Ну да, всё реально не то, чем видится. Наше восприятие мира и окружающих людей субъективно и искажено априори нашими представлениями об этом мире.
Мы смотрим на происходящее через призму своих собственных возможностей — того, как мы чувствуем, насколько образованы иинтеллектуально развиты. Всё зависит от нашей психики и скорости реакции, — так бы сказал психолог. Но в моем случае, я ограничен еще и опытом, тем самым, который принес с собой из далека.
Но даже этот опыт не дал мне увидеть полную картину происходящего, всё что я помнил об СССР было искаженной картиной, созданной моим мозгом, благодаря старым воспоминаниям из детства, телевизионными программами.
Не помогло.
Окунувшись в реальность 1976 года, познакомившись с настоящими людьми, я понял, что мало что знаю о них.
Столкнувшись с иной логикой, иррациональным мышлением и необъяснимым для меня поведением Рытвина я осознал, что не понимаю мразей, готовых наживаться на информации из прошлого, используя советских доверчивых людей.
Мне стало их жалко?
Нет, дело не в этом, я почувствовал единение с ними.
Шестнадцатого мая 1976 года я внезапно ворвался в этот мир, он казался мне чуждым. Прошло чуть более полугода, и я осознал, что являюсь гражданином Советского Союза, Макаром Сомовым — студентом журфака.
Сегодня я пришел Королевой, чтобы объявить ей, что мы с Валей увольняемся, нас берут в ТАСС, уже летом мы едем на БАМ в Тынду. А еще мы забираем с собой Леньку — фотографа.
Тяжело выдыхаю. Но вспоминая, что меня ждет работа в ТАСС, поездка в стройотряд на БАМ, подготовка к Олимпиаде, Олимпиада — 80, и много других свершений Союза, которые я увижу собственными глазами, о которых напишу десятки статей, настроение улучшается.
В последнее время действительно так много всего произошло, в этом, казалось бы, простом советском бесхитростном мире, где каждый человек друг другу брат, ну или сестра.
После истории с лже-Рытвиным, и узнаванием истинного лица моего дяди Виктора, я решаю дать Королевой слово.
Конечно, пока шел к ней, передумал десятки мыслей и проговорил про себя сотни фраз, как я ее пошлю на три буквы и пожелаю ей всего самого-самого, а еще мужа, который будет держать ее всю сознательную молодую жизнь в ежовых рукавицах, заставит одеваться в советских магазинах, и всё такое. В целом арсенал наказания женщин у меня оказался ограниченным, поэтому я склонялся к мысли, что одевать Нику в одежду колхозниц до конца ее дней — это уже наказание, для девушки с утонченным вкусом.
Но сейчас Королева заламывает руки, утверждая, что не виноватая она.
— Где бумаги, которые я тебе дала? — Ника вцепляется в рукав курки.
— Пусти, порвешь, — выдираю у нее руку. — Сжег я твои бумаги!
— Зачем? — заламывает руки.
— Ты меня хотела подставить.
— Не хотела. Мне нужна помощь, мужу подруги моей матери очень сильно нужна помощь. Я подумала, ты такой бесстрашный, что пойдешь до конца.
— Ты хотела меня подставить, — настаиваю я.
— Нет!
— Издеваешься, ты хотела, чтобы профессор признал, что в нашей стране диагнозы инакомыслящим ставят психиатры. Западники тебя наняли?
— Никто меня не нанимал!..
От автора:
Новинка. Назад в СССР. Я был теневым перевозчиком, но погиб и переродился в Союзе, в 80ых. Теперь я должен стать лучшим гонщиком в СССР. Спорт! Риск! Красивые девушки! https://author.today/work/376899
Глава 34
— Ну так скажи правду, — не выдержав, в разговор вмешивается Валя. Она вся красная, такая же, как и Ника. Начинаю немного переживать за обеих — одна беременна, вторая — не чужой мне человек.
— Кто будет просто так диагностировать паранойю у генерала Григоренко? Кто осмелится переть против Снежевского и его учения в СССР? Ты — диссидентка? — говорю глухо. Горло пересохло и слова застревают в нем.
Ника молчит.
— Ника, мне плевать на тебя. Мы уволились втроем, так что дальше плыви без нас в своем море из воняющей рыбы.
— Дело не в политике, — Ника в слезы. — У Петра Григорьевича Григоренко — мужа подруги моей матери — аденома. Он простоял в очереди месяцы, провели два хирургических вмешательства, но выздоровления как не было, так и нет. Недавно Григоренко пригласили в США, где аденому удалят лапароскопически, и выпишут уже на пятый день.
— Я здесь при чем?
Ника продолжает рассказывать, кусая губы.
— Генерала не выпускают из Союза. Создана рабочая комиссия, идет обсуждение вопроса. Но время утекает сквозь пальцы, нужно содействие.
— Чего они хотят от него?
— Чтобы он обязался не покидать СССР, и требуют отказаться от всех встреч и интервью в США.
— Пускай даст.
— Так он дает, но они не верят. Говорят, что его впустят обратно при одном условии, если в Америке не будет ни одного интервью или заявления.
— Я замолвлю словечко за твоего Григоренко перед нужным человеком в КГБ, а твой Григоренко даст гарантию, что будет молчать и лечиться в Америке. Поняла?
