Минут пять она просто ходила между клеток, придирчиво осматривая тамошних обитателей. Перед птенцами грифонов задержалась подольше. При этом встала как раз между ними и Петей и постояла так некоторое время, не ответив на приветствие кадета. Потом вдруг заговорила, так и не обернувшись.
– Петр Григорьевич, не знаю, обрадует ли вас это известие, но вас срочно вызывают к ректору.
Срочно? А что же она столько времени химер изучала и ничего об этом не сказала? Значит, не так уж срочно? Кто этих женщин поймет.
– По какому поводу вызывают, Наталья Юрьевна, не подскажете?
– Вы не стойте столбом, вас ждут. – Магиня никуда не спешила и все так же осматривала химер. – Так и быть, скажу. Опричники по вашу душу приехали. Знакомый вам его превосходительство Стасов и еще с полдюжины людей в разных чинах, но все старше вашего. Так что еще раз рекомендую, не заставляйте их ждать.
Странно все это. Или Наталья Юрьевна так свое отношение к происходящему выражает? Тогда могла бы и побольше сказать, а то теперь Пете стало как-то очень беспокойно внутри. Вроде бы смерть Магаде с ним никак было не связать, но вдруг что-нибудь еще нашли, о чем он и не подозревает?
Или он зря себя накручивает и его совсем по другому поводу вызвали?
Успокоиться, однако, не удалось. К тому же в приемной возник вопрос: что делать? Пусто в приемной оказалось, Наталья Юрьевна никого вместо себя не оставила. А из-за двери прорывался шум разговора на повышенных тонах. К сожалению, нечетко. Подслушать бы. Но после того как нехороший Родзянка у него амулет отобрал, для этого пришлось бы «обострение чувств» на себя навешивать. А оно просто так не снимается, пока вложенная энергия не закончится, любой звук будет громыхать колоколом, свет слепить, а запах валить с ног. Можно перетерпеть, но с начальством в таком состоянии лучше не разговаривать.
Так входить или подождать? Заглянуть и спросить: вызывали? А там генералы между собой ругаются. И с большим удовольствием переадресуют свои громы и молнии на кадета, который им и ответить не может. Лучше подождать.
А Натальи Юрьевны все нет…
Наконец шум в ректорском кабинете затих, и Петя стал собираться с духом, чтобы все-таки напомнить о своем присутствии. Но его опередили. Причем с обеих сторон. Одновременно открылись двери как наружу, так и в кабинет. В первую с невозмутимым видом вошла Наталья Юрьевна, а из второй выскочил взъерошенный Родзянка и уставился на кадета.
– Птахин! Сколько можно вас ждать? Почему не заходите?
– Так у вас там совещание шло, боялся прервать.
– Из-за вас совещание! Проходите наконец!
В кабинете помимо хозяина обнаружились знакомые Пете генералы Стасов и Родзянка, опричники Штепановский и Шипов, Левашов и почему-то два жандарма. Состав участников совещания явно намекал на то, что речь шла о шаманах. Все это было крайне неприятно, но доложиться удалось, сохранив невозмутимое выражение лица. Показывать рвение было уже выше сил.
– Кадет Птахин! – от имени присутствующих заговорил «любимый» куратор с легкими нотками злорадства в голосе. – Возникла необходимость заменить вам тему дипломной работы. До конца семестра вы поступаете в распоряжение господ опричников и едете вместе с ними на Дальний Восток, перенимать опыт местных шаманов.
Петю аж пот прошиб. Это у каких местных шаманов? У деда убитого Петей Магаде? Который прекрасно знает свойства своих духов и у которого Петина версия событий никакого доверия не вызовет. То есть предлагается худший вариант развития событий, при котором шансы уцелеть и успешно окончить академию самые минимальные.
Так какого черта? В другой ситуации он, скорее всего, выматерился бы про себя, но стерпел. Все-таки его цель окончить академию и стать дипломированным магом-целителем. Но сейчас-то появилась реальная опасность недоучиться и покинуть академию ногами вперед. Жаль, рассказать правду про бой с Ульратачи нельзя. Но и покорно идти на заклание тоже нет ни малейшего желания.
– Ваше превосходительство! – Петя пристально смотрел на ректора, но тот сидел опустив глаза. – Насколько мне известно, замена темы диплома происходит в тех случаях, когда кадет оказывается неспособен решить поставленные в работе задачи. У меня же к настоящему моменту фактически собран весь материал, самая трудная часть практической работы выполнена и осталось только наблюдать и оформить результаты. Прошу назначить комиссию, чтобы определить объективно, насколько успешно идет моя работа над дипломом!
– Вы что себе позволяете?! – раненым медведем заревел Левашов. – Сказано вам: смена темы диплома, извольте выполнять!
– Протестую! Должно же быть какое-то основание для такого решения. У меня и так одна из самых сложных тем для реализации, где надо не столько бумагу марать, сколько реальный результат давать. И он есть. Птенцы грифонов уже сформировались и нормально растут. Думаете, это просто было? Две недели почти без сна. И теперь все бросить, потому что куратору, видите ли, этого захотелось? Отдавайте нормальный приказ, чтобы было что обжаловать.
