ВотЛида Веселова, к примеру. Вечный комсорг, и даже ей нужна моя помощь, придумала, чтобы я помог устроиться в газету. Будто бы у неё язык подвешен лучше, чем у меня, и есть что сказать народу.
Ха! Я тоже комсомолец, а не салага какой– то.
Все мы тут на светлое будущее работаем, которое ещё лет через пятьдесят наступит. Ну, может, не для всех. Но для кого–то точно наступит.
К черту всех, — мысленно выгоняю незваных товарищей из головы.
Сейчас надо сосредоточиться на лекции. Ну, или сделать вид, что я здесь, и в теме. Чтобы преподаватель мог видеть и читать мой внимательный взгляд издалека.
Профессор монотонно вещает о великих журналистах прошлого, а я ручку кручу, пытаюсь выбросить из головы все эти лишние мысли о «лидках» и «машках».
Буду как все, слишком умным тут быть рискованно.
Впрочем, получается так, что о будущем я знаю очень много, а о настоящем не так, чтобы ведущим журналистом куда– нибудь взяли. А это значит, что надо выбросить всякую чушь из головы, и учить то, что здесь дают, чтобы строить то самое «светлое» будущее, в котором меня переедет какой– то мерзавец на внедорожнике, тот самый, чей предок всё– таки дойдет до своего «светлого» завтра, и поможет внуку или сыну разбогатеть и купить тот самый дорогущий автомобиль.
Бухчу как старик.
Конечно, я озадачен из–за предстоящего зачета, но не настолько, чтобы обвинять в этой мелочи весь белый свет, и коммунистов, в том числе.
Все равно надо сдать античку. Преподаватель — серьезная особа, к ней не подъедешь на улыбках и грамотных речах.
Вот и открываю окно на перемене, вместе с ребятами ору:
— Халява, приди!
Но вместо халявы появляется она — преподавательница.
Вся в чёрном. Водолазка до самого подбородка, юбка чуть ниже колена, сапоги — угольно– чёрные.
Внешний вид как– то не вяжется с лекцией по античности, но всё равно жутковато. Волосы собраны в строгий пучок, лицо — серьёзнее некуда. В принципе, почему не вяжется? Очень даже. Все эти древние писатели– философы тоже кажутся не от мира сего.
— Халява вам не поможет, — усмехается она, и зовёт нас в аудиторию. Вид у неё такой, будто она знает нечто большее, чем мы. И это явно не античная литература.
Я, конечно, внутренне напрягаюсь. Вопросы– то по античке ночью штудировал. Слава героям прошлого, вытягиваю билет с темой, которую знаю на зубок. Рассказал всё так, будто сам с Гомером за одним столом сидел. Но педагог не верит. На лице написано: «Этот–то хитрец откуда всё знает?»
— Лекции покажите, — командует.
— Забыл в общежитии, — улыбаюсь как можно безобиднее. — Принесу на следующем занятии.
Молча соглашается, но взгляд такой, будто коварные планы строит. Ладно, выкручусь. Придётся ночью корпеть над переписыванием лекций. Это неприятно, но лучше, чем пересдача.
Зачётка у меня в кармане, заветный вензель поставлен — что ещё надо для счастья?
Выхожу из аудитории, вдыхаю полной грудью.
Свобода! А вот и солнце, привет!
Но недолго музыка играла, недолго свобода длилась.
На работу пора. Срочно надо найти Нику — барышню, которая думает, что все внештатники — её рабы, карманные девочки и мальчики на побегушках. И не переубедить ведь ее никак.
Снова придётся бегать по городу, добывая для неё материалы. А она, небось, сидит на работе, в тепле, с кружкой чая, и ждёт, пока мы, гончие псы, принесём ей очередную сенсацию.
Не выношу её, и одновременно без неё никак. Так уж выходит.
Добираюсь до редакции вовремя. Успеваю перекинуться парой слов с коллегами. Выпить чайку с печеньем с бухгалтером Ниночкой. Обсудить мою маленькую зарплату и невозможность прибавления к ней и копейки.
Прохожу по коридорам, здесь пахнет бумагой и свежей типографской краской. Запах необыкновенный.
Дверь в кабинет Ники закрыта, и я стучу. В ответ тишина.
Захожу без стука — Ника за своим столом, наклонилась над машинкой, стучит что– то важное. Молчит, на меня не смотрит. Ладно, и не надо.
— Ну, что у нас по плану? — начинаю с вызовом. — Какое задание на сегодня?
Ника поднимает голову. В глазах что– то нехорошее, будто бы специально меня игнорировала.
— Макар, ты ведь знаешь, что мне нужны серьёзные материалы. А ты приносишь… — пауза, — черт знает, что.
Я, естественно, делаю обиженное лицо. Ну, это же классика. Отрицание, обида — рабочая схема.
— Ника, я делаю всё, что могу. В следующий раз сам выйду на улицу с лупой и найду тебе сенсацию, хорошо?
Она только пожимает плечами.
— Докладывай по нашему делу, — говорит холодно. — Или отправлю тебя на какой– нибудь митинг. Понял? Будешь ходить на эти собрания и писать короткие отчеты. Никакой лирики.
— Так я вроде поэзией не занимаюсь, иначе я бы на филфак поступил.
— Не паясничай! Докладывай коротко, по существу. Где ребенок Ольховской? Я теряю терпение.
— Так подай заявление в полицию.
— Они ищут, ты знаешь об этом. Что– нибудь выяснил? — глаза ее становятся такими яркими, кажется, сейчас выстрелит шаровыми молниями.