— Ты замолвишь? — Ника отступает от меня, недоверчиво смотрит.
Киваю.
— Тридцатого ноября 1977 года вместе с семьей твой генерал вылетит в Вашингтон, там ему успешно проведут операцию, удалят аденому простаты, и проведут психиатрическое освидетельствование с целью проверки поставленного Снежевским диагноза.
— Откуда ты знаешь? Кто ты? — обезумев от страха Ника глядит на меня. — Ты не отсюда, конечно, нет. Я всегда чувствовала в тебе стальной стержень.
— Я сделан в СССР, — говорю пафосно, направляясь к двери, Синичкина бежит за мной, догоняет уже в подъезде, тянется на цыпочках, целует в щеку. — Ты — герой. Ты ее так осадил! Видел бы ее глаза! Она впервые в жизни по-настоящему испугалась. А как ты смухлевал с этим другом из КГБ и пророчеством. Казалось, что видишь будущее.
Я лишь ухмыльнулся.
Проводив Валю до вагона метро, я поехал к себе в общежитие. Кажется, в последнее время я вновь стал пропускать общение с ребятами и учебу.
Но сегодня я их обрадую своим увольнением.
В коридоре моего этажа меня встречает Лидия, смотрит недовольно.
Ну как же без тебя, Лидочка? Змея особо ядовитая. Если бы ты пила кровь в конкретные дни, было бы лучше.
— Издеваешься? — Веселова готова наброситься, выпустить жало.
— Ты о чем?
— О том, что ты только что сказал!
— Я вслух обсуждал кровопускание?
— Да! — делает шаг ко мне. — Между прочим, я для тебя старалась, шла сюда, а ты неблагодарный… — девушка развернулась резко и потопала на каблуках на выход. При том шла она так, будто сваи вбивала.
— Лидок, извини! — догоняю ее. Чуйка подсказывает, что у нее ко мне действительно важный разговор.
Замирает на месте, но не оборачивается.
— Что стряслось?
— Дружина, — говорит она односложно, будто я должен ее понимать, как жену родную с полуслова.
Не собака я, твою мать!
— И-и? Хотелось бы дополнительных разъяснений.
— Коля тебе ничего не рассказывал?
— Нет.
— У него проблемы.
— Какого порядка?
— Тархан и его компания, они достают Николая.
— Зачем?
— Не знаю, ты сам спроси у товарища.
— Понял.
Лидия уходит прочь, и я даже не успеваю крикнуть ей слова благодарности.
Прямиком направляюсь в комнату, где застаю следующую картину — Коля с огромным синяком в половину лица, с заплывшим глазом сидит за домашкой, корпит на тетрадью с ручкой, правда я сомневаюсь в том, что он видит, хотя бы пару строк и может разобрать свою писанину.
Серега и Миша ужинают. Завидев меня, приглашают присоединиться. Что я и делаю.
— Где его так знатно отделали?
— В рейде. В парке Тархан и его ребята к девушке приставали, он их пьяненьких пока упаковывал, Тархан его отделал.
— Понятно.
Оборачиваюсь, вцепляюсь взглядом в Колю, делающего вид, что меня не существует.
— Коль, ты сам на него полез с кулаками или он на тебя?
— Какая разница? — буркает товарищ, не поднимая глаз.
— На меня злишься?
— Если бы ты не плевал на товарища, а помогал учиться боксировать, я бы его одолел. А так опозорился на глазах у всех.
— Не гони, их в милицию забрали. Ты справился, — добавляет Сергей.
— Это не меняет того, что я слабак.
— Твою мать! — срываюсь с места. — У вас абсолютно разные весовые категории! Ты не Рокки, чтобы с наскоку победить его.
— Будешь со мной заниматься? — смотрит исподлобья.
— Как раз хотел вас обрадовать — я ушел из «Правды», не мое это.
Коля подрывается с места.
— Ты теперь с нами, друг?
— Не совсем… меня берут в ТАСС, вместе с моей командой.
— Внештатником?
Киваю.
— Что за команда? — Миша отрывает глаза от тарелки.
— Лёня — фотограф, Валя — боевая подруга и я.
— Боевая подруга значит, так это теперь называется?..
Парни громко и непотребно смеются.
— Да, идите, вы, — отвечаю незлобливо, беру полотенце, гигиенические принадлежности, направляюсь в душ. Нужно смыть с себя всё то, что осело на моей броне за последние месяцы.
Жизнь идет по накатанной — учеба — тренировки по боксу- встречи с девчонками — снова зубрежка.
До начала работы в ТАСС еще целый месяц, пока у них есть свои внештатники, но вскоре они переходят на другие места — кто в штат, кто — то увольняется в связи с переездом в другой город.
Остается только ждать.
Мистер из ОБХСС встречи со мной не ищет, и я рад этому. Не очень-то и хотелось быть нужным для его системы.
Развлечением служат девчонки и Коля, который по-прежнему висит у меня на шее и требует, чтобы я сделал из него себя.
Свою голову к чужой шее не приставишь, и кулаки не одолжишь.
Как-то в коридоре меня вылавливает Лидия, и я просто слушаю ее треп, делаю одолжение. Как оказывается, не зря.
— Они провоцируют нас.
— Кто?
— Тархан и его ребята.
— Чего он хочет? Коля разе не вернул ему должок?