— Вовремя ты, Лидия, подоспела, — подмигиваю я.
Веселова краснеет.
Что за мода тут такая, чуть что, так все девчата спешат краснеть.
— Маша, что происходит? — взволнованно уточняет Лидочка.
— Так она Вальку Соколова бросила. К другому переметнулась, — доносятся девчачьи голоса.
— Как к другому? А Валентин? Соколов?
— Хотела, чтобы он ревновал, — подсказывают дружно подруги.
— А еще ребеночек у нее скоро будет.
Веселова хватается за сердце, округляет глаза.
— Лида, не верь им! — горячо говорит Серегина. — Неправда все это, — глаза ее сверкают. — Мы просто поспорили с девчонками, — умолкает на полуслове, закрывая рот рукой.
Если учесть слухи, что ползут по общежитию, то поспорила она на…
— Веселова, ты это слышала? Ну, это прям не по — советски! Не по — комсомольски — спорить на людей!
— Надо на собрании всего общежития разобрать ее поведение, — доносятся возмущенные голоса студенток.
Комсорг растерянно хлопает глазами.
— И думать тут нечего! Пусть этот, как его там кавалер…
— Валентин Соколов, — подсказывает кто — то слева.
Оглядываюсь. Толпа девиц гудит, как осиный рой пчел.
— Вот именно. Пусть Валя Соколов знает, какая девушка Мария Серегина. Пусть знает, с кем хочет связать свою дальнейшую судьбу, — выступают ораторы наперебой.
— А Машка что, замуж собралась за Соколова?
— Да, она просто хотела на ревность его развести, чтобы предложение сделал.
— Могу поспорить, не женится Валька на этой вертихвостке! — доносятся голоса.
Маша пыхтит, краснеет, пряди волос с лица сдувает.
Девушки вокруг разгорячились, жаждут расправы.
Будто ведьму собрались на костре сжигать.
— Лидия, надо подумать над повесткой собрания. Я вызываюсь выступить. Еще нужны свидетели. Кто готов? — высокая худая девушка тянет руку.
Стою молча наблюдаю.
Пора кончать с этой вакханалией и свинчивать из эпицентра событий.
— Вы тут сами решайте, а мне борщ надо ребятам отнести в комнату, — обращаюсь ккомсоргу.
Она удивленно смотрит на меня снизу верх, а я размашистым шагом ухожу на кухню.
Веселова быстро приходит в себя и бежит за мной. Кивает девчатам— поварихам, те ретируются из кухни.
Остаемся наедине с комсоргом.
Подхожу к своей кастрюле. Борщ давно готов, я важно помешиваю.
— Макар. Расскажи, что случилось? — в ее руках появился блокнот с ручкой.
Делаю вид, что очень занят.
— Макар, ну пожалуйста, мне нужно получить информацию из первоисточника. Девчонки там разное болтают.
— Лида, собрание отменяется, — говорю я, не оборачиваясь.
— Как отменяется?
Беру в руки кастрюлю с борщом, держась за ручки полотенцем.
— Просто отменяется и все. Серегина пошутила, ну, поспорила она там с кем — то. Сглупила. С кем не бывает. Ну, а девчонки насчет собрания, чтобы ее пропесочить, тоже сгоряча ляпнули. В запале, так сказать. Лично я ее простил, понимаешь, Лида?
Смотрю на нее так проникновенно, что комсорг теряется.
— Ты серьезно, Сомов?
— Конечно. Я в такие игры не играю. Будущую карьеру журналистам не порчу. Девчонки просто шутили.
— Шутили? Ну, Сомов, хороши у вас шуточки! Нашли чем заниматься, вовлекая всю общественность.
— Ну, я — то точно никого не вовлекал. Это Серегина решила устроить шоу.
— Какое еще шоу? — записывает Веселова непонятное слово в блокнот.
— Ну, как тебе объяснить. Подиум такой решила устроить из общежития, мисс общежития стать.
— Мисс общежития? — округляет глаза комсорг. — Что за самодеятельность?
— Вот этого я не знаю, — жму плечами. — Какие — то там ваши женские штучки, — прохожу со своим борщом мимо нее в двери.
Веселова стоит с открытым ртом, что— то прокручивая в своей голове. Неожиданно ее озаряют светлые мысли.
— Послушай, Макар. Маше Серегиной не плохо было бы перед тобой извиниться. Я прослежу за этим.
Застываю с кастрюлей в руках.
— Кстати, она еще должна сказать тебе — спасибо, что ты отменил заявку на комсомольское собрание, пожалел ее, чтобы не отчислили из университета. Можно сказать, спас ее.
— Нет, Лидия, это была не моя идея с комсомольским собранием. Меня не вмешивай. Разбирайся со своими ба… девочками сама.
— Даже не сомневайся, Макар. Я обязательно разберусь.
— Спасибо тебе, Лида. Ты настоящий комсомольский вожак. И еще, не надо мне никаких извинений и благодарностей от Маши. Я уже все забыл.
Веселова снова разрумянилась теперь уже от удовольствия, что я признал ее лидерские качества.
— Надо же, мисс она захотела стать. А, еще комсомолкой называется, — доносится мне вслед.
Хмыкаю и иду к себе на этаж.
Захожу в комнату с ноги, так как руки у меня заняты.
Парни валяются на своих кроватях. Михаил пялится в открытый учебник. Колька задумчиво в стену уставился, словно дырку пытается просверлит взглядом к соседям.
А Серега бренчит на гитаре мелодию Высоцкого, поет «Песню о друге» из кинофильма Говорухина «Вертикаль».