— Всё– таки, я тебя накажу, — она откладывает в сторону работу, встает, подходит ко мне. Оправляет на себе лацкан делового пиджака, строгую юбку. — Зря ты со мной связался!
— Серьезно?
— Идем, — хватает меня за руку. — Я снимаю тебя с личного задания, теперь будешь кататься на митинги. Хочешь опишу твою незавидную судьбу?
— Попробуй, — отвечаю дерзко, но в душе понимаю, что, находясь на своей позиции в издательстве, я не справлюсь с ней. Где она, где я. Вот время придет, и я опущу её на самое дно. Стерву крашеную.
С тоской смотрю на улицу, в грязное стекло, пока Ника расписывает мое не очень перспективное будущее.
— Будешь трястись в автобусах, гоняться за этими людьми с хмурыми, как и у тебя лицами. Твое советское утро будет начинаться не с чашечки кофе, а со стакана воды. Лозунги, красные флаги, возгласы про светлое будущее, которого не будет у таких как ты, — сверлит меня злым взглядом.
Черт.
Откуда ей знать про искаженное «светлое» будущее.
— Ты тоже из будущего? –спрашиваю у Ники, чем ввожу ее в ступор.
— Говорить об этом тут — верный путь к психушке, — заявляет она. — Таких на моем веку уже двоих увезли в смирительных рубашках.
— Ника, остановись. Я просто взял тебя на понт. У меня есть новости по делу.
— Выкладывай, — подлетает ко мне стерва, трясет меня за грудки.
Да. Чтобы я ей не сказал, да даже если бы настоящий Святой Грааль в виде интервью с Брежневым принес, ей было бы пофигу. Эта барышня ничего не ценит.
Интуиция кричит, что пахнет паленым. А чуйка подсказывает, что наши отношения с Никой хорошо не закончатся. Мы по разные стороны баррикад, это уже очевидно.
— Ника, — говорю уверенно, глядя ей в глаза, информация очень опасная, — Мне срочно нужна встреча с майором Волковым. Потом я тебе всё расскажу, ладно? Доверься мне. Я отработаю каждую вложенную в меня тобою копеечку.
Она бровью дергает, даже глаза не поднимает.
— Есть зацепка, — продолжаю я, — срочно нужно переговорить с майором. Позарез, — чиркаю рукой у своего горла.
Ника шипит на меня по–змеиному:
— Тише ты, Макар! Орать в редакции не положено! Мы тут не на вокзале.
Смотрю на неё с усмешкой — да уж, кому бы упоминать вокзал?
Неожиданно дверь открывается, и в кабинет заходит девушка. Симпатичная такая, стройная скромная.
У меня аж рот открывается и слюнки текут. Рефлекс, видать.
Ника моментально занимает свое место.
Кабинет у неё маленький, но уютный. Сама хозяйка разодетая по последней моде, совсем не на трудовые доходы, аккуратно подстриженная, только губы красныенадуты, а в глазах — сосредоточенность. Клацает себе на машинке, будто ничего вокруг не замечает. Будто и не было у нас с ней напряженного разговора.
Вот ведь устроилась мегера — материалы получает от таких, как я. Обмозговывает, клепает и, не дрогнув, выдаёт от своего имени.
— Ника, добрый день, — я за заданием, — лепечет звонко девушка, и жмется к двери.
— Валя, рада тебя видеть, я вот как раз задания для вас обоих печатаю. Садись, моя хорошая.
Голос фальшивый, но девушка принимает за искренность. Смотрит с благодарностью на начальницу.
— Знакомьтесь, — говорит Ника, — это Валентина Синичкина. Моя ученица, внештатный сотрудник. Комсомолка, спортсменка, красавица. Валюша, это Макар Сомов, мой ученик, внештатник, как и ты. Он у нас тоже талант, но со своими особенностями, — подмигивает Валентине.
Не хочу думать, что она имеет ввиду, а всё мое внимание занимает вошедшая девушка.
Валюша. Валентина Синичкина, фамилия какая красивая.
Подходим друг к другу, руки жмём.
И тут я замечаю, что у Валентины– то формы аппетитные, глаза огромные серые, ресницы длинные густые, волосы пышные светло– русые. И пахнет от девушки чудесно.
Чувствую, что не могу оторвать взгляда. И она на меня смотрит, не отрываясь.
— Эй, вы чего? Сели оба, — шипит Ника.
Смотрю на нее и понимаю, что она ревнует.
— Голубки, не забыли, что на работе находитесь?
Валентина смущается, а я лишь ухмыляюсь и смотрю на Нику. Та тоже явно что– то учуяла. Но дело– то у нас серьёзное, разговор дальше идёт про рабочие статьи.
— У нас два задания, — продолжает Ника уже сухо, деловито. — Первая статья — «Рабочая гордость». Чтобы собрать материалы, нужно ехать на конфетную фабрику «Красный Октябрь». Там вас уже ждут передовики производства. Второе задание — собрать материал под статью «Большие задачи школы». Макар, ты в школу поедешь, в Валентина — на фабрику.
Валя на меня смотрит, и всё сразу понимает. Весь мой настрой срисовывает.
— Макар, если ты не хочешь в школу, — нежно улыбается она, — я могу туда сходить.
Я посмотрел на нее с благодарностью.
Фабрика — это женщины, шоколад — это интересно. А школа — не очень туда тянет, я ведь только что оттуда выбрался, обратно особо не рвусь. Что я не знаю про школу? Мне уже всё и так понятно, а пройтись по фабрике, так сказать на экскурсии побывать — это по мне.