– Она не новая, но, кажется, лучшей песни о любви я не слышала. – И Мэгги смущенно поморщилась.
Она не знала, когда на самом деле вышла эта песня. Не надо было говорить, что она не новая. Она попыталась сменить тему:
– Я не могу тебе напеть, потому что у меня ни слуха, ни голоса нет. Я танцую, но не пою.
Джонни посмотрел на нее с заговорщицким видом, а потом взбежал вверх по склону холма к машине. Завел мотор, включил фары, и в следующий миг из окон машины донесся голос Рэя Чарльза, грубоватый, страстный, словно ласкающий. Джонни закрыл дверцу машины, спустился обратно к воде и точно так же, как на балу, протянул Мэгги руку.
– Мы успели потанцевать всего под две песни, пока тебе не задали жару. – Джонни улыбнулся, проговорив это «жару». – Хочешь еще?
Мэгги скользнула в его объятия, словно никогда и не отрывалась от него, а он в тот же миг раскрутил ее в танце и снова притянул к себе, крепко прижал. Мэгги перевела дыхание. Песня была страстной, порывистой, и Мэгги, прикрыв глаза, просто двигалась вместе с Джонни. Здесь они оба были свободны от приличий, которые надо было соблюдать при выпускниках, заполнивших школьный спортзал, и потому ни он, ни она не желали держаться на пристойном расстоянии друг от друга. И все же они не могли просто обниматься под звуки музыки и потому танцевали, скользя по утоптанному песку пляжа, в свете фар машины, словно отгораживавшем их от всей Вселенной.
Одна мелодия сменялась другой. От стеклянной глади воды эхом отражались звуки песен – «В ночной тишине»[7], «Я в восторге от тебя»[8], «Звездная пыль»[9], «Мона Лиза»[10]. Мэгги была признательна меланхоличному радиоведущему, который ставил одну за другой песни о любви, грустные баллады, слова которых говорили за них с Джонни то, чего они сами еще не могли сказать.
– Эта песня посвящается всем юным влюбленным, где бы вы ни были… Ее исполняли многие музыканты, но мне больше всего нравится, как ее спел Фрэнк. Итак, сейчас для вас прозвучит песня «Когда и где»[11].
Первые такты песни, которую Мэгги никогда прежде не слышала, в одно мгновение взволновали и сблизили их.
Кажется, мы уже прежде стояли так и говорили,
Мы так же смотрели друг другу в глаза,
И ты была точно так же одета,
И улыбалась мне той же улыбкой,
Но я не могу припомнить когда.
То, что происходит с нами впервые,
Словно бы происходит не в первый раз,
И кажется, мы уже прежде встречались,
И прежде смеялись,
И прежде любили,
Но кто знает где и когда.
Мэгги подняла голову и взглянула на Джонни. Он не отрывал от нее глаз, а ноги продолжали двигаться в такт ее телу, и ее юбки обвивались вокруг него в танце. Он крепко держал ее за талию, она прижимала ладонь к его груди, они смотрели друг другу в глаза. Издалека донеслись последние ноты песни, и Джонни, нагнувшись над ней, отклонил ее так далеко назад, что волосы Мэгги коснулись песка, а потом снова поднял ее и прижал к себе.
Фары машины мигнули и погасли. В голове у Мэгги по-прежнему звучали последние волнующие такты песни, но музыка смолкла. Джонни чуть отступил назад и взял ее ладони в свои. Фары машины больше не светили, но Мэгги по-прежнему различала во тьме контур его лица. В его глазах застыло загадочное выражение, словно он вел какую-то непонятную борьбу с самим собой. Мэгги смотрела на него, не желая отойти и боясь приблизиться. Быть может, еще слишком рано. Быть может, это все, что выпало на их долю.
А потом он шагнул прямо к ней, склонился к ее губам. Его дыхание коснулось ее лица, и в нем, как и в ее собственном дыхании, было предчувствие и желание. Он выпустил ее пальцы, скользнул ладонями по гладкой коже ее рук вверх к плечам, обхватил ее лицо. Чуть приподнял ее подбородок и почти коснулся губами ее губ, оставляя пространство, в котором мог уместиться лишь краткий шепот:
– Мэгги?
Ее имя было вопросом, и она тут же прошептала ответ:
– Джонни.
И тогда шепот исчез, а вместо него зазвенело в ушах, и она услышала биение сердца в груди. Он целовал ее как безумный. Он выпустил ее лицо, обхватил ее руками за талию, оторвал от земли, впился ртом в ее губы, и их поцелуй был так же совершенен, как тишина вокруг. Мир пошатнулся, и Мэгги качнулась вместе с ним, отклоняясь от привычного хода вещей, но во всем совпадая с парнем, которого держала в объятиях.
– Вот оно… – Джонни, задыхаясь, оторвался от ее губ, – оно… ты это почувствовала?
Мэгги смотрела на него, тяжело дыша, выжидая.
– Дежавю, – в один голос проговорили они.
Джонни помотал головой, словно пытаясь привести мысли в порядок.
– Время передумало, – прошептал он.
– Переключилось с того, что было, на то, что есть здесь и сейчас, – в тон ему прошептала Мэгги.
