– Надолго ты? – спросила она. – Да, мне очень нужна твоя помощь. Такое ощущение, что сам ангел тебя прислал.
И именно ему, старшему другу и наставнику своей юности, Арина, не скрываясь, сумела рассказать все, что с ней за последнее время случилось, смогла и поплакать, и пожаловаться, и почувствовать себя все той же девчонкой.
О, сколь приятным было это чувство сейчас, когда все тело ее постоянно ломило, когда живот был такой огромный, что точно готовился разлететься на маленькие кусочки, как лопнувший шар.
– Ты не сделалась хуже, – уверял ее брат. – Сколько бы ни было проблем, ты стала лучше! С каждым разом, когда человек проходит какое-то новое испытание и не становится злее, не предает себя, а остается собой, он точно поднимается на еще одну ступень, становится лучше.
Арина понимала, что слишком романтичны эти слова, но именно они нужны ей были в это время и в эту минуту.
7
Развод произошел в том же загсе, в котором Арина и Эльдар поженились. Все тот же товарищ Эльдара, который тогда смог оперативно их расписать, теперь столь же оперативно занимался оформлением развода. «Интересно, со сколькими он здесь был?» – подумала Арина, увидев входящего в дверь Эльдара.
У нашей героини не случилось ни приступа истерики, ни озноба. Ей даже показалось странным, что она могла быть с этим странным человеком близка, а этот странный человек, который так страшно ее избил, человек, которого она не видела и не слышала уже несколько месяцев, теперь уверял всех в том, что он и не отказывался от ответственности, что готов сделать все, лишь бы снова оказаться с ней вместе.
Арина понимала: Эльдар играет, не хочет перед своим знакомым, перед работником загса, перед ее братом показать себя плохим человеком, всего лишь без лишних последствий пытается выпутаться из истории, которая ему неприятна. Это такой тип человека, который заранее всех стремится сделать своими друзьями.
– Я солгала Вам, – неожиданно для самой себя сказала она. – Вадим – не мой брат, он – мой жених. Он любит меня, и мы с ним очень давно хотели быть вместе. Он хочет жениться на мне и хочет, чтобы мои дети знали его как папу. Мы хотим много детей. Может быть, десять.
– Поговорим по-мужски, – подыграл Вадим и показал Арининому обидчику в сторону двери.
– Теперь зачем? – смутился Эльдар. – Ну, раз все дело обстоит так, что ж, чужой любви мешать я не буду. Пускай воспитывает, – растерянно обратился он к знакомому работнику загса. – Тогда, конечно. Пускай.
– Прошу вас расписаться вот здесь и вот здесь, – радушно промолвил тот и радостно влепил штампы в уже приготовленные паспорта.
«Как у Шекспира, – подумала Арина. – Быстро сообразил, как выйти из ситуации благородно, да еще и жертвой».
Пока Вадим гостил по делам в их городе несколько дней, он заходил к ней в гости почти каждый вечер. Арина чувствовала себя сильно помолодевшей, даже забывала иногда, что она мать, что беременна и что ее в скором времени ждет. Вадим постоянно вспоминал то одну, то другую ее картины, просил показать, что она рисует теперь, расстраивался, что не рисует.
– Мало рисую. Некогда рисовать, – говорила она. И хотела было добавить: «Да и кому это теперь нужно?», но язык на этом месте не слушался. Очень не хотелось разрушать вдруг возникшую сказку.
8
После отъезда Вадима каждую ночь ее несло и несло вдаль по безмолвному океану. Вода была холодная и мутная, и потому, когда Арина просыпалась, ей казалось, что ее руки не двигаются, что ноги окаменели. Она медленно сжимала и разжимала пальцы, чтобы убедиться, что они живы. Пальцы не слушались, по ним словно проходил электрический ток, через несколько попыток они начинали медленно и неуклюже шевелиться. Но это Арину не беспокоило, через некоторое время она опять то плыла по пустынному океану, то проваливалась в черную бездну. До родов оставалось всего лишь несколько недель, и чем ближе они становились, тем сильнее ее одолевала усталость. Она больше не плакала, на плач и переживания больше не было сил.
Неожиданно, втайне от мужа, стала заходить в гости Варвара. Теперь, когда Арина была почти раздавлена жизнью, когда у нее не было сил ни что-либо доказывать, ни оправдываться, ни о чем-либо говорить, сестра почувствовала к ней нежность, приносила контейнеры с готовой едой, помогала с бытом, вела с Дашей и Ваней на кухне задушевные разговоры.
Арина сообщила сестре, что рожать будет дома: не было у нее желания куда-либо ехать, что-либо и куда-либо собирать, не хотелось оставлять детей на несколько дней одних, не хотелось звонить, упрашивать кого-либо с ними остаться. А отвечать на эти дежурные вопросы об отце ребенка, о том, кто ее семья?!. Для кого?.. Зачем?.. В роддом хорошо приезжать, когда тебя кто-то увозит и встречает, когда кто-то о тебе заботится, носит передачки, когда, едва встав на ноги, ты тут же спешить к окну, чтобы там, внизу, разглядеть родные и любимые лица. В роддом хорошо приезжать, когда ты едешь туда впервые, когда ты знаешь о родах только по слухам, когда думаешь, что если тебе будет больно и страшно, тебе смогут помочь. «Но врач не сможет избавить тебя от боли, – рассуждала она. – Есть боль, которую каждая женщина должна пережить сама. Так решила природа». Арине хотелось рожать дома, чтобы можно было сразу прилечь на любимую постель, надеть любимые вещи. Хотелось, чтобы не было чужих людей, которым и она в тягость, и они – ей.
