Проблема, подумалось Мэгги, в том, что в момент, когда часы пробьют полночь, она может не просто превратиться обратно в Золушку. Она может исчезнуть – совсем, без следа. Вяло размышляя о хрустальных туфельках и каретах, становящихся тыквами, Мэгги, словно Спящая красавица, заснула крепким, беспробудным сном.
– Лиззи, от чего умерла твоя мама? – Мэгги взглянула на лежавшую с ней рядом девочку. – По-моему, Айрин мне об этом не рассказывала.
Мэгги проснулась посреди ночи и обнаружила, что все-таки не превратилась обратно в Золушку. Лиззи сдержала слово: ее ладошка по-прежнему лежала у Мэгги в руке. Второй рукой Лиззи крепко сжимала ее локоть. Девочка проснулась почти одновременно с Мэгги, и теперь они лежали в темноте и тихонько болтали.
– Она заболела. У нее был рак.
– Мне очень жаль, Лиззи. – Мэгги хотела сказать ей, что и сама представляет, каково это – расти без матери. Но нет, Лиззи нельзя об этом знать. Ей нельзя знать о том, что ее собственная дочь умрет после того, как саму Лиззи погубит та же болезнь, что сгубила их с Айрин мать.
– Почему, Мэгги?
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, какой была бы жизнь, если бы она не умерла, если бы по-прежнему была рядом с тобой?
Лиззи несколько минут лежала молча, не отвечая. Но она так крепко сжимала руку Мэгги, что было ясно: она не спит. Мэгги подумала, что ей, пожалуй, не стоило заводить подобные разговоры с маленькой девочкой, и стала ругать себя за то, что решилась обсудить с Лиззи варианты альтернативной истории. Но когда Лиззи наконец заговорила, в ее голосе не было грусти, только тревога.
– Может, если бы мама была жива, она бы велела Айрин держаться подальше от Роджера. Папа никогда ей ничего такого не говорит. Он думает, что Роджер молодчага.
Мэгги замерла от того, какой неожиданный оборот принял их разговор.
– Но ты не считаешь, что он… молодчага? – Мэгги еще никогда в жизни не произносила этого слова.
– Нет, – прошептала Лиззи.
Может, все дело было в том, что в комнате царила непроглядная тьма, или в том, что спящий дом был объят тишиной, или даже в том, что она явилась сюда издалека, вот только Мэгги вдруг ощутила, как по рукам и по шее у нее поползли мурашки. Но Лиззи не стала ничего больше объяснять, и тогда Мэгги задала ей самый очевидный вопрос. Правда, ей было страшно услышать ответ.
– Почему, Лиззи?
– Знаешь, почему он зовет меня Отключка Лиззи?
Лиззи говорила едва слышно, и Мэгги пришлось придвинуться к ней поближе, так что теперь они лежали нос к носу.
– Кто, Роджер?
– Да. И он, и его друзья называют меня Отключка Лиззи.
– Я думала, это просто глупое прозвище…
– Роджер стал меня так называть полгода назад, после того как я потеряла сознание на дне рождения Айрин.
С этими словами Лиззи прижалась к плечу Мэгги так сильно, что ее шепот стал совершенно неслышным.
– Лиззи, я тебя не понимаю…
– …Он весь вечер ходил за Роджером…
– Кто весь вечер ходил за Роджером? – Мэгги изо всех сил старалась собрать воедино кусочки рассказа, которые удавалось разобрать. Лиззи так крепко прижималась к ней, что Мэгги казалось: если она еще хоть немного сдвинется, то упадет с кровати.
– Он не был похож на других призраков. Он все видел, на всех смотрел, но больше всего он смотрел на Роджера. И все время стоял рядом с Роджером. Я испугалась. Но ничего не сказала взрослым, чтобы не было неприятностей.
– Рядом с Роджером был призрак? – Теперь уже Мэгги говорила чуть слышным шепотом.
– Нет, не призрак. Скорее… что-то вроде тени… с глазами.
– И что потом, Лиззи? – Мэгги больше не хотела об этом говорить. Она уже больше не боялась, что вернется обратно в будущее, зато боялась того, что могло явиться в комнату Лиззи, привлеченное этим рассказом. В комнату, где теперь лежала не одна, а две девочки, способные видеть то, чего другие не видят… и даже не слишком хотят.
– Я так перепугалась, что забыла, как дышать. А потом потеряла сознание и упала лицом прямо в тарелку. Пришла Ба и помогла мне привести себя в порядок, но у меня сильно кружилась голова и мне было так тошно, что я весь вечер провела в своей комнате.
Мэгги выдохнула, обрадовавшись тому, что эта история не закончилась ничем по-настоящему жутким. Едва она успокоилась, как Лиззи снова заговорила:
– Мне кажется, эта тень… она у Роджера внутри.
Наступило утро, взошло солнце, и в его свете ночные страхи отступили на второй план. Ночью Лиззи не стала ничего объяснять Мэгги про «тень» внутри Роджера. Она не произнесла больше ни слова, а когда Мэгги попыталась выведать у нее, что она имела в виду, притворилась спящей. Мэгги долго молча лежала в темноте, размышляя о том, что ее затянуло в водоворот событий, способных ей здорово навредить, и толком не зная, за что ей браться в первую очередь, если она и правда планирует провести еще день в мире Джонни.
