Однако на блондина этот «вопль души» не произвел ни малейшего впечатления. Он лишь слегка приподнял белесые брови и усмехнулся:
— Ну и что? Ну и что, Сергей Сергеевич? Разве жизнь вашего малыша не стоит жизни подонка, который построил свою империю на оболванивании таких вот простых служак, как вы? Его существование приносит стране страшный вред. Разве вы не согласны?
Богачев нахмурился.
— Допустим, — пробурчал он. — Но чем он вам так насолил? Какая выгода вам от его смерти?
Блондин разжал плотно сжатые губы.
— Вам об этом лучше не знать, — тихо проговорил он. Воцарилась пауза. — Ну, так как? — Блондин слегка прищурился: — Вы согласны?
Богачев долго хмурил рыжеватые брови, затем нервно дернул щекой и кивнул:
— Да. Я сделаю это. — Он поднял взгляд на блондина и спросил: — Когда?
— Завтра вечером.
— Что? Но… Но ведь это слишком быстро. Надо как-то подготовиться… Я не знаю, разработать план…
— У нас нет на это времени, — отрезал блондин. — Завтра Кожухов будет в Большом театре. Я буду его охранять.
Богачев сухо рассмеялся.
— Повезло же магнату с охранничком! — язвительно воскликнул он.
— Я буду не один, — не обращая внимания на язвительный тон Богачева, продолжил блондин. — Второго охранника я беру на себя. Я уведу его минут на десять.
— Как?
— Это моя забота. Если повезет — у вас будет десять минут. Если нет — минут пять. Вы должны уложиться в этот срок.
Богачев задумался. Потер пальцами подбородок.
— А как я попаду в театр? — спросил он.
Блондин сунул руку в карман куртки, вынул глянцевый прямоугольничек и положил его перед Богачевым.
— Вот билет, — сказал он. Затем поднял с пола кейс, положил его себе на колени и щелкнул позолоченными замочками. Через несколько секунд к лежащему на столе билету присоединились пистолет и глушитель. — Стрелять будете из этого. Ствол чистый. После того, как работа будет сделана, выбросите ствол в урну. Да, и не забудьте надеть перчатки. Если на стволе найдут ваши «пальчики», вы…
— Можете не продолжать, — прервал блондина Богачев. — «Пальчиков» не будет. Можно вопрос?
— Валяйте, — разрешил блондин.
— Почему вы не обратились к профессиональному киллеру?
Блондин улыбнулся:.
— Видите ли… После выполнения работы нам бы пришлось его ликвидировать. А это лишние хлопоты.
— Но что вам мешает ликвидировать меня?
— А зачем? — прищурился блондин. — На карту поставлено здоровье вашего сына. Уверен, вы будете молчать, даже если вам будут вырывать ногти плоскогубцами. Ведь так?
— Так, — кивнул Богачев.
— Ну вот. Если вас возьмут и улики будут неоспоримы, валите все на личную неприязнь. Пойдете по сто пятой. Мы позаботимся, чтобы вас выпустили досрочно. А за сына и жену можете не беспокоиться, голодать им не придется. Это я вам обещаю. Впрочем… — Блондин вновь улыбнулся, тонко, насмешливо. — не будем пессимистами, Сергей Сергеевич. Если вы все сделаете как надо, вас не поймают.
— Будем надеяться, — с хмурой улыбкой отозвался Богачев.
Вспоминая обо всем этом теперь, спустя три дня после убийства, Богачев чувствовал непреодолимую ненависть к белобрысому подонку, который заставил его убить человека. Но ненавидел он и себя — за то, что согласился на это убийство. Хотя Бог не оставил ему другого выбора. Нет, не оставил…
В ту ночь Богачев так и не смог уснуть. Так же, как и в предыдущие. От бессонницы его знобило. Пытаясь согреться, он сунул руки в карманы. Правый карман был порван, и за подкладкой Богачев обнаружил маленький графитовый стерженек от карандаша.
Утром, едва начало светать, он посмотрел на свои руки: на сбитые костяшки пальцев, на сорванный потемневший ноготь большого пальца («оказывал сопротивление при задержании», как гласил протокол), на голубоватые, взбухшие вены… На губах Богачева застыла судорожная усмешка. Он принял решение.
11
— Да, слушаю… Что?.. Да, понял. Как это случилось?.. Ясно. Скоро буду.
Турецкий опустил телефон в карман. Лицо его было обескураженным и растерянным.
— Что-то случилось? — спросил Вячеслав Иванович Грязнов, с которым Турецкий сидел в баре «Пивная пена» за кружкой пива.
— Да, Слава, случилось… Богачев перерезал себе вены.
— Жив?
Турецкий тихо покачал головой:
— Нет.
— Как он это сделал?
— Оторвал от пальца ноготь и… — Турецкий поморщился и передернул плечами: — Кошмар.
— Н-да, — сказал Грязнов и отодвинул от себя кружку с пивом.
Турецкий глянул на часы, затем достал из бумажника купюру и небрежно бросил ее на стол.
— Славка, ты извини, но мне нужно ехать.
— Да, конечно, — кивнул Грязнов, поддел пальцем купюру и перевернул ее. — А это забери.
Турецкий попробовал было запротестовать, но наткнулся на суровый взгляд Грязнова, взял купюру и сунул ее в карман.
— Без обид? — спросил он Грязнова.
— Без обид, — кивнул тот.
— Ну, бывай.
В тот же вечер Турецкий беседовал с экспертом.