– Десять суток ареста! На губе сгною!
Но Петя закусил удила.
– Ваше предвзятое ко мне отношение всем известно. Во время недавних учений меня единственного по воздуху посреди болота высадили, откуда выход только вплавь был. А когда я до лагеря все-таки дошел, влепили мне кучу нарядов за то, что сделал это последним, хотя я прибыл вовремя. После нарядов – сразу дипломная тема такая, что аспиранты пасуют. А как и с ней справился, так тему менять? Я категорически против! И губы вашей не боюсь. Если уж в ледяном болоте выжил, для меня это отдыхом станет.
Где-то в глубине души Петя понимал, что ведет себя совершенно неправильно. Спорить с куратором да еще жаловаться на него в присутствии посторонних для кадета недопустимо. Но от мрачных перспектив и собственного бессилия, умноженного на физическую и моральную усталость, он просто потерял контроль. Над собой и событиями. Если бы мог дотянуться, он бы сейчас Левашову еще и в морду врезал, но между ними был довольно широкий стол. Так что бунт у него вышел только словесный.
Что собирался ответить куратор, осталось неизвестным. Ректор, долго сидевший так, как будто его здесь нет, взорвался.
– Вон отсюда!
Кому это адресовалось, уточнять не требовалось, так как Петю подхватило порывом ветра и вынесло за дверь, которую очень ловко успела распахнуть Наталья Юрьевна. Толчок был настолько силен, что кадет пролетел всю приемную и врезался в противоположную стену. По которой и сполз на пол.
Следом вылетела еще одна воздушная волна. Теперь со звуком:
– Приказ и предписание получите у Ливановой. Отъезд завтра.
Дверь закрылась. Наверное, Наталья Юрьевна постаралась. Но голоса из-за нее продолжали доноситься. Похоже, их никто не сдерживал, а воздушные барьеры, препятствующие распространению звука, ректор просто забыл поставить.
Чуть поколебавшись, Петя решил дальше никуда не идти. Все равно за бумагами придется сюда возвращаться, а пока можно послушать, о чем в кабинете спорят.
– Левашов! – громыхнул ректор. – Что это был за цирк?
Тот, видимо, попытался ответить, но был прерван:
– Не сейчас! Завтра с утра жду вас с рапортом.
И уже другим тоном:
– Что с грифонами?
– Птенцы вполне сформированы, – это уже Наталья Юрьевна. – Птахин верно доложил, самая трудная часть работы выполнена с опережением графика. И его вклад был значительным.
Петя горько усмехнулся. Приятно, что хоть помощница ректора оценила его по достоинству. Жаль, на поездку это не повлияет.
Тем более что красавица-магиня добавила:
– Думаю, с дальнейшим выращиванием птенцов справятся и аспиранты. Участие Птахина больше не является необходимым.
– Кадет в волевой магии оказался лучше аспирантов? – Вопрос задал Стасов.
– Да, ваше превосходительство, Птахин обладает уникальным магическим зрением и очень хорошим контролем.
– Какого разряда он достиг?
– Пятого. Выше уже вряд ли поднимется, но, учитывая его начальные данные, он добился неплохого прогресса за время обучения.
Характерно, что на вопросы опричника отвечала Наталья Юрьевна, а не куратор курса.
Судя по всему, на это обратил внимание и ректор, так как снова подал голос:
– Левашов, вы поняли? Жду ваш рапорт. И постарайтесь до завтра больше ничего не напортачить. Похоже, придется лично у вас на курсе порядок наводить. А пока свободны!
Петя отошел от кабинетной двери и прислонился к стене, приняв независимый вид. И вовремя. Левашов быстрым шагом пересек прихожую, обжег его ненавидящим взглядом, но ничего не сказал и скрылся в коридоре.
Птахин снова обратился в слух. Но ожидания не оправдались. Из кабинета вышла Наталья Юрьевна, села на свое место и жестом показала кадету подойти к ней ближе.
– Что это с вами, Петр Григорьевич? Я вас не узнаю. Устроили безобразную сцену, расстроили Александра Васильевича. Вы же должны понимать, что решение уже принято и ваш демарш ни на что не повлияет. Только мне работы прибавили, приказ по вам готовить. Хотя, пожалуй, не буду спешить. Пусть Левашов сначала рапорт представит. Так зачем все это было?
Непонятно, что больше повлияло на Петю – удар об стенку, подслушанные разговоры или проход явно потрепанного Левашова, но накатившая было паника отпустила его. Нет, он не перестал бояться поездки к деду Ульратачи, совершенно не желал погибать и с обращением с собой как с вещью был категорически не согласен. Однако появилась решимость бороться до конца при любых обстоятельствах и искать варианты спасения. Поэтому помощнице ректора он ответил в обычной своей манере – вежливо, с доверительными интонациями и восхищением во взоре:
– Сорвался, Наталья Юрьевна. Месяц не высыпаюсь, сначала наряды от Левашова отрабатывал, потом с птенцами грифонов возился, душу в них вкладывал, а тут такое отношение… К тому же я думаю, что никто из тех, кто сейчас к шаманам поедет, живым не вернется.
– Это еще почему?!