ались из своих ржавых цехов и заброшенных гаражей.
В гаражи мы сейчас и углубляемся, запарковав машину. Дорога — жидкая ледяная грязь, через особо глубокие выбоины перекинуты фанерки и досочки. Двери в кирпичном массиве, некогда выкрашенные в жизнерадостные цвета, теперь облупились. Местами ржавчина так сильно разъела металл, что кажется, будто он вот-вот рассыплется. Где-то видны следы попыток ремонта, но они лишь подчёркивают общее состояние упадка. Примерно на каждых третьих дверях объявление «Продам гараж, срочно, дешево». В некоторых объявлениях указаны суммы — довольно скромные, надо сказать; видимо, имущество в криминогенном районе — скорее обуза, чем актив. Тем не менее здесь еще есть электричество, и в паре гаражей даже кто-то возится…
— Вот здесь вроде пацаны собирались… — неуверенно говорит Виталя. — Дождя сегодня нет, так что, наверно, они где-то тут.
Если присмотреться, в грязном проеме видно старое кострище, а эти обтянутые дерматином доски могут быть не случайным мусором, а приспособлениями для сидения.
— Прикинь, Бульдозер, мы до сих пор здесь собираемся, — вкрадчивый голос у меня из-за спины.
Резко оборачиваюсь. Коренастый парень смотрит исподлобья, руки в карманах кожанки, шапочка низко надвинута на лоб.
Из-за гаражей выступают десять… одиннадцать… уже тринадцать парней и плавно берут нас с Виталей в полукольцо. Сложение и лица у всех разные, а вот позы и выражения — как под копирку — настороженные и хмурые.
— Мы-то по-прежнему здесь, — продолжает коренастый, вожак, по всей видимости. — А вот тебя, Бульдозер, давно не видать… И кого это ты с собой притащил?
Бульдозер, ишь! Виталя не говорил, что у него такое погоняло. А что, ему подходит — морда интеллектуальная и одухотворенная, прямо как у бульдозера.
— Дарова, братва! — говорит Виталя с несколько преувеличенной бодростью. — Будь здоров, Ремень. А это Саня, он нормальный пацан. Перетереть с вами пришел.
Поза Витали противоречит дружелюбному тону: он чуть наклонен вперед, руки сжаты в кулаки — готов к драке.
— Да что-о ты такое говоришь, — деланно удивляется Ремень. Он пытается держаться солидно, по-взрослому, но вряд ли ему больше двадцати лет. — И о чем же ты хочешь с нами перетереть, нормальный пацан Саня?
Так, сейчас важны не столько слова, сколько тональность. Со шпаной — как с дикими псами: ни страха не проявлять, ни лишней агрессии. Говорить с уважением, но без заискивания. Ровно и четко.
— Бульдозер сказал, вы этот район держите. У меня вопросы возникли к некоторым деятелям из тех, что здесь шуруют. Решил сначала к вам обратиться, как к старшим на районе.
Пацаны расправляют плечи, приосаниваются. Это я им, конечно, польстил, про старших на районе. Но им теперь отступать некуда — не признаваться же чужому взрослому дядьке, обратившемуся к ним с уважением, что они тут в статусе стаи дворняжек.
— Чо еще за терки, с кем? — Ремень пытается сохранить важный вид.
— С теми, кто у вас на районе дурь толкает. Курьеров еще посылает — молоденьких девчонок.
Пацаны переглядываются — пытаются скрыть тревогу, но не слишком успешно. Видимо, они понимают, о ком я говорю, и сами боятся этих людей. Худенький парень в худи на три размера больше, чем ему нужно, выражает общую озабоченность длинной репликой. Две трети слов в ней содержат матерные корни, так что я с трудом улавливаю смысл, приблизительно такой: эти нехорошие люди (видимо, имеются в виду наркодилеры) в самом деле представляют собой источник проблем и в целом раздражают, однако если сейчас сдать их Виталиному знакомцу, то как бы это не обернулось еще большими проблемами. Ремень на том же матерном языке отвечает нечто неопределенное: с одной стороны, он разделяет эти опасения, с другой — к нему обратились, как к старшему на районе, и ему обидно терять эту позицию.
А со мной Ремень разговаривал без мата, как со взрослым — фильтровал, значит, базар. Господи, и такую-то шпану я когда-то держал за серьезных врагов? Сам был примерно их возраста, конечно. Это же просто одинокие, брошенные, запущенные дети. И как так вышло, что когда население сокращается и из каждого утюга несутся призывы беречь и всесторонне воспитывать молодежь, эти парни оказались никому не нужны? Ютятся в грязи между гаражами, им даже податься некуда в дождь и вьюгу…
О, ясно-понятно, как склонить их на свою сторону. Дожидаюсь паузы в обмене матерными репликами и говорю:
— Пацаны, такая тема. Вы мне помогаете прижать эту сволочь, которая на вашей территории воду мутит. А я вам в знак уважения дарю гараж. Любой из тех, которые продаются. Прямо сегодня. Выбирайте.
Ребята снова переглядываются — на этот раз с воодушевлением.
— Ненуачо, Рёма, — раздумчиво говорит пацан в худи. — Будет у нас репбаза. Я калорифер с дачи притащу, в тепле тусить будем. Диванов надыбаем… заживем!
Ух ты, они еще и музыканты. Спрашиваю:
— Что играете?
