел или чего не видел в тот вечер. И все-таки, если бы я не ходил в «Ампир», то не схлопотал бы штраф!
Комиссар вздохнул:
— Штраф ничего не доказывает, месье Мартэн. Или, скорее, доказывает, но лишь то, что вы действительно находились поблизости с «Ампиром» в какой-то момент вечера, но вовсе не в час преступления.
— Если бы я хотел сварганить себе алиби, уж позаботился бы о том, как привлечь внимание билетерши или какого-нибудь зрителя, чтобы они смогли свидетельствовать в мою пользу, когда понадобится.
— Не такой вы человек, чтоб пойти на такую грубую уловку, месье Мартэн.
Теперь комиссар стал мелкими шажками ходить взад и вперед по мастерской:
— Но, напротив, заявить, что вы были на фильме, который уже видели два дня тому назад, а следовательно, можете связно рассказать его содержание, вынудить полицию некоторым образом официально подтвердить ваше заявление, заставив ее влепить вам штраф, это, я бы выразился… «мастерская» работа.
Ноэль взорвался:
— Ну и ладно, давайте, арестовывайте меня!.. Чего вы еще ждете?.. Наденьте мне наручники!.. Я лгал вам с самого начала! Вам этого довольно?
— Как раз вот нет, месье Мартэн! Мы арестовываем только преступников, но не лжецов. А то бы всех без разбору пришлось сажать в кутузку.
— Вы уходите?
— Поздновато уже…
— Но… рассчитываете вернуться?
— Непременно.
— Когда? Завтра утром?
— Как только позволит законный час.
— Отсрочку мне даете?
— Даю вам шанс.
— Шанс? Какой еще шанс?
— Последний, месье Мартэн! Шанс с полной искренностью рассказать мне, почему вы лгали до сих пор… А не то… Вот мой номер телефона на случай, если вы найдете хорошее и правдоподобное объяснение… Мое почтение мадам Мартэн…
После ухода комиссара Ноэль долго приводил мысли в порядок. Он испытывал потрясение человека, получившего сильный удар по голове и слепо пытающегося найти точку опоры.
Что готовит отныне ему будущее?.. Словно в каком-то фильме быстро, ускоренно поплыли перед глазами кадры, сцены. «Завтра утром», сказал комиссар. Завтра утром его придут арестовывать. Увезут во дворец Правосудия. На такси. Он вновь предстанет перед месье Понсом. Учтивым и педантичным месье Понсом. «Так вы говорите, что невиновны, месье Мартэн?» Станут задавать вопрос за вопросом. Без передыху, чтобы он запутался, выдал себя, стал себе противоречить. Станут копаться в его прошлом, выставят его личную жизнь всем напоказ, откроют у него дурную наследственность. Допросят Юдифь, Джоан, Абдона Шамбра, Клейна, мадам Эльяс. «Так говорите, что вы и ваша жена были дружной четой?» Установят, что Бэль была чувствительна к ухаживаниям Вейля, как была падка на флирт с любым поклонником. Разыщут повсюду его друзей детства. Допросят мадам Гарзу: «Я всегда думала, что мой зять…», Роз: «Что вы сказали, господин судья? Чего? Повторите-ка», доктора Берга: «Собственно говоря, когда женщина столь красива, как мадам Мартэн…». Докопаются, быть может, что Бэль сначала зашла к Иуде Вейлю, а уж затем только поехала в Пон-де-л’Иль. И, кто его знает, разыщут, может, кондуктора автобуса, на котором Ноэль доехал от «Ампира» до авеню Семирамиды. Скажут ему: «Ваша жена вам изменяла. Вы убили из ревности!» А уж потом так и станут упиваться этим словечком, во все статейки его повставляют, и превратится оно в лейтмотив расследования. Скажут Бэль: «Не станете же вы отрицать, что ваш муж..? Не будете же утверждать, что он никогда..?» А она ответит, наверное: «Ноэль неспособен на…». Но они будут продолжать настаивать: «Однако ваше поведение…».
Ноэль мертвенно побледнел и вскочил.
Надо помешать этому во что бы то ни стало?
Но как?
На ум пришло одно имя.
Но как?..
«Рэнэ!»
Когда он вышел из дому, из тени, откидываемой стеной, выступил какой-то мужчина и пошел за ним по пятам.
Глава 18
Ноэль добрался до нужного этажа, остановился и прислушался. Из недр квартиры до него доносились приглушенные и неясные звуки граммофона. Он пожалел, что не позвонил, чтобы предупредить, что придет. Может, Рэнэ не одна, окажется вот сейчас в шумной компании?
