— Может комнату на ночь пора освобождать, — интересуется товарищ.
— Не спеши. Не собрался я с комсоргом путаться.
— Дело говоришь, — присвистнул Мишка. — Да ну, их этих баб. У меня к тебе дело. Ты давно видел Ваньку Кондратьева?
Морщусь, силясь вспомнить.
Иван действительно не появляется на лекциях несколько дней подряд.
— Последние дни не видел, — озадаченно отвечаю. — А ты чего его разыскиваешь?
— Он червонец занял на три дня, а сам исчез, — чешет затылок.
— Не переживай, отдаст, он понятливый парень.
Мишку я успокоил. А сам загрузился, куда Ванька мог деться?
— Ты видела Ивана Кондратьева? — спрашиваю у Веселовой, встретив ее в коридоре.
Сначала она, помня наш разговор, хотела надерзить. А потом напряглась.
— Нет, давно не видела, — отвечает, нахмурившись. — Странно, обычно он всегда на виду.
Вечером я решаю заглянуть в его комнату. Дверь открыта, но внутри никого нет. На столе лежат его книги, в углу — сумка с вещами. Но самого Ваньки нет нигде.
— Как назло никого нет. Спросить и то не у кого.
Тут парнишка белобрысый возвращается в комнату, держит в руках кастрюлю с дымящим борщом.
Аж под ложечкой засосало.
— Иван где? Все его ищут.
— Может, уехал к родным, — предполагает белобрысый.
— Человек пропал, а вы — соседи по комнате почему не говорите никому о случившимся?
— Так никто не интересовался, — оправдывается сосед. — Три дня назад ему телеграмма пришла, на переговорный пункт вызывали. После возращения оттуда, мрачный он ходил. Сам на себя не похож. А утром ушел без вещей. Я думал на лекции, а когда вечером не вернулся, решил, значит домой рванул. Может, там случилось чего.
Возвращаюсь к себе в комнату. Стою у окна, смотрю на город, освещённый огнями. В голове роятся множество вопросов.
Куда пропал Кондратьев? Почему никто не знает, где он?
Чувство, что что–то не так, становится всё сильнее.
Долго обдумываю ситуацию, пока не начинают слипаться глаза. Валюсь на кровать и тут же засыпаю.
Стоило утром проснуться, так тут же в голову приходит мысль о том, что Иван пропал.
За окном теплый солнечный день. Середина октября, золотая осень. Но настроения это не улучшает. Уставился в противоположную стену, думаю. Сегодня мне явно не до учебы.
Любой ценой надо найти Ивана.
Вот тебе и активная жизненная позиция. Занятие для настоящего мужика — а не рисование стенгазеты.
О том, что с Ванькой что–то случилось, я уже не сомневаюсь. Чувствую, что он в беде.
Кровать подо мной противно скрипит, панцирные сетки здесь повсюду, хоть и спинки деревянные приделали. Ничего не изменилось, всё те же металлические койки.
Видно по бюджету живем. Общага на балансе университета.
Соскакиваю с кровати и отправлюсь в общую уборную. Здесь тебе не импортная сантехника, блестящая всеми своими боками, а отечественная, может и не такая белоснежная, но вполне себе сносная.
И наша бессменная уборщица тетя Фрося драит ее, как матросы палубу. Блестит, как позволяет ей наш отечественный фаянс, так что грех жаловаться.
Знаю, конечно, не везде так, приходилось посещать и запущенные заведения на вокзалах. Но у нас тут образцовый порядок.
Подхожу к умывальнику. На зубную щетку выдавливаю большой змейкой зубную пасту «Поморин». Вкус специфический.
Ну, где теперь прикажите Ваньку искать?
Кроме родной его деревеньки, других вариантов пока нет. И что там могло случится такого, что Кондратьев не вернулся назад.
Ведь он успел мне рассказать, что факультет журналистики — это его мечта. Выходит, что–то мешает Ваньке вернуться к своей мечте. Но что?
Комсорга я нашел в главном корпусе. Лида вместе с каким–то студентом– первокурсником вешала стенгазету.
— Веселова, Кондратьев так и не появился, — сообщаю я.
Лидия разворачивается ко мне.
— Нет. Кто –то должен ехать к нему домой. Ты выяснил, где он живет?
— Да. И готов ехать. Вот только учебу пропущу. Придется тебе сказать, что я выполняю особо важное комсомольское задание.
Веселова озадаченно хмыкает.
— Правильно понимаю, что тебе наплевать на пропажу комсомольца Кондратьева? — жестко спрашиваю я.
— Что ты такое говоришь? Я обдумываю, как наверх доложить, — оправдывается она. — Чтобы никто не узнал о том, что живой человек пропал, студент.
— Пока ты будешь наверх докладывать, может Ваньки и в живых уже не будет.
Веселова приоткрывает рот от шока.
— Да, Макар, ты езжай скорее. Я тебя прикрою.
— Лида, это другое дело. И получается мы вместе с тобой — комсоргом спасаем студента, попавшего в беду.
— Да– да, ты прав, Макар.
Выхожу из университета и иду на остановку.
Прибываю на Автовокзал, здесь курсируют междугородные автобусы.
Покупаю билет в кассе до Ванькиной деревни. Это еще большая удача, что он из Подмосковья. А так бы пришлось уезжать на несколько суток.
Автобус трясется по ухабам, скрипя, как старая несмазанная телега. За окном проносятся поля и редкие леса. Деревня, в которую я еду, находится на живописном берегу реки.