— Вот, — эксперт протянул Турецкому маленький пластиковый пакетик, в котором лежал кусок светлой ткани. — Мы нашли это в пищеводе у Богачева.
Турецкий посмотрел на пакетик и поежился:
— Что это?
— Лоскут от рубашки, — разъяснил эксперт. — А буквы он нацарапал кусочком грифеля. Он так и держал его в руке, когда его нашли… Самоубийцы удивительно изобретательны, — резюмировал эксперт, держа пакетик на ладони и разглядывая его. Затем он перевел взгляд на Турецкого и с усмешкой спросил: — Сами достанете или мне это сделать?
Турецкий поморщился:.
— Давайте вы. Я вам доверяю.
Эксперт вскрыл пакетик, извлек из него лоскут и осторожно его расправил. Поднес лоскут к лицу Турецкого.
— Мало что разберешь, — прокомментировал эксперт. — Так, несколько букв…
Турецкий внимательно вгляделся в лоскут.
— «Дем…ев… Да…лов… Пленка с…» — прочел он вслух и поднял глаза на эксперта. — Пленка. Какая, к черту, пленка?
Эксперт пожал плечами.
— А эти буквы? — задумчиво спросил Турецкий. — Это что, чьи-то фамилии?
— Похоже на то, — кивнул эксперт. — Забираете? — Да.
— Завернуть или так возьмете? — с ернической улыбкой поинтересовался эксперт.
— Заверните. Это подарок, — подыграл ему Турецкий.
Они переглянулись и кисло улыбнулись друг другу.
12
На этот раз Елена Петровна Богачева пришла в прокуратуру сама. Турецкий вклеивал в дело Кожухова отчет эксперта о причине смерти подозреваемого Богачева, когда открылась дверь.
Жена самоубийцы держалась скромно и даже робко. Лицо ее стало еще более одутловатым, глаза были воспалены от слез, обесцвеченные волосы растрепались, но Елена Петровна не делала никаких попыток привести прическу в порядок.
— Я хотела поговорить с вами о Сергее, — негромко сказал она.
— Да, конечно, — кивнул Турецкий и отодвинул папку с делом. — Я вас слушаю.
Богачева достала из сумочки платок и промокнула глаза.,
— Если б я только знала, что все так кончится… — с трудом выговорила она.
Турецкий сочувственно вздохнул. Говорить тут было нечего.
— Я знаю, что Сергея обвиняют в убийстве… — продолжила Богачева спустя минуту.
— Обвиняли, — машинально поправил Турецкий.
— Что?
— Ничего, — виновато проговорил Турецкий. — Продолжайте, пожалуйста.
Богачева высморкалась в платок, затем спрятала его в сумку.
— В день убийства Кожухова к Сергею приходил незнакомый мужчина, — заговорила она. — Я смотрела телевизор, а на кухне у нас ремонт, поэтому Сергей и этот мужчина пошли в спальню. Сергей сказал, что им нужно поговорить. Мужчина был в кепке и темных очках. В спальне на стене висит маленький «сигнальник». Это такой плоский микрофончик, чтобы мы знали, когда Виталик проснулся или когда он чего-то хочет. Виталик — это наш сын, — пояснила Богачева.
Турецкий кивнул:
— Я понял.
— Как только Виталика положили в больницу, мы выключили «сигнальник», — продолжила Богачева. — Но кто-то из них, то ли Сергей, то ли незнакомец, случайно включил его снова. Наверное, задел затылком. И я… я слышала часть их разговора…
Турецкий почувствовал, как у него вспотела спина.
— Вы можете сказать, о чем они беседовали? — стараясь говорить спокойно, спросил он.
— Я… не очень хорошо помню. Но кажется, этот незнакомец уговаривал Сергея сделать «что-то. Он сказал: «…За сына и жену можете не беспокоиться. Голодать им не придется. Это я вам обещаю…» И потом еще: «Не будем пессимистами… Вас не поймают».
— Это все?
Богачева вздохнула:
— К сожалению, да. Я пыталась расспросить об этом мужа, но он ничего не ответил. Сказал, что это его профессиональные дела. И еще он сказал: «С Виталиком все будет в порядке, я об этом позабочусь». — Богачева замолчала. Она снова достала из сумочки скомканный, грязный платок и вытерла слезящиеся глаза. Затем посмотрела на Турецкого и спросила: — Александр Борисович, вы правда думаете, что это Сергей убил того человека?
— Похоже на то, — ответил Турецкий.
— Он сделал это ради Виталика. Я догадывалась, что он задумал что-то незаконное. Но я не думала, что он хочет кого-то убить… Поверьте.
— Да, — кивнул Турецкий. — Я верю. Но человек мертв.
— Я понимаю, что в этом есть и моя вина. Ведь я догадывалась… Но… понимаете, Виталику так нужна была эта операция… Господи, если б я только знала!
— Богачева заплакала. Александр Борисович глядел на ее трясущиеся плечи и хмурился. Он не выносил женских слез. Видя перед собой плачущую женщину, даже совершенно незнакомую, он всегда чувствовал себя виноватым. С этим щемящим чувством ничего нельзя было поделать.
— Елена Петровна, попытайтесь успокоиться. Операция сделана. Ваш сын будет здоров. А Сергей Сергеевич… Его уже не вернешь. Для нас с вами важно найти человека, который вынудил его пойти на убийство. Вы это понимаете?
— Да… — сквозь слезы ответила Богачева. — Да, конечно… Но как? Как я могу вам помочь?