– Не думаю, что Бонни справилась бы без Клайда, – кокетливо заметила Мэгги.
– Ох, ну конечно, как же иначе. Думаю, за каждым злодеем стоит женщина, не сумевшая его остановить.
Мэгги не ответила. В этой фразе ей почудился намек, хотя, судя по тону Джонни, он просто шутил.
Джонни вел машину по длинной ухабистой дороге, что карабкалась вверх и в конце концов вывела их к ровной площадке на вершине холма. Там он остановил машину и заглушил мотор. Лунный свет мягко разливался по поверхности озера. Джонни опустил стекло, и ночной ветер коснулся их щек, заполнил собой салон. Мэгги отлепилась от Джонни и выбралась наружу. Джонни забрал с заднего сиденья пакет с едой, открыл багажник, вытащил оттуда колючее армейское одеяло и расстелил его на относительно ровном участке земли в нескольких метрах от своего шевроле.
Они быстро расправились с курицей, ломтиками жареного картофеля и капустным салатом. Мэгги опасалась, что вовсе не сможет есть, но в действительности еда словно приковала ее к месту, и тянущее ощущение утихло, а потом, когда она досыта наелась, совершенно исчезло. Все было так вкусно, особенно кока-кола в стеклянных бутылках: она оказалась чуть кислее, чем ее версия две тысячи одиннадцатого года, но Мэгги этот вариант понравился больше.
Джонни доел раньше, чем она. Он снял свой галстук-бабочку, стянул блейзер и сложил его на одеяле. Пояс он тоже снял, а потом закатал рукава своей нарядной белой рубашки, расстегнул пару верхних пуговиц, улегся на спину и вздохнул с таким облегчением, словно сбросил тяжелые кандалы.
Мэгги подумала, что ей бы тоже хотелось отстегнуть от пояса чулки и поскорее их снять, но решила, что это может произвести неверное впечатление. Так что она удовольствовалась тем, что скинула туфли, а потом вытянулась на одеяле в полуметре от Джонни и стала смотреть на небо.
– Так что у тебя за счеты с Айрин Ханикатт и Роджером Карлтоном? Думаю, он теперь будет твоим злейшим врагом. А может, и она тоже.
– Мы с Айрин родня. Но тут все здорово запутано, – вздохнув, ответила ему Мэгги, понимая, что если ей хочется остаться рядом с Джонни под освещенным луной небосводом, то нужно тщательно подбирать слова. – Ее младшая сестренка боится Роджера, а такие вещи всегда настораживают. Ты же знаешь про детей и собак?
– О чем ты?
– Ну, знаешь, если детям или собакам кто-то не по душе, чаще всего это означает, что человек и в самом деле не слишком благонадежен.
– И ты поэтому решила объявить ей, что Роджер ей не пара?
– Но это же правда, – пылко возразила Мэгги и замолчала, давая ему возможность оспорить ее слова.
– Ох, черт, да, тут ты права, – согласился с ней Джонни и тихо хохотнул. – Знаешь что, Бонни, не хотел бы я тебе не угодить.
– Я не знаю, сколько еще здесь пробуду! Поэтому я решила поговорить с Айрин, как только смогла, – пояснила Мэгги в свое оправдание.
– Значит, ты в городе недавно и не знаешь, надолго ли останешься. Как же ты оказалась на выпускном, без партнера, да еще и на краденой машине?
– И в чудесном платье, – попыталась отвлечь его Мэгги.
Джонни лишь повернул к ней голову и взглянул на нее, спокойно и терпеливо ожидая ответа.
Мэгги решила, что ей придется признаться во всем.
– Я пришла на выпускной, чтобы увидеть тебя.
Джонни медленно сел. Он глядел на нее, на то, как она лежит в облаке своих темных волос, как светится в темноте ее фарфорово-белая кожа.
– Будь осторожна, девочка. – Голос Джонни звучал спокойно, но брови его строго хмурились над глубоко посаженными глазами, лишившимися всякого цвета в призрачном свете луны. – Мы здесь совсем одни, и ты говоришь парню, которого толком не знаешь, очень серьезные вещи. У меня может сложиться о тебе неверное впечатление.
Мэгги почувствовала, как пробуждается внутри отчаяние, а глаза застилают слезы. Гравитация сыграла против нее, и пара слезинок выкатилась из уголков глаз и потекла вниз, к ушам.
Джонни протянул руку и большим пальцем стер след одной из слезинок.
– Не плачь. Я не хотел тебя напугать.
Мэгги лишь коротко мотнула головой, и он убрал ладонь от ее лица, но по-прежнему продолжал смотреть на нее сверху вниз, опираясь рукой на одеяло возле ее головы.
– Ты когда-нибудь бывал где-то или делал что-то такое, что совершенно точно уже делал прежде? И тебе при этом казалось, что это с тобой уже когда-то происходило? – осторожно спросила Мэгги.
– Вроде как дежавю? – ответил Джонни вопросом на вопрос.
– Порой это так называют. Мой друг Гас рассказывал мне, что его бабушка считала, что дежавю – это время, которое попросту передумало.
– О чем это ты?
– Она описывала это так: время словно сдвигается от того, как все было прежде, к тому, как все устроено прямо сейчас. И мы порой чувствуем этот сдвиг или на какое-то мгновение вспоминаем, как все было… прежде.