Спустя три часа я на месте.
Разглядываю деревню, в которую попал.
Дома из серого кирпича, крыши, покрытые красной черепицей. На улице играют дети в футбол в трусах и майках. Бабушки сидят на лавочках и обсуждают что–то своё, но все замирают, когда я прохожу мимо.
Наконец, нахожу дом Ивана. Сердце гулко стучит.
Передо мной странная картина.
Двери заколочены досками, окна выбиты. Возле дома стоит какой–то дядька с молотком в руках. Лицо у него злое, глаза блестят недобрым огнём.
— Эй, ты! — кричу я. — Что здесь происходит?
Дядька смотрит на меня, как на помеху. Похож на местного, может, сосед Ивана.
Грубый жестокий человек с недобрым прищуром.
— Что тебе тут надо? — рычит он, плюнув под ноги.
— Я ищу Ивана. Где он?
— А мне почем знать! Был тут один слишком ершистый, его отдельно в баню запер.
Огляделся по сторонам, приметил отдельно стоящее строение. Пошел туда.
Барабаню в низкую дверь кулаками.
— Макар, это я, Иван. Помоги! — слышу слабый голос из узкого окна в бане.
Подбегаю к узкому оконцу, вижу Ивана через щель.
Бледный, уставший, глаза полные страха.
— Это, — шепчет он, — сосед Петр Михайлович. Он требует долг. Мама заняла у него пятьдесят рублей, не смогла вернуть. Вот он нас и запер.
Вспоминаю про свою заначку, которую хранил на чёрный день. Из той заработанной сотки осталась ровно половина.
— Макар, тебе пальто зимнее надо купить, из старого давно вырос. Ты эти деньги придержи. Там в вашей Москве небось и импортную одежду можно приобрести в ЦУМе. Глядишь, и на ботинки зимние хватит, — напутствовала мать перед отъездом из дома.
— Да, где наша не пропадала!
Достаю из внутреннего кармана червонцы — пять штук, и направляюсь к разъяренному Михалычу.
— На возьми, — говорю, протягивая деньги. — Отпусти Ваньку с семьёй!
Мужик смотрит с подозрением на деньги, потом на меня.
Берёт деньги, пересчитывает купюры и медленно прячет в карман.
— Ну, посмотрим, что можно сделать, — говорит загадочно он.
Стою, наблюдаю, как он медленно со злым прищуром, идёт к двери. Держу кулаки наготове, готовый к любой подлости с его стороны.
Не отпустит он семью Ивана?
Глава 6
Семью Иван Михалыч всё–таки отпустил. Чертыхаясь, что народ нынче пошел неблагодарный и долги возвращать не собирается, только умеет просить, мужик ушел в сторону сельпо.
— Макар, спасибо тебе, выручил. Но, я не знаю, когда смогу отдать долг.
— Не парься, Ваня. Ты мне ничего не должен, — говорю и хлопаю его по плечу. — Главное, что Михалыч вас отпустил.
Пятьдесят рублей погоды не сделают.
Но вот вопрос поступления денег надо решать.
Стипендия студента МГУ, мягко говоря, смешная тридцать пять рублей. Мне пока причитается, а вот тем, у кого за экзамены в сессию тройки — нет. К тому же, из стипендии два рубля пятьдесят копеек за общежитие высчитывают. И это еще по–божески.
Обеды в студенческой столовой недорогие, в среднем один рубль, если мясные блюда не брать. Но и эти обеды приходится пропускать в те дни, когда мало пар, иначе не уложиться в месячный бюджет. Выручает квашенная капуста и черный хлеб, которые всегда есть в столовой в бесплатном доступе.
А еще выручают запасы, продукты, привезенные из дома. Картошка, сало, варенье, соленья все в складчину. А у нашего Сереги — даже две палки копченной колбасы было, завернутых в марлю, пропитанную подсолнечным маслом, чтобы не испортились.
Да разве мы дадим такому добру испортиться? В первую же неделю умяли.
А сейчас тумба, где хранились наши запасы, почти пустая.
— Давай ревизию сделаем, — предлагает сосед по комнате, Николай.
— Давай, — соглашаюсь я на скучное занятие, но очень своевременное.
Перебрав в тумбочке имеющиеся продукты, озадачились.
Пачка гречки, макарон, сахара и соли. Полбутылки подсолнечного масла и остаток картошки килограмма три на дне мешка.
Даже на неделю не растянуть запасы. А до стипендии еще пол месяца.
Надо срочно что–то придумывать.
От денег матери я принципиально отказался.
Хочешь быть взрослым — будь им.
— Ты ничего мне не высылай. У меня стипендия нормальная, — лукавлю я, чтобы она не волновалась. — Экзамены сдал хорошо. Питаюсь хорошо.
— А стипендия какая?
— Мне хватает. — обрезаю я.
— Макар, я пенсию на тебя получаю за потерю кормильца, — твоего отца. Ее продлевают студентам дневных отделений, и эти деньги твои.
— Давай без этого, — хмурю брови. — У тебя верхняя одежда совсем износилась. Закажи себе осеннее, зимнее пальто. Запишись в ателье на очередь.
— Ты что, Макар. Еще пару лет в этом походить можно.
— Не хочешь, тогда копи эти деньги. Если действительно мне понадобятся, я сам позвоню тебе.
Деньги сейчас нужны позарез.