– Так, значит… ты и есть тот самый парень, в которого втюрилась наша Мэгги.
Мэгги закатила глаза и уронила голову на руки. Шад сразу сумел подобрать доходчивые слова. Она не видела реакции Джонни, потому что опустила голову на стол, но почувствовала, что Шад сумел его задеть, распалил его самолюбие, словно факел, и этот факел теперь направлен ей прямо в лицо. Шея и щеки у Мэгги пылали.
– Джонни Кинросс во плоти. – Шад только разогревался, припоминая свои реплики, словно списанные из дурацкого телефильма. – Ты ведь Джонни Кинросс? Ну, то есть… я же тебя никогда не видел. Но мне кажется, раньше мы с тобой здорово ладили.
Мэгги фыркнула, едва сдерживая хохот. Шад резко дернул головой в ее сторону, задрал подбородок с видом заправского альфа-самца и одарил ее своей коронной гримасой, означавшей: «Заткнись, женщина!» Прежде чем Мэгги успела смерить его ответным взглядом, говорящим: «У тебя десять секунд, чтобы свалить отсюда, иначе я тебя закопаю», Шад уже снова повернулся к Джонни:
– Мой дедушка Гас говорит, что ты ничего не помнишь.
«Так вот на что он делает ставку», – раздраженно подумала Мэгги.
– Я хотел тебя поблагодарить и сказать, что ты можешь на меня рассчитывать. – И Шад протянул руку через стол, ожидая, что Джонни ее пожмет, а когда Джонни и правда ответил на его рукопожатие, Шад принялся трясти его ладонь так, что Джонни стоило больших трудов не расхохотаться.
Мэгги почувствовала, что готова сказать Шаду спасибо за то, как он сумел развеселить Джонни. Но ей тут же расхотелось, потому что Шад продолжил:
– А, и вот еще что, Джонни. Мэгги – моя девчонка. Извини, мужик. На первый раз я тебя прощаю, потому что ты не знал, но имей в виду: вот этого, – Шад указал на Мэгги, потом на Джонни и снова на Мэгги, – вот этого точно не будет. Уяснил?
– Шад!
Мэгги больше не чувствовала к Шаду никакой благодарности, и ей уже было не смешно. Зато Джонни, казалось, вот-вот взорвется от смеха. Щеки его алели почти так же, как ее собственные всего пару минут назад, но явно не от смущения. Он потешался над ней. Шад, как обычно, ничего не заметил. Он повернулся к Мэгги и обхватил ее за плечи рукой.
– Хочешь потанцевать, Мэгс? После этой песни будет кое-что особенное! – Он принялся вращать глазами, как бы на что-то намекая.
Она смахнула руку Шада со своих плеч и уже раскрыла рот, чтобы отбрить его в отместку за все его глупости, но заметила выражение лица Джонни. Тот смотрел на танцпол, на извивавшиеся фигуры танцующих, на то, как Дара проводила руками по волосам и с горделивым видом кружила по залу. А потом перевел взгляд на Мэгги и с сомнением оглядел ее. Скользнул руками по спинке своего дивана и чуть прищурился:
– Ты ведь говорила, что любишь танцевать? Давай посмотрим, на что ты способна. Иди. Твой парень тебя зовет.
Мэгги почувствовала, как кровь прихлынула к ее лицу. Да что с ним не так? Похоже, ему нравится раз за разом показывать ей, что она его совершенно не привлекает. И не только его. Что это вообще такое? Он что, думает, она танцевать не умеет? Думает, серая мышка Мэгги в большущих очках не способна танцевать так же, как Дара и эти ее пошлые подружки? Он считает ее вообще ни на что не способной? Ну хорошо. Она ему сейчас кое-что покажет.
Мэгги вскочила, выпихнула Шада из-за стола, сняла очки. Не глядя на Джонни, она зашагала к танцполу и только бросила ему через плечо:
– Не жди меня… Может, я надолго.
Шад выбрал ее любимую песню – бывают же чудеса в этом мире. Песня была не из новых, но основной бит и простая, запоминающаяся мелодия завораживали. Мэгги в одно мгновение подхватила ритм, отдалась музыке, задвигалась ей в такт, как будто на танцполе не было никого, кроме нее. Шад попытался было угнаться за ней, но скоро почувствовал, что Мэгги в нем не нуждается. Тогда он первым принялся вопить и хлопать, и вскоре вокруг Мэгги уже собрались восхищенные зрители. К концу песни Мэгги окружила небольшая толпа. Вот тебе, Джонни Кинросс. Она откинула назад влажные от пота волосы, чуть покружилась, наслаждаясь одобрительным свистом и возгласами зрителей, сделала не слишком старательный реверанс и послала публике жаркий воздушный поцелуй.
Она с победным видом ушла с танцплощадки, но не обнаружила Джонни за столиком. Мэгги огляделась, гадая, действительно ли Джонни остался настолько недоволен ее выступлением, что попросту сбежал. Но нет… его машина стояла на прежнем месте. Мэгги разочарованно села на свой диванчик. Не стоило ей доказывать Джонни свою привлекательность. Как вообще можно хоть что-то доказать человеку, который на тебя даже не смотрит! Она рассеянно блуждала взглядом по ресторанному залу, чувствуя, как глупо выглядит, сидя здесь в одиночестве, после того как ее только что окружала целая толпа почитателей.
Но вот она его обнаружила. Он стоял в проходе, уводившем от зала к уборным, и внимательно разглядывал фотографии на длинной стене. Мэгги не сводила с него глаз, наблюдая, как он жадно впитывал историю «Шимми». Но Джонни не двигался с места, и спустя несколько минут Мэгги ощутила смутное беспокойство. Она вылезла из-за успевшего порядком ей надоесть столика, перекинула через плечо ремень сумочки и пошла к Джонни.
