Идем через гостиную. Потолок высокий с массивной люстрой. На полу — толстый персидский ковёр. Мебель — тёмное дерево, обитое зелёным бархатом.
Камин облицован мрамором, а над ним — огромное зеркало в резной раме.
Черт! Куда я попал? А ведь там за воротами стоит тысяча девятьсот семьдесят шестой год.
На стенах висят старинные часы, в углу стоит бар с хрустальными графинами и бокалами.
На мгновение я замираю.
— Пойдемте! — торопит меня слуга— секретарь. — Нельзя заставлять хозяина ждать. Он этого не любит.
Вот, оказывается, как живут фарцовщики и валютчики.
По Деду тюрьма плачет. Но он походу уверен, что недосягаем.
До поры, до времени, Дедуля.
Хмуро свожу брови на переносице, скользя взглядом по стенам, украшенным картинами в золочёных рамах, словно в частной галерее. Впрочем, так оно и есть.
Меня прям ломает изнутри, корежит.
Дед встречает в своём кабинете. Стены здесь покрыты панелями из орехового дерева, книги на полках подобраны по цвету.
И тусклый свет от старинной лампы на столе оставляет лицо хозяина кабинета в тени.
Вглядываюсь внимательно.
Возле стола стоит высокий худой мужчина лет пятидесяти, одетый в полосатый костюм и ярко — красный галстук, как будто он сошел со страниц модного журнала 1976 года.
Пижон.
Мог бы быть и скромнее в своем возрасте — то.
Его лицо скрыто тенью, и когда он подходит ближе, я вижу его резкие черты и глубокие морщины.
— Что тебе нужно? — голос его низкий, чуть дрожащий, как старое радио, не попадающее в частоту.
— Я ищу Максима Звонарёва, — говорю уверенно, при этом сглатывая ком в горле.
Мужчина, которого все окрестили Дедом, кивает, как будто взвешивает каждое мое слово. Затем он тяжело вздыхает и опускается в кресло за столом.
— Звонарева убили. Кто — не знаем, — его глаза блестят в полумраке.
Он явно не договаривает.
Гулко стучит пульс у меня в висках.
— Что связывало тебя с Звонарёвым? — жестко спрашивает Дед, прищурив глаза.
Глубоко дышу, осознавая, что нужно быть честным от части.
— Журналистка Марина Ольховская ищет его. Я ей помогаю.
На этих словах лицо Деда становится каменным, как у статуи.
Он больше не смотрит мне в глаза, вместо этого отворачивается, словно увидел что — то более важное на стене.
— Марина была его любовницей, — глухо произносит он. — Хотя у Звонарёва есть семья — жена и две дочери.
Я удивлен и даже не скрываю этого.
Дед, заметив, ухмыляется.
— Вот адрес, где он жил, — он берёт листок бумаги, пишет на нём адрес и протягивает мне. — Больше ничего не знаю. Постараюсь узнать больше и тогда сообщу тебе.
Замолкает, ждет, когда я пойду к нему.
— Мне самому важно узнать причину убийства Максима. Боюсь, не копают ли под нас конкуренты, — задумчиво добавляет он.
Конкуренты? А вот с этого места поподробнее.
Но подробностей нет.
Дед встает, давая понять, что разговор окончен.
Приближаюсь к нему.
Он молчит, его глаза блуждают по комнате, как будто он ищет что — то, чего не может найти.
— Ладно, — наконец говорит он. — Но предупреждаю, что это может быть опасно.
Поднимается и идет к старинному комоду, вытаскивая из него кожаную папку. Дает её мне.
— Здесь копии документов, все, что я знаю, — говорит он. — Но будь осторожен, в этом деле замешаны люди, которых лучше не трогать.
Я открываю папку и вижу фотографии, документы, письма.
Зачем он все это даёт мне?
Тупо втравливает меня в это дело поглубже.
Все как пауки в банке, не поймешь, кто какие плетет сети.
— Спасибо, — сухо бросаю я.
Дед кивает, и я направляюсь к выходу.
— Марина никогда не говорила тебе, что у нее есть ребенок от Звонарева? — догоняет меня в спину хриплый голос хозяина кабинета.
Замираю на месте, ощущая, как холод пробегает по спине.
Это меняет весь расклад дела.
— Нет, не говорила, — отвечаю, поворачивая голову через плечо. — Почему вы решили сказать это сейчас?
Дед пожимает плечами.
— Думаю, тебе нужно знать, во что ты ввязываешься. Этот ребенок может быть ключом ко всему. Фотография ее сына есть в этой папке, — буднично произносит он.
— Даже не знаю, как вас благодарить, — дежурно говорю я.
— Не спеши меня благодарить. Ты должен знать, что это дело опаснее, чем кажется.
— Я готов рискнуть.
— Тогда ты должен быть готов ко всему, — его голос становится серьёзным. — Те, кто стояли за смертью Звонарёва, не остановятся ни перед чем.
— Понял.
Медленно иду к двери, берусь за ручку.
Что я имею в сухом остатке?
Дед отдал мне важную папку в надежде, что я выведу их на убийцу Звонарёва?
Решил сделать приманкой… меня.
Тайны Макса Звонарёва оказались связаны не только с контрабандой и теневыми сделками, но и с личной жизнью.
Встреча с Дедом добавила новые фрагменты в пазл.
В голове крутится один вопрос. Зачем Королева использовала втемную Ольховскую?
