рел?..
– У-го-рел, – отрывисто и четко повторил человек, и, уставив в землю глаза, встал как вкопанный, потому что понятия не имел, что говорить дальше.
Сестра Анатолия не заплакала, так странно ей все это было. Бабушка же, вся побледнев и вцепившись за верхушку забора, чтоб не упасть, произнесла:
– Вот как значит. В последний путь проводить приехала.
И схватившись за крашенный столб забора, она медленно поползла вниз.
3
Потом, сидя на кухне у себя дома, бабушка почти каждый день рассказывала про то, как встретила своего любимого по дороге, корила себя, что не осмелилась подойти, не узнала сразу, не подбежала к нему, что осталась ждать у его сестры до утра, уверяла (и больше себя, чем других), что если бы она была чуть порасторопнее, то горя бы не случилось.
Меня в этих разговорах не брали в расчет, относились как к мебели, которая и слышит, да разве уразумеет? Сердобольные соседки, сестры и дочери бабушки уже наизусть выучили и саму историю, и то, что она о ней думает, и то, какие варианты событий могли бы случиться. Рассевшись на дубовых табуретках (тех самых, которыми гонял когда-то свою семью по квартире мой дед), они молчаливо слушали и кивали. Я же про себя повторяла подхваченную где-то мной фразу: «От судьбы не сбежать!».
Бабушка прожила недолго после этой поездки. Через пару месяцев у нее обнаружили рак, а еще через полгода ее не стало. В моем воображении она осталась все той же девушкой, которая идет ранним утром к озеру, чтобы набрать воды, сталкивается головой со своим соседом, и вдруг они целуются, вспыхивает любовь.
А потом звезды, небо, ночь, маки и две фигурки влюбленных, которые срослись так, что, казалось бы, в вечности не сумеют расстаться.
И снова сменяется кадр. И вот уже моя бабушка мчится на велосипеде по единственной на весь поселок асфальтированной дороге. Волосами ее играет легкий весенний ветер, а белый просторный подол сарафана развивается колоколом, обвивая худые длинные ноги.
Когда ему было 4, он мечтал о новом велосипеде с мигалкой и с оранжевыми фарами, как у соседа Максима.
Когда ему было 14, он мечтал иметь новенький айфон.
Когда ему было 24, он мечтал о девушке, которая бы любила его не за деньги и не за возможность, что он их когда-нибудь заработает, а от всего сердца.
Когда ему было 34, он мечтал поехать на Бали и отдохнуть там от детей, от жены, от босса.
Когда ему исполнилось 44, он хотел зарабатывать так, чтобы о старости было думать не страшно.
В 54 он понял, что счастлив, когда улыбается жена и когда улыбаются дети.
В 64 он начал ходить в церковь и мечтал, чтобы его молитвы о недавно почивших родителях, о не слишком счастливых родных были услышаны Богом.
В 74 он мечтал купить большой и удобный велосипед, чтоб поддерживать здоровье и ездить по любимому парку.
Случайный роман
1
Их роман вспыхнул неожиданно, оттого, что Ирина написала ему СМС, текст которого был прост:
– Я люблю вас!
А в ответ получила весьма банальное:
– Кто вы?
Незамедлительно Ирина ответила:
– Незнакомка!
Ответ тоже не заставил себя ждать и половины минуты:
– А у вас есть блоковская вуаль?
Ирина точно услышала густой мужской голос, то ли смеющийся, то ли смущенный с другого конца Москвы.
– Есть! И даже шляпа!
– Вы издеваетесь надо мной!.. Прекратите играть!.. Вы кто-то из моих студенток?.. – то и дело жужжал телефон.
Но Ирина не могла прекратить.
Азарт разыгрался в ней так, что она бегала из угла в угол по коридору общаги, в которой жила, лишь иногда заглядывая в комнату подруги и оповещая ее о ходе событий.
Подруга тоже уже приподняла голову от потрепанной книжки Шпенглера «Закат Европы», и хоть пыталась еще сосредоточиться на высвеченных под абажуром лампы листах, но взгляд ее мечтательно блуждал в полутемном пространстве.
– Ваша студентка! – эсэмэску за эсэмэской строчила Ирина. – Но это же не клеймо!.. Мне кажется, что в вас такая доброта!.. Мне очень нравится все, что вы говорите! Как вы говорите!..
– Но кто вы? В какой группе вы учитесь? – сделал Алексей Михайлович еще одну попытку узнать, кто же эта странная и такая уверенная в себе Незнакомка.
– Но если я скажу, вы тут же потеряете ко мне интерес. Во всем должна быть загадка! Лучше будем общаться так! Вы будете моим Пламенным рыцарем, а я – вашей таинственной Незнакомкой.
Надо сказать, что назвать Алексея Михайловича рыцарем было достаточно сложно. А уж «пламенным» скорее звучало по отношению к нему издевательски. Ему только что исполнилось пятьдесят. Он был среднего роста, с большим широким туловищем, но худенькими руками. Застенчив и в речах своих крайне не прагматичен: мог спокойно перемещаться из одного века в другой, объявив и начав развивать одну тему, переключиться на другую. А на половине лекции иногда и спросить:
– То бишь, о чем это я? – да еще и вопрошающе посмотреть в глаза студентов.
Но студенты его любили. Он был действительно добр, бесхитростен, очень мягок, и если вдруг говорил о том, чем увлечен сам, то тут же влюблял в свое увлечение каждого, с кем только пытался им поделиться.