— Разное, — важно отвечает Ремень. — И гранж, и металл, а Бурый вон рэп фигачит. Лады, пацанва, берем гараж Семеныча, он его за полтос отдает. — И поворачивается ко мне: — Нормас?
— Нормас.
Вполне приемлемая цена за информацию, которая мне жизненно необходима.
Виталя с пацанами вызванивают Семеныча, а Ремень отводит меня в сторону.
— Короче, новые это барыги, борзые — жесть. Фарид за главного у них.
— А ходят под кем?
Ремень вздыхает:
— Под Рязанцевым. Потому мы их и не можем отмудох… ну, решить вопрос, короче. Слышь, Саня, а нам точно не прилетит за то, что я тебе их слил?
— Точно. Не переживай.
— А… почему?
Улыбаюсь:
— Потому что я сотру их в порошок.
Рязанцев сидит, глубоко откинувшись в кресле, и постукивает пальцами по подлокотнику — не нервно, скорее рассеянно. Больше никакого движения нет ни в его лице, ни в огромной туше.
— Какую интересную историю ты рассказал, Саня… — говорит он безо всякого выражения.
Телефона Рязанцева у меня не было, и я просто к нему приехал. Он принял меня сразу — в бархатном халате, богато украшенном золотыми галунами. Я прикинул по пути так и эдак — этого криминального авторитета мне не обмануть, потому просто рассказал все как есть.
Рязанцев на самом-то деле для меня менее опасен, чем неизвестный отмороженный барыга. Тот мог слить Юлькины фотки в сеть просто от тупой злобы, а от опытного дельца такой импульсивности ждать не приходится. Он должен знать, на кого я работаю, и понимать, что с этой конторой никому не стоит портить отношения.
— Значит так, — веско говорит Рязанцев. — Проблему твою я порешаю. Во-первых, из уважения к тебе. Во-вторых, из уважения к тем, кто за тобой стоит. В-третьих, чтобы обезопасить себя. Фарид зарвался и берега попутал — с распространением детской порнографии теперь шутки плохи. Так что это в моих же интересах. И мне, считай, повезло, что я узнал об этом от тебя. А Фариду не повезло по-крупному, ну да это уже не твоя печаль. Езжай домой, Саня. Завтра тебя наберу.
Слишком все просто выходит… Как писали в одной старой фантастической книжке — бесплатных закусок не бывает. Не хочется говорить этого, но лучше сразу внести ясность:
— Я ведь буду тебе должен, Павел Михайлович.
Рязанцев меряет меня своими умными непрозрачными свиными глазками:
— Дело говоришь. По понятиям выходит, что за тобой должок будет. Ну да не надо бежать впереди паровоза. Порешаю твой вопросик — тогда и поговорим. Или тебя что-то не устраивает, Саня? Учти, пока фотографии у этих отморозков, я ничего не могу гарантировать…
Вспоминаю зареванное лицо Юльки. Ничего не поменялось. Как и много лет назад — я на все пойду, только бы она перестала плакать.
Сильный жрет слабых, говорил Рязанцев в нашу первую встречу. Что же, я и сам теперь не из слабых, так что еще посмотрим, кто кого. Телефон у меня в кармане — в Штабе слышат каждое слово. Меня подстрахуют, не позволят впутать в настоящее дерьмо — я слишком ценен.
Но ведь Рязанцев — чертовски умная свинья. Скорее всего, он предусмотрел и это.
Встаю из глубокого, слишком мягкого кресла:
— Действуй. Жду звонка.
Выхожу с прямой спиной и не могу отделаться от мысли, что вот теперь-то у меня и начнутся настоящие неприятности.
Глава 11По понятиям. Часть 3
— Всё, мне на работу пора, — Оля ловко выворачивается из моих объятий. — А ты поспи, что ли, полседьмого всего. Федька сам позавтракает, не маленький. Обед в холодильнике, поешь нормально… Пока-пока!
С улыбкой наблюдаю, как она мечется по спальне, собирая разбросанную одежду. Пусть свадьба вчера получилась скомканная, зато первая брачная ночь удалась на славу, да и первое брачное утро не подкачало. За всеми этими приятными занятиями вчерашние тревожные мысли несколько отступили. Но когда Оля уходит, они начинают одолевать меня с новой силой.
Правильно ли я вчера поступил? Не угодил ли из огня в полымя? Как Рязанцев воспользуется материалами, которые попадут к нему в руки? Не дурак же он, чтоб шантажировать сотрудника спецслужбы… Должен понимать, что с моей конторой лучше не связываться — прихлопнут, как муху. С другой стороны, много ли я знаю о Рязанцеве?
И какую услугу он потребует взамен? Контора не позволит впутать меня ни в какой криминал, конечно… Но мало ли есть вещей, не перечисленных в уголовном кодексе, однако по-своему достаточно скверных.
Заснуть не получается, хотя ночью я не то чтобы много спал. Встаю, готовлю яичницу себе и Федьке. Провожаю приемного сына в школу — документы на усыновление мы уже собрали и подали. Хотя, должен признать, отец из меня так себе пока что: уже и не припомню, когда в последний раз сидел с Федькой над его игрой или олимпиадными задачками. Обещаю себе наверстать как только так сразу, а то у нас впереди переходный возраст, установить крепкие доверительные отношения надо до того, как паренька станут одолевать гормоны. Я, конечно, неплохо обеспечиваю семью — ноутбук Феде новый купил, смарт-часы, крутые кроссовки для футбола. Но ведь деньги — это далеко не все…