— Так, все дружно наваливаемся, пока горяченький! — ставлю в цент стола на разделочную доску кастрюлю с борщом и открываю крышку.
Обалденный запах тут же наполняет небольшую комнату общежития.
Достаю с полки тарелки, расставляю на столе и большим половником разливаю борщ по тарелкам.
Кольке не терпится, не дожидаясь меня, то бишь дежурного, нарезает большими ломтями серый пшеничный хлеб, укладывает в центр стола на плоскую тарелку с чуть отбитыми краями.
Этот трофей тоже достался нам от бывших старшекурсников.
Серега достает из тумбы стеклянную банку с деревенской сметаной, закрытую сверху фольгой и завязанную туго веревкой.
— Ну, парни, сегодня у нас пир живота!
— Сом, тут сорока на хвосте принесла, что сегодня ты знатно отметился на женском этаже общаги. Погонял там девчат. С чего бы вдруг? — с любопытством бросает Сычев, хватая ложку и хлеб, приступает к борщу.
— А ты не верь сороке. Может брешет, — пряча усмешку, беру ложку и хлеб и вслед за всеми приступаю к еде.
— Да ты прям интригуешь, — замечает Сытин.
Отмалчиваюсь.
Все дружно поели, я дежурный, поднимаюсь с места.
Беру с нашей кухонной тумбы чайник, чтобы отправится на кухню.
В дверь кто— то робко стучит.
— Входите! — кричит Михаил.
Дверь распахивается, в комнату сначала входит Лидия — наш комсорг, а за ней следом бочком протискивается Маша Серегина.
Ставлю чайник на место, поворачиваюсь к парням, подмигиваю, они в легком замешательстве, но это не смущает меня.
Устраиваюсь на своем стуле, как король на троне. Откидываюсь на спинку стула, и закидываю ногу на ногу.
Лида отходит в сторону и толкает Серегину вперед себя.
— Ну, Маша, давай! — говорит она и умолкает.
Парни отодвигают свои тарелки и с любопытством разглядывают девушек.
Серегина смотрит в пол и молчит.
— Лидия, я понимаю, это все? — ровно обращаюсь к комсоргу.
— Нет, Макар, сейчас, — дергает Серегину за руку. — Давай уже, видишь, все ждут.
— Макар, прости меня, пожалуйста, — мямлит Машуня, по — прежнему опустив глаза в пол.
— Мария, извинения приняты. Могла бы и не извиняться, я и так уже все простил и забыл. Ну, бес попутал, бывает, ничего страшного.
— Макар, я не виновата, я не хотела, втягивать в это тебя, — поднимает голову наконец виновница и смотрит мне в глаза.
— А кто виноват? — с усмешкой спрашиваю я. — Может, Лидия?
— Я? — тычет себе в грудь комсорг. — С какой стати? Я понятия не имела, что они там поспорили, — возмущается Веселова.
— Как же я мог забыть, — театрально бью себя ладонью в лоб. — Машуня же поспорила на меня.
— Поспорила на тебя? — не выдерживает Сычев. — А на что?
— Мария, вот, расскажи моим товарищам комсомольцам, на что ты спорила? Видишь, всем интересно, как такая юная комсомолка, спортсменка и просто красавица спорит на живых людей.
Машка снова опускает глаза в пол. Парни едва сдерживаются от смеха.
Поднимаюсь вальяжно со своего стула — трона и подхожу к девушке.
— А что ты хотела, Мария, от меня получить взамен?
— Ничего, — Серегина пугливо делает шаг назад к двери.
— Стоять! — командую я.
Серегина застывает как статуя.
Перевожу взгляд на Веселову, та растеряно хлопает глазами, не понимая, куда я клоню.
Приближаюсь к Машке и нависаю над ней как скала.
Серегина напрягается.
— Ладно, девчата, — добродушно смотрю на нее. — Пошутили и хватит. Свободны.
Серегина вся раскраснелась, пыхтит. Глаза сверкают.
Открываю дверь настежь.
Раскрасневшаяся Машка вылетает пулей из комнаты.
Круто разворачиваюсь к Лидии. Глаза ее блестят. Она возмущенно фыркает и плывет к выходу.
Закрываю за девчонками дверь.
Беру в руки чайник.
— Понравилось? Опять на второй этаж пошел? — с иронией спрашивает Колян.
— Тема закрыта, — обрезаю я.
— А что на Серегину нашло? Влюбилась что ли в тебя? — смеется Серый.
— Да кто знает, что у нее в голове, — берусь за ручку двери.
— Сом, кстати, газовые плиты на кухне нашего этажа работают отлично, — серьезно говорит Колька.
— Я и не сомневался, — усмехаюсь.
— Понял. Давай кипяток организуй. Я вчера по случаю прикупил в нашем гастрономе «Мишку на Севере», целых вести грамм.
Достает серый бумажный кулек и высыпает конфеты в пустую тарелку на столе.
Вечер проходит в дружеской обстановке.
На следующий день выхожу из университета. На улице холодно, поднимаю высоко воротник старого пиджака, хотя под ним теплый вязанный бабушкой свитер, ни черта не спасает от промозглого ветра.
Втягиваю голову до подбородка в ворот свитера, зуб на зуб не попадает. Еще и осенние листья несет прямо в рот.
Сплевываю.
Рядом со мной притормаживают светло — синие жигули.
Из машины выбирается Королёва собственной персоной.
Не ожидал, что Ника настырно будет искать со мной встречи.