Аккумулятор шевроле сел, но им не было до этого дела. Джонни сказал, что утром у въезда, к северу от водохранилища, будет дежурить служитель: теперь уже здорово потеплело, и по воскресеньям к воде съезжаются отдыхающие. Он попросит служителя помочь им, зарядит аккумулятор от его машины, и они сразу вернутся в город.
Спустилась ночь. До начала лета оставалось еще чуть больше месяца, и Мэгги внезапно почувствовала, как замерзли ее голые руки и плечи, и порадовалась, что все-таки не сняла чулки, от которых так мечтала избавиться всего пару часов назад.
Джонни достал с заднего сиденья машины еще одно колючее одеяло, укутал Мэгги в свой блейзер. Они легли рядом на одно одеяло, а вторым укрылись. Он притянул ее к себе, и она ощутила его тело, прижавшееся к ее спине, его подбородок у своего затылка, его руку, на которой лежала ее голова. От одеял пахло машинным маслом и мастерской, но Мэгги была слишком счастлива, чтобы это могло ей помешать. Ее глаза закрывались. Она верила, что объятия Джонни надежно защитят ее от натиска времени.
– Как удержать блондинку в неопределенности? – зевнув, проговорила Мэгги и прикрыла усталые глаза.
– Как?
– Я тебе завтра расскажу…
Джонни рассмеялся. Мэгги почувствовала, как мышцы его руки играют у нее под щекой.
– Да уж, Бонни! Ты определенно свернула с праведного пути. Украла машину, сбежала от полиции, а теперь ночуешь в объятиях незнакомца. И все это за один-единственный вечер.
– Что ж, Клайд, думаю, ты прав… но ты сам помог мне удрать от полиции, предоставил в мое распоряжение свой автомобиль, а теперь собираешься заночевать рядом с настоящей преступницей.
Он засмеялся, и Мэгги ощутила, как его дыхание взъерошило ей волосы на затылке. Она сонно улыбнулась. Нет, глаза никак не хотят открываться.
– Мне нравится, когда ты зовешь меня Бонни, – пробормотала она.
– Почему, Бонни?
– Так называл меня папа. Хулиганка Бонни, – со вздохом призналась Мэгги. – Это напоминает мне о нем.
– Хулиганка Бонни?
Мэгги кивнула, из последних сил борясь со сном.
– Мэгги, где твои родители?
Она ответила не сразу, и Джонни решил, что она заснула. Так что он вздрогнул, когда она тихо проговорила сквозь сон:
– Они еще даже не родились… а когда я вернусь, их уже не будет в живых.
Голос Мэгги смолк, и она, не произнеся больше ни слова, крепко уснула.
Джонни лежал рядом с ней, прижимая к себе ее сонное тело, и пытался распутать клубок, в котором сплелись и необыкновенная девушка в его объятиях, и то странное, пугающее чувство, которое он к ней питал. Она была красивой, но красоток вокруг него всегда было хоть отбавляй. Она была веселой, чудной, непохожей на других девушек, с которыми он прежде встречался. Но даже это не могло объяснить, почему за столь короткое время он так отчаянно привязался к ней. Сон не шел к нему до тех самых пор, пока на востоке над горизонтом не зарозовели первые солнечные лучи и птицы не защебетали, встречая утро. Только тогда он погрузился в изможденное забытье, в котором его не тревожили даже сны.
14Время молчать
Мэгги не поняла, что ее разбудило. Может, тяжесть его руки или жар от его тела под одеялом. Нет, скорее всего, позывы переполненного мочевого пузыря. И все же она старалась не двигаться, пока могла терпеть. Ее охватила невыразимая радость оттого, что уже наступило утро, а она по-прежнему лежит рядом с Джонни. Надежда, как воздушный шарик, заполнила ее грудь, и Мэгги вдруг захотелось вскочить, раскинуть руки и громко запеть, прямо как в «Звуках музыки». Но ее организм настойчиво требовал для начала отыскать туалет или укромный уголок за деревьями. Она выбралась из объятий Джонни, постаравшись его не разбудить. Он спал очень крепко и даже не пошевелился, когда она направилась от их импровизированного спального места к машине. Если повезет, у него в бардачке может отыскаться расческа или мятные драже, «Тик-так» или что-то подобное. Интересно, в пятидесятые годы уже придумали «Тик-так»? А бардачок в машине? Мэгги тихо хихикнула и оглянулась на Джонни, надеясь, что она его не разбудила. Одной рукой он прикрывал лицо, другая по-прежнему лежала поперек одеяла, словно обнимая место, где только что лежала она, Мэгги.
Мэгги открыла дверцу и скользнула в салон шевроле в поисках чего-то, что помогло бы ей слегка приукрасить свой утренний облик. Отражение в зеркальце заднего вида подтвердило, что ее макияж не пережил ночевки под звездами. Тушь осыпалась, помада стерлась от поцелуев. Совсем стерлась. Мэгги залилась краской и улыбнулась своему отражению. Ни расческу, ни мятные драже найти так и не удалось. Она запустила руку под сиденье и пошарила, надеясь на чудо.