Он глядел на старую фотографию. На ней были запечатлены шериф Бэйли и его мать. Вообще-то все фотографии на этой стене были довольно старыми. Мэгги никогда прежде не замечала этого снимка. Она бывала в «Шимми» всего несколько раз, но если и проходила по этому коридору, то лишь для того, чтобы попасть в туалет, а не ради того, чтобы приобщиться к истории заведения. Снимок был симпатичный. Шериф обнимал Долли Кинросс за плечи, она со смущенной улыбкой смотрела ему в лицо. Рядом висела еще одна фотография. Перед входом в «Шимми», на том же месте, что и шериф Бэйли с женой, в день открытия заведения стояла другая парочка. Эти двое держали в руках воздушные шарики и широко улыбались. Они показались Мэгги знакомыми. Она пригляделась, пытаясь понять, кто же это.
– Ты их знаешь? – спросила она у Джонни, легко постучав по стеклу фотографии. А потом подняла глаза и посмотрела на него. Лицо Джонни было мокрым от слез. От неожиданности Мэгги громко охнула. Он резко отвернулся от нее и зашагал к выходу. Мэгги замешкалась было, но тут же бросилась за ним следом. Шаду она потом позвонит. Она догнала Джонни у его машины, и он, к ее изумлению, распахнул перед ней пассажирскую дверцу.
Едва Мэгги села, как перед ее глазами мелькнуло видение. Джонни сидел здесь, в своей машине, с другой девушкой, пышногрудой блондинкой. Она обвивала его руками за шею, прижималась к нему, а он жадно ее целовал. Мэгги снова охнула и зажмурилась, не желая наблюдать за целующимися призраками. Джонни скользнул на свое сиденье, завел мотор и с визгом выкатил машину с парковки мимо разинувших рты праздных прохожих.
Он свернул на Мэйн-стрит. Они ехали молча. Мэгги покусывала нижнюю губу, надеясь, что он с ней заговорит, и зная, что этого не случится. Он остановился у дома Айрин. Она не просила его подвезти ее домой. Он дернулся к дверце – наверняка хотел ее выпустить: она уже заметила, что ему не по себе, когда она сама вылезает из машины. Тогда Мэгги сделала глубокий вдох и спросила:
– Кто эти люди на фотографии?
Она не сможет ему помочь, если не будет знать. Он долго молчал, и она уже решила, что ответа не будет. А потом он вздохнул и дрогнувшим голосом проговорил:
– Моя мама и шериф Бэйли.
– Их я узнала. – Мэгги чуть помолчала. – А другие?
Джонни склонился над рулем, словно стараясь разглядеть полную луну, всходившую в небе и заливавшую его лицо мягким белым светом. Мэгги была признательна луне за этот свет: благодаря ему она могла прочесть на лице Джонни его чувства. Ей показалось, что он в отчаянии, причем вовсе не из-за фотографии своей матери.
– Перед рестораном сняты Картер и Пэгги. Похоже, это место теперь принадлежит им. Там было несколько их снимков. Последний, судя по всему, сделан в день, когда они праздновали пятидесятилетие свадьбы. Думаю, они поженились осенью, в тот год, когда мы окончили школу. Мне и тогда казалось, что они что-то скрывали. Наверное, Пэгги была беременна.
Мэгги молчала, ожидая, продолжит ли он свой рассказ. Но Джонни молчал. Она вспомнила блондинку на призрачном выпускном, вспомнила девушку, с которой Джонни целовался в ее видении несколько минут назад, пока она не закрыла глаза и не отгородилась от этой сцены.
– Ты был влюблен в Пэгги? А она вышла замуж за твоего друга? И это тебе не дает покоя?
Джонни рассмеялся невеселым смехом, давая понять, что она не угадала.
– Нет. Я не любил Пэгги. Она всегда была девушкой Картера, хотя и сама не сразу это поняла. Я просто им помогал.
– Так, значит… ты доволен?
Нет, довольным он не выглядел. Мэгги совсем растерялась. Она боялась, что Джонни оборвет разговор прежде, чем она сумеет хоть что-то понять, поэтому поспешила спросить:
– Тогда что тебя так сильно расстроило… там, в «Шимми»?
Он отвернулся к окну, так что она видела только его затылок. И заговорил, когда она уже не ждала от него ответа.
– Там были фотографии ребят, которых я знал. Скорее всего, они ушли в армию, ну или что-то такое. А еще там была газетная статья в рамочке, и в ней список фамилий. Я их почти всех знаю. В статье писали о солдатах, погибших где-то во Вьетнаме. – Джонни повернулся к ней, в его взгляде читалось смятение. – Там что, была война?
Мэгги почувствовала, как его отчаяние захлестывает ее с головой. Она кивнула, вдруг осознав, что будет дальше.
– Да. Войн было несколько, но… да. Война во Вьетнаме началась в шестидесятых и закончилась в семидесятых. – Так ей, по крайней мере, казалось. О войнах своего поколения – в Ираке и Афганистане – она знала побольше.
– В той статье писали про памятник, который собирались поставить здесь, в Ханивилле. И там было имя Джимбо. Он погиб, Мэгги. И он, и Пол Харпер, и Грэнт Льюис… и еще куча знакомых. Они все мертвы… – Джонни вдруг грохнул рукой по приборной панели, и Мэгги подпрыгнула от неожиданности. – Что за чертовщина со мной творится, а, Мэгги? Почему я здесь?