Надо сказать, что у Ирины не было к Алексею Михайловичу никаких чувств. Вернее, ей нравился его друг, Эльдар Рудольфович, который вместе с ним преподавал им курс истории древних цивилизаций. И он-то уж точно походил на рыцаря: высокий, накаченный, широкоплечий, с черными, пылающими страстью глазами, с прокуренным голосом и почти с театральной манерой произносить речи, то вскидывая голову, то выводя одну ногу вперед, то распахивая руки ладонями кверху, а то и прижимая одну из них к сердцу. У студенток даже появилось понятие, что неважно, о чем говорит этот восхитительный брюнет. Ходить к нему на лекции можно было лишь для того, чтобы просто на него любоваться.
Он был ярок и современен: подъезжал к старинному зданию института на электросамокате, курил английские сигареты, от него всегда пахло одним из новейших ароматов Кензо, портфель и туфли его были из коричневой, специально состаренной кожи. Однажды Ирина не выдержала и спросила знакомую ей ассистентку на кафедре:
– Как думаешь, что сделать, чтобы закрутить с Эльдаром Рудольфовичем роман?
Та посмотрела на нее растерянно и удивленно:
– Не понимаю, что вы в нем все находите. На мой взгляд, с ним вообще не стоит заводить НИ-КА-КИХ и НИ-КОГ-ДА романов. Не далее как вчера, его жена (наша бывшая студентка), – ехидно заметила ассистентка, – крушила все подряд в его квартире. Разбила окно, кинула статуэтку в монитор ноутбука, в результате чего вовремя не проверены курсовые работы… А в перерывах своей истерики еще и звонила нам и спрашивала: точно ли мы уверены, что муж ее не находится на работе. Честно тебе скажу: я не стала ее утешать! На данный момент у него целых три романа, наслаивающихся один на другой! – рапортовито отчеканила ассистентка. – И вряд ли он сможет позволить себе четвертый.
– Будь я на вашем месте, – уже смягчившись и довольная произведенным на Ирину эффектом, продолжала она. – А я не на вашем, потому что если так беспорядочно влюбляться, можно запороть свою жизнь с самого начала и навсегда, то обратила бы внимание не на этого придурка и петуха, а на его друга, Алексея Михайловича, который, как мне кажется, и есть самый достойный любви мужчина.
Эта мысль показалась Ирине настолько неожиданной, что невольно пробудила в ней желание действий.
Уже вечером Ирина наводила справки среди своих однокурсниц. Что известно?.. Был ли женат?.. И сколько?.. Ухаживал ли за кем-то или хотя бы строил кому-то глазки?
Увы, ни о чем подобном известно не было, потому что даже мысли об этом никому в голову не приходило.
Следующая эсэмэска пришла от него поздней ночью:
– Мне кажется, я вас знаю, догадываюсь, кто вы! Но играть, так играть! Какую тему для нашего общения вы бы хотели выбрать?
– Конечно, любовь! – незамедлительно ответила Ирина.
– Я так подозреваю, что разницы между вами и мной почти тридцать лет. Наши понятия о любви слишком разные. Боюсь, что мое может показаться вам даже и не любовью!
В ответ Ирина скинула ему адрес электронной почты, заранее взяв его у уже посвященной в завязку романа подруги. В результате их еще даже не успевший вспыхнуть роман тут же стал достоянием всей общаги, а уже утром о нем знали и в ректорате, и на кафедре, и даже в столовой.
Когда Алексей Михайлович вышел на первую лекцию, на него смотрели с нескрываемым любопытством. Он явно краснел, вел себя то неожиданно бойко, то вдруг минуту пытался сообразить, о чем еще ему своим студентам сказать. Ассистентка на кафедре, единственная понимающая, в чем было дело, казалось, чувствовала себя виноватой.
Ирина же вела себя так, будто ничего не случилось. В шумном кругу длинноволосых подруг, случайно повстречавшись с ним во дворе, одной из многих, она сказала:
– Здравствуйте!
Он тихо ответил:
– Здравствуйте!.. – и внимательно обвел толпу студенток близорукими большими глазами из-под толстых неуклюжих очков. И каждая из них делала вид, будто она ничего не знает.
А между тем в памяти электронной почты уже висело письмо, которое он отправил Ирине еще в 04:13.
«Уж и не знаю, дорогая моя Незнакомка, почему вы выбрали меня. Мой коллега Эльдар Рудольфович много интересней для девушек такого возраста, как вы. Он ярок, красив, умен, дерзок… Вы знаете, я с раннего детства не могу говорить людям то, что действительно думаю, если это приносит им хоть какое-то неудобство. Моя первая любовь случилась еще в детском саду. И уже тогда я был до глупости застенчив и верен. И (улыбнитесь) вспыхнула она, когда моя соседка по смежным кроватям сидела на горшке. Русые пушистые волосы ее были растрепаны, а блестящие голубые глаза с негодованием смотрели на нянечку, которая требовала непонятно чего. Мою любовь к ней я понял по той причине, что стал особенно волноваться, как только она ко мне приближалась, краснел и практически лишался возможности речи. Тело мое становилось особенно неуклюжим. Через год или два я, наконец, осмелился подарить ей один цветок, сорванный с клумбы у детского сада, но она даже не улыбнулась мне и, взяв его, убежала.