С какой целью?
Хотела выдавать сенсации, не сходить с радаров ТV и первых полос газет?
Успешная умная талантливая журналистка. Вероника Королева.
Жаренные факты — получать с пылу, с жару напрямую из криминального мира, используя других.
Круто придумала.
Но тут явно что — то пошло не так.
У ее подопечной журналистки Ольховской закрутился роман с ключевым клиентом.
И все вышло из — под контроля Королевой.
Выхожу на улицу, солнечный свет бьет прямо в глаза, жмурюсь.
Я покидаю дом, но не могу избавиться от чувства, что за мной следят.
Кто?
На следующий день решаю навестить Королёву в редакции и серьезно с ней поговорить.
Едва выхожу из университета, как тут же вижу двух типов, сидящих на скамейке недалеко от входа и поджидающих явно меня.
Их оживление при моем появлении на ступеньках парадного входа, не оставляет никаких сомнений.
Не знаю, кто их послал, но я люблю работать один.
Ускоряю шаг.
Петляю, сажусь на один маршрут автобуса, потом пересаживаюсь на троллейбус в другом направлении. Потом перескакиваю на трамвай.
Наконец, оторвался от хвоста. Оглядываюсь по сторонам. Сажусь на автобус и доезжаю до редакции.
Стою у входа в редакцию, в руках сжимаю свежую газету. Уже в который раз прокручиваю в голове вчерашний разговор с Дедом.
Люди выходят из дверей редакции, кто — то переговаривается, кто — то спешит к метро. Наконец, появляется Королёва, держа в одной руке сумочку, а в другой — свой неизменный блокнот.
— Ника! — зову её, и она останавливается, удивленно поднимая брови.
— Макар? Что ты здесь делаешь? — её голос звучит настороженно.
— Нам нужно поговорить, — спокойно говорю я. — О Марине и её ребёнке.
Ника бледнеет. Она оглядывается по сторонам, словно ищет спасения.
— Не здесь, — шипит, хватая меня за руку и тащит к ближайшему кафетерию.
Кафетерий больше напоминает какую — то забегаловку, но, наверное, это лучше, чем разговаривать прямо на улице среди толпы людей.
Садимся за столик в углу. Ника нервно дергается, её глаза бегают по залу.
— Что ты знаешь? — наконец спрашивает она, и я вижу, что её руки дрожат.
— Узнал, что у Марины есть ребенок от Звонарёва, — говорю прямо, наблюдая за её реакцией.
Ника закрывает лицо руками и долго молчит. Я не тороплю, спешить некуда.
— Это все очень сложно, — говорит она наконец, убирая руки от лица.
Она тяжело вздыхает, её глаза блестят от слёз.
— Марина никогда не хотела, чтобы кто — то знал об этом ребёнке, — говорит она, глядя в стол. — Она любила Звонарева, но знала, что у него есть семья. Она не хотела разрушать его жизнь.
— Почему ты молчала о таком важном факте? — жестко спрашиваю я. — Почему я узнал это от чужих людей?
— Потому, что Марина боялась за своего ребёнка! — глаза Ники сверкают. — Она знала, что, если правда всплывёт, то ее сыну будет угрожать опасность.
— При чем здесь ее сын? — сверлю взглядом Королеву.
— При том! — фыркает и отворачивается.
— Все, хватит. Я выхожу из игры.
— Как выходишь? — удивленно смотрит на меня, словно не ожидала такого поворота дел.
— Молодые люди, брать что — нибудь будете? Только зря столик тут занимаете, — кричит продавщица из — за прилавка.
Смотрю в упор на свою собеседницу.
— Дайте нам по два пончика каждому и два стакана кофе, — неохотно отзывается она.
— Хорошо, ждите.
Мы сидим в тишине. Пауза затягивается.
— Так при чем ребенок Звонарёва? — хмуро сдвинув брови на переносице, спрашиваю я.
— Звонарёв, — перегибается Ника ко мне через весь стол и приглушая голос. — Был очень успешным фарцовщиком. Не брезговал и обменом валюты. Он был безумно богат, — округляет она глаза и умолкает.
Тру ладонью лицо. Фактов в этом деле становится все больше. Но пока они еще не выстраиваются в единый пазл.
Женщина в белом переднике и белой косынке на голове подходит к нам с подносом в руках. Ставит перед нами кофе в стаканах и пышущие жаром пончики в сахарной пудре.
Зажимает пустой поднос подмышкой и, гордо вскинув голову, удаляется.
Провожаю ее взглядом и смотрю на Королёву.
Ника нервно делает глоток кофе. Я тоже беру свой стакан в руки.
Отхлебываю горячий кофе.
На удивление, вполне приличный.
А ведь в прошлой жизни, в последнее время вкус кофе оставлял желать лучшего. То неурожай, цены взмывают вверх. То обжарка и качество страдает. И вместо сочного обволакивающего ароматного кофе бариста выдает тебе что — то пустое и жженное.
— Не ожидал, что кофе здесь такой вкусный, — улыбаюсь.
— Что значит — здесь? — удивленно брови Королевой взлетают на лоб.
Взгляд холодный и сканирующий.
Почему ее это так напрягло? Может, она тоже… не из этого мира. Запросто, попаданка. К ней нужно получше присмотреться. Слишком продвинутая особа. Советская Мата Хари, ну, или что-то типа того…