– Прежде – это когда, Мэгги? – Джонни говорил тихо, в его голосе не чувствовалось ни раздражения, ни даже замешательства. Он просто слушал.
– До того, как кто-то или что-то вынудило время сдвинуться с места.
Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а потом тихо затрещали сверчки, и все пространство заполнили звуки ночи. Казалось, Джонни обдумывает то, что она сказала.
– Так мы с тобой раньше встречались? – в конце концов спросил он.
– Да… и нет.
Джонни молчал, дожидаясь продолжения.
– Если время последовательно, то сегодня мы встретились впервые. Но если время – лишь вечный круговорот, то мы вряд ли способны понять, где кончается «до» и начинается «после».
Джонни резко вскочил и ринулся вниз с холма, к самой кромке воды. Встав спиной к Мэгги, он долго смотрел вперед. Его силуэт на фоне серебристой глади озера казался юным, сильным, но в то же время в нем была обреченность. Мэгги знала, что говорит с ним загадками, в которых для него нет ни капли смысла.
Она сунула ноги в туфли и пошла по каменистому склону, а потом по плотному песку вниз, к воде, аккуратно ступая на шпильках и стараясь не подвернуть ногу. Остановилась в шаге от набегавших на берег волн.
– Что такое умный блондин? – невпопад проговорила она.
Джонни изумленно обернулся к ней.
– Что такое умный блондин? – повторила она.
– Не знаю, – сразу ответил Джонни и застыл, удивленно вздернув брови.
– Это золотистый ретривер.
Джонни откинул назад голову и захохотал:
– Что?!
– Знаешь, я подумала, что пространственно-временной континуум – не лучшая тема для разговоров на первом свидании. – И Мэгги робко сморщила нос, глядя ему в глаза. – Так что я решила пошутить, чтобы разрядить обстановку.
– Ясно. – Джонни улыбнулся ей, а потом замолчал, явно что-то припоминая. Теперь была его очередь шутить.
– Ты слышала про блондина-койота, который попал в капкан? – Джонни явно все схватывал на лету, пусть даже шутки насчет блондинок и не были в ходу в пятидесятые годы.
– Нет, никогда не слышала, – улыбаясь, ответила Мэгги.
– Ну так вот, он отгрыз себе три лапы, но из капкана так и не выбрался.
Смех Мэгги разлетелся над водой, и вот они уже принялись перекидываться шутками, словно жонглеры, и совершенно забыли серьезный разговор, который вели всего несколько минут назад. Они провели целый час, подшучивая друг над другом, забрасывая друг друга дурацкими вопросами и историями, которые помогали сблизиться. Мэгги узнавала того Джонни, которого прежде знала и которого полюбила, но в то же время наслаждалась обществом Джонни, которого еще не тяготили, не угнетали долгие годы, проведенные взаперти в чистилище. Она больше не говорила о том, почему явилась на выпускной, или о том, почему ей некуда пойти. Она жила настоящим, жила рядом с Джонни, решив, что вернется обратно домой, когда ей захочется. И конечно, где-то на заднем плане ее сознания маячила смутная мысль: а что, если она сумеет остаться?
– Ну ладно, а вот вопрос, который все обязательно задают… Какой у тебя любимый цвет? – проговорила Мэгги.
– Розовый, – не задумываясь, с серьезным видом ответил Джонни.
– Серьезно?
Раньше Мэгги уже задавала ему этот вопрос… или позже? Она покачала головой. Мысли путались. В чистилище он сказал ей, что его любимый цвет – белый. Что белый – цвет безопасности.
– Ну да. Ты просто подумай. Все розовое обычно мягкое, красивое, вкусное. – Голос Джонни звучал хрипло, слова он выговаривал очень медленно.
Она понимала, что он с ней заигрывает, что он наверняка уже говорил те же самые слова прежде, но ей было все равно. От его слов у нее внутри разлился жар, и на мгновение ей ужасно захотелось быть девчонкой из тех, что берут все, что хотят, и плюют на последствия. Но она не была такой. Жизнь научила ее, что последствия бывают болезненными, уродливыми и редко когда стоят удовольствия, за которым неминуемо следуют.
– Твоя очередь.
– М-м? А, да. Желтый, – ответила она. – Желтый – цвет счастья.
– Если смешать желтый с розовым, получится персиковый… Персики мягкие, красивые, вкусные, а еще они дарят счастье.
– Прекрасно. Значит, мы созданы друг для друга. – Она вздохнула, захлопала ресницами.
Джонни опять рассмеялся. Наступила его очередь задавать вопросы. Он спросил, какой у нее любимый фильм. Он только что посмотрел «Головокружение» Хичкока, и ему фильм понравился. Мэгги не знала, что сказать, и потому назвала «Бунтаря без причины».
Джонни застонал.
– Все девушки говорят одно и то же. Ну разве Джеймс Дин такой уж красавец?
– Мне кажется, он чем-то напоминает тебя, – широко улыбнулась Мэгги.
– Ну что ж, в таком случае он неотразим.
– Пожалуй, – хихикнула Мэгги.
– Любимая песня?
Джонни нравилось слишком много песен, так что он не мог выбрать. Мэгги попыталась припомнить что-нибудь из пятидесятых и назвала «Дым застилает глаза»[6].
Джонни помотал головой:
– Я ее не знаю. Забавное название. Напой мне, может, я вспомню.