Как только будущая мама приняла такое решение, страх и отчаянье ушли. Ушли и странные сновидения, которые терзали ее долгое время. Остались только невозможность удобно сидеть, лежать, а распухшие ноги не желали залезать ни в одну уличную обувь. От нечего делать Арина решила рисовать лес и поляну с цветами. Не потому, что это надо было кому-то, а потому, что прежде всего это нужно было ей, ее сердцу.
Синие, желтые и красные цветы появлялись на ее холсте, точно возвращая утраченную радугу жизни. Над поляной начинала кружить белая бабочка и светить нежное, выглядывающее из-за облаков солнце.
Когда на поляне стала вырисовываться петляющая среди сочной травы тропинка, у Арины начались схватки.
«Началось. Хочешь – приезжай, хочешь – нет…» – написала она сестре. «И не уговаривай!.. Мне спокойнее дома».
Через час Варвара уже раскладывала продукты, салфетки, тряпки, медикаменты и нечто неожиданное – расставляла по ванной комнате свечи.
– Ты не боишься? – спросила она Арину, как только дети, обидевшись на то, что им не дали присутствовать, были отправлены к Варваре домой. – Ты должна понимать, что рожать дома – это принять ответственность на себя. В роддоме все-таки было бы спокойнее и надежней.
– Нет, чего мне бояться?! Всевышний поможет. Я еще не встречала женщину, которая – даже самая неверующая – во время родов не обратилась бы к Богу. Все начинают молиться. Даже те, кто молитвы никогда и не знал. А кто наверняка тебе в этой ситуации поможет?! Только Бог может помочь. Я же верующая, мне легче.
– И я не встречала, – задумчиво проговорила Варвара, вспоминая всех рожениц, с которыми лежала в роддоме.
Ей тоже казалось, что каждая из них в самые тяжелые моменты молилась.
– Но только нельзя постоянно надеяться на небеса, – назидательно сказала она. – Бог для того и сделал нас думающими, чтобы мы сами могли отвечать за свои поступки. Вот ты, получается, постоянно надеешься на какое-то чудо, как в истории с Эльдаром, а если бы ты хоть немножечко навела о нем справки, то знала бы, что это за человек. И спасает не провидение, а обычные люди. Я, родители, люди из храма… Получается, ты возлагаешь за свою жизнь ответственность на Бога. А правильно ли это? Для чего мы получаем образование, для чего мы читаем книги, думаем? Мы сами должны нести ответственность за жизнь свою и своих детей.
В другой раз Арина возразила бы, что, может быть, эти «обычные люди» и появляются, потому что посылает их Бог, но сейчас ей не хотелось вступать в споры с сестрой, а хотелось как можно больше сберечь физических сил, и ей была приятна забота сестры.
Когда боли отпускали, роженица ходила по квартире и то протирала подоконник, то поправляла скатерть, то поливала цветы. Ей очень хотелось, чтобы в доме было светло и уютно.
Когда начали отходить воды, Арина забралась в ванну, чтобы провести в ней почти девять часов то молитв, то разговоров с сестрой, то криков. Варвара сидела на табурете, и, никогда не любившая анекдоты, всегда жесткая по своему характеру, теперь смеялась и вспоминала все самые приятные истории из их детства. Вспоминали случай, когда Арина начала рисовать вареньем вместо красок и в результате испачкала и себя, и стол, и пол, и в каком ужасе была мама, когда вернулась домой. Потом вспоминали сестры, как гуляли по лесу, ближайшему к дому, как увидели стоящего в зарослях человека и так испугались, что обе, не оглядываясь, понеслись домой, как дрожь проходила по коленкам и спинам, как Варвара упала и порвала свое самое любимое платье, а потом плакала, а на следующий день, когда они пошли гулять туда же, но вместе с отцом, выяснилось, что это не человек был, а старое дерево, оставшееся без веток. Вспоминали и про первые свидания за задней калиткой их дома.
– Помнишь, бежишь, бывало, до оврага, чтоб только родители не заметили. А там скамейка. Я там с Лешкой Хмельницким встречалась. Часами болтать могли. О чем? А поцеловать он меня так и не осмелился, даже к руке прикоснуться боялся, – болтовней развлекала сестру Варвара.
Когда матка Арины начала, точно проснувшийся кратер на дне океана, пульсировать все быстрей и быстрей, и ей стало казаться, что ее тело разрывается на множество мелких частей, когда она уже, точно отдаленные, слышала свои вопли, когда казалось, что мучениям не будет предела, вдруг через весь этот ужас и периодические восклики сестры, звучавшие теперь как из параллельной вселенной, послышался пронзительный крик – первый крик только появившегося на свет ребенка.
Несмотря на то что боли еще продолжались, Арина вдруг почувствовала то, что не испытывала никогда прежде. Ей стало все равно, кто отец этого маленького и только что увидевшего мир существа, что с этим отцом, что потом будет, что и кто подумает или скажет. Арине даже было стыдно теперь, что когда-то ее интересовали эти вопросы. В душе бурей поднималась детская всепоглощающая радость, радость чуда, от воздействия которой уже не чувствовались ни роды, ни боль.