Но отступать было уже поздно, время не терпело отсрочки. Он нажал кнопку звонка.
Открылась дверь и в лицо ему ударил прилив тепла и музыки.
— Мадам дома? — быстро спросил Ноэль.
Знакомая ему горничная с улыбкой кивнула.
— Она одна? — настойчиво продолжал он.
И тут же звонкое постукивание каблуков по паркету известило его о приближении Рэнэ.
— Это вы, Ноэль?
— Да, — ответил он. — Можно войти?
— Ну, конечно.
Он еще не успел снять пальто, как высокая, грациозная Рэнэ уже появилась на пороге соседней комнаты. Она была в длинном сатиновом домашнем платье, складки которого спадали на носки ее туфель без задника. Распущенные волосы падали ей на плечи.
— Вы холостяк сегодня? — ласково спросила она, лукаво глядя на него.
Но нечто в его облике помешало ей продолжать в том же тоне. Может, его бледность или плохо сдерживаемая нервозность, выражавшаяся в его жестах.
— Не беспокою вас? — машинально спросил он, направляясь к двери, на косяк которой она опиралась.
Она и не пошевельнулась, и он невольно задел ее, почувствовал тыльной стороной руки нежность сатина. Тогда она схватила его за лацканы пиджака, наклонилась к нему и бегло поцеловала в губы, продолжая вопросительно смотреть ему в глаза.
Он прошел в комнату. Пастельно-синие шторы занавешивали окна от потолка до пола, с легким урчанием пылала газовая печка с искусственными поленьями, торшер откидывал розовый ореол на полку открытого секретера.
— Садитесь, — сказала Рэнэ, и поглядела на настольные часы: — Полседьмого. Для чая поздновато, да вы, кстати, и не любитель. Виски хотите?
Ноэль продолжал молчать. Он оглядывался вокруг, словно вся обстановка напоминала ему некие утраты.
— Не беспокою вас? — повторил он, и невольно удивился, что и в таких исключительных обстоятельствах соблюдает правила вежливости.
— Ничуть, — ответила Рэнэ, поймав его взгляд. — Я писала… Она поколебалась и окончила: — Крису.
Это имя что-то напомнило Ноэлю. Он попробовал напрячь память.
— Ах, да, — сказал он, — Крису! Так вы решили с ним поехать?
Рэнэ вдруг стала задумчивой.
— Еще несколько минут тому назад совершенно была в этом уверена.
— А теперь?
— Не знаю… Ведь вы пришли.
Ноэль отвел взгляд. Он-то думал: «Как только войду, сразу же, одной фразой, во всем ей признаюсь!» А теперь это показалось ему невероятно трудным.
Рэнэ вышла из комнаты и вернулась с каталкой, уставленной бутылками. Налила два стакана и поставила их на журнальный столик. Несмотря на все ее усилия, кои можно было предположить искренними, полы ее дезабилье раскрывались при каждом движении, при каждом жесте. Наконец, она спросила, указав на свободное место в кресле рядом с Ноэлем:
— Можно мне сесть сюда?
Он кивнул, смутно радуясь ее стремлению услужить ему, угодить.
Она привычно уселась вплотную к нему, взяла его за руку:
— Вы несчастливы?
Он смотрел на нее, борясь с последним колебанием: нет ничего опаснее, как целиком довериться, связать себя по рукам и ногам, женщине, которая вас любит или воображает это.
— Я хочу кое в чем вам признаться, — произнес он. — Но, ради Бога, только не кричите потом: «Бедняжка Ноэль!». Я… — И тут он окончательно решился и выпалил: — Это я убил Вейля.
Он ожидал вскрика, восклицания. Рука на его запястье вздрогнула, но Рэнэ продолжала безмолвствовать.
Тогда, не глядя на нее из страха, что не хватит мужества продолжать, он в коротких отрывистых фразах освободился от секрета, душившего его вот уже две недели. Он рассказал ей как вернувшись вечером четвертого домой, нашел записочку от Бэль, что ее, мол, срочно вызвали к больной матери, как полез за листом бумаги в секретер, наткнулся на письмо какой-то ее подруги и прочел его без задней мысли, как одна фраза этого письма побудила его подозревать Бэль в связи с Иудой Вейлем, как он позвонил Вейлю, а потом в Пон-де-л’Иль, как решил во всем удостовериться и тотчас бросился к дому 42 на авеню Семирамиды, как, войдя в парк «музея Вейля», увидел убегавшую женщину.