Лиззи познакомила ее с Ба и сообщила той, что Мэгги, кузина из Мак-Клинтока, городка в двух часах езды к югу от Ханивилля, пробудет у них целый день, пока ее мать навещает больную подругу. Ба, в действительности носившая самое банальное в мире имя – Мэри Смит, вежливо поздоровалась, но не проявила ни малейшего интереса к Мэгги и ее вымышленному происхождению. Полное равнодушие Ба было им с Лиззи только на руку. Ба была в этом доме чем-то вроде спорой, опрятной тени, которая чистила и полировала, готовила обед и стирала белье, редко разговаривала и в целом занимала ровно столько места, сколько ей выделила семья. Ба была так неприметна, что походила скорее на робота, чем на человека, и Мэгги вдруг подумала, что Лиззи очень много времени проводит в обществе личности, совершенно лишенной чего бы то ни было личного. Правда, на личность Лиззи это, судя по всему, не повлияло. Девочка вся лучилась умом и жизненной энергией, и Мэгги искренне наслаждалась ее обществом. Лиззи засыпала ее вопросами, и Мэгги старалась как можно точнее на них ответить, но замолкала, едва заметив, как у нее внутри зарождается странное, тянущее чувство, подсказывавшее, что она приближается к черте, за которую ей нельзя – или, по крайней мере, не следует – заходить.
Усталость, которая накануне буквально сбила ее с ног, прошла, и Мэгги подумала, что то был своего рода пространственный джетлаг, совершенно лишивший ее сил, а не знак того, что ей пора назад, в ее время. Этим утром Мэгги снова была полна энергии и потому решила, что все-таки попытается попасть на выпускной бал. Там будет Джонни, а еще другие выпускники, о которых он ей рассказывал. Она даже фотографии видела. Нет, ей ничто не мешает пойти! Джонни пригласил на бал Пэгги, за которой ухлестывает Картер, а значит, сам Джонни в каком-то смысле будет свободен и готов к «неожиданному знакомству». Правда, ей придется пойти одной, но чем больше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея.
Она помылась в выложенной розовой плиткой ванной комнате, в ванне идеальной квадратной формы, и почистила зубы над розовой раковиной с розовой подставкой, вода в которую текла из крана с длинными изогнутыми ручками, какие обычно бывают на дверях. За последовавшие пятьдесят с лишним лет эту ванную комнату полностью переделали. В две тысячи одиннадцатом году никакой розовой плитки в доме не было и в помине.
Она чуть подсушила волосы, а потом они с Лиззи накрутили их на гигантские колючие бигуди с розовыми шпильками, которые торчали в разные стороны, делая Мэгги похожей на дикобраза с розовыми иголками. Лиззи предложила отправиться в центр города и подстричь Мэгги по последней моде, но Мэгги не согласилась. Она была готова лишь на время притвориться подростком пятидесятых годов.
Пока они накручивали волосы Мэгги на бигуди, Лиззи сделала ужасающее открытие.
– У тебя дырки в ушах! – вскрикнула Лиззи. В ее голосе звучали одновременно ужас и дикий восторг.
– И что? – Мэгги вскинула брови и расхохоталась. Ее восхитило потрясенное выражение личика Лиззи.
– Никто не прокалывает себе уши! Айрин говорит, что серьги носят только дурные девчонки.
Мэгги не знала, что сказать. Она просто глядела на Лиззи, гадая, действительно ли в пятидесятые никто не прокалывал себе уши, или это правило действовало только в семье Ханикатт.
– Приличные девушки не носят серьги?
– Приличные девушки носят клипсы. Смотри! – Лиззи схватила с туалетного столика узорчатую шкатулку, покопалась в ней, выудила две блестящие подвески с чем-то вроде винтов с задней стороны. А потом уставилась на маленькие колечки у Мэгги в ушах так, словно это были не украшения, а живые пауки. – Как ты их снимаешь? – шепотом спросила она, не спуская с колечек глаз.
Мэгги вынула кольцо из одного уха, потом из другого, показывая, что в этом нет ничего сложного.
– А как надевают вот это? – И Мэгги кивнула на подвески, лежавшие на ладошке Лиззи.
Лиззи с видимым отвращением разглядывала проколотые мочки Мэгги.
– Бог мой, Лиззи! – фыркнула Мэгги. – Там, откуда я, у всех проколоты уши! А у некоторых еще и брови, и губы!
Лиззи в ужасе попятилась. Мэгги заметила, что теперь девочка ее как будто опасается. Пора сменить тему.
– Дай-ка мне поглядеть. Надеюсь, это не слишком сложно? – И Мэгги взяла у Лиззи с ладони блестящие клипсы, а потом ободряюще потрепала девчушку по спине.
– Крути сзади, пока они не прижмутся к уху, – подсказала ей Лиззи, по-прежнему не отводя глаз от ушей Мэгги.
Мэгги вздохнула и покачала головой. Удивительно, что ни призраки, ни путешествия во времени эту девочку никак не тревожат, зато от вида проколотых ушей она чуть с ума не сошла. Клипсы оказались не слишком удобными, и Мэгги подумала, что прекрасно понимает, почему женщины все же сдались и стали прокалывать уши.
Косметики у Айрин было более чем достаточно, на целую армию, а Лиззи явно частенько наблюдала за старшей сестрой. Она показала Мэгги, как смочить маленькую кисточку, набрать на нее краски из прямоугольной коробочки с тушью и накрасить ресницы. А потом объяснила, как нанести тональный крем и припудриться «как делает Айрин, одними только средними пальцами».