Шевелёва наконец-то проняло:
— Чего?! Типа, вторую личность? Чтобы я психом стал, который сам с собой разговаривает?!
— Конечно, нет! — Успокаивающе махнул рукой демон. — С чего вы взяли, что личность и душа тождественные понятия?
— Местная ведьма так утверждает. — Эдик почувствовал, что в подмышке появилась боль и неудобство. Нащупал через рубашку здоровенный бубон, но никаких эмоций по этому поводу не испытал — всё его внимание занял собеседник.
— Ах, раз ведьма, тогда конечно, — хищно улыбнулся нечистый, — хотя я бы с ней поспорил. Нет, уважаемый. Никакого расщепления личности. Чужая душа ни на что не претендует, вы не почувствуете никаких изменений. Давайте будем считать, что это просто несчастное создание, лишённое тела по ошибке. Оно грустит, страдает и мечтает видеть окружающий мир хотя бы чужими глазами. Подавлять не будет, шептать всякие глупости тоже, это я обещаю.
— Честно? — Глупо спросил Шевелёв.
— Честно-честно. Даже больше скажу — если заснёте, чужая душа тут же выйдет из вашего тела и будет гулять неподалёку до момента пробуждения. Что ему в нём делать, если глаза закрыты, правильно? Ну, что, подписываем договор?
Что было написано на свитке, Эдик не смог разобрать, перед глазами всё плыло. Тяжёлое перо едва не выпало из потных, ослабевших пальцев, но мужчина справился.
— Великолепно. — Рассматривая подпись, демон снова улыбнулся. — Ну-с, голубчик, сейчас вы лишитесь чувств, но ничего не бойтесь. Это ради того, чтобы исключить болевой синдром при лечении и подселении. И да, небольшая просьба — не покидайте эту местность хотя бы неделю. И людям постарайтесь на глаза не попадаться, это ради вашей же безопасности. Нужно, чтобы чужая душа приспособилась к новым обстоятельствам. Считайте это карантином. Потом нужно будет уйти за Туман. И желательно "одиноким героем". Далее живите, как угодно.
Теряя сознание, мужчина успел заметить, как утончённые черты лица стираются, уступая место ухмыляющейся свиной морде.
— Очнулся перед самым рассветом. Абсолютно здоровым. Спрятался на старой свиноферме, пару раз ходил в Потаповку за продуктами. У вас тут погреба толком никто не закрывает. От скуки прочитал обе книги вашего умника, наткнулся на главу про двоедушника и совсем успокоился. То, что вторая душа творит вне меня, вообще никак меня не касается, правильно? Пару раз чуть не попался дружинникам — облавы на Чуму вот вообще покоя не давали. В какой-то момент защитная черта перестала пускать в деревни. Ну, и ушёл за частокол. А тут эти, пришлые. Я от общества отвык, да и срок подходил. Вот и присоединился. — Шевелёв закруглился, моргнул и испуганно огляделся. Словесный поток закончился, и он понял, что это конец. Внезапно вспомнилось, что ещё до Катастрофы Беларусь была единственной страной в Европе, в которой активно практиковалась смертная казнь. Приреченцы уже не казались безобидными.
На площади стояла такая тишина, что был слышен щебет ласточек высоко в небе. Немногие до этого видели действие заклятия "обнажение души", откровения оказались очень специфическими, и теперь люди пытались осознать, каково это — жить с такой гнилью внутри.
Конечно, в мире хватало мерзости и жестокости, но здесь, в Приречье, с такой откровенной подлостью сталкивались очень редко.
Первой пришла в себя всё та же Печкина:
— Народ, да шо ж это! Наших заразил, караван потоптал, харчи таскал! Что делать будем?
— Алла Ильинична, давайте будем справедливыми. — Максим Андреевич безумно усталым взглядом посмотрел на женщину. — В распространении инфекции он не виноват.
— Да уж, не виноват! — Крикнул кто-то из задних рядов. — Больше ста человек из-за его молчанки на тот свет отправились!
Бондаренко открыл рот, но так ничего и не сказал. У него не было ни сил, ни желания спорить. Поэтому он просто выдохнул и сомкнул губы.
Марина незаметно взяла бывшего классного руководителя за руку и тихонько сжала его пальцы. Она чувствовала, как ему плохо, как он хочет к Тане и детям. И как его тяготит это народное вече, которое уже не молчало — оно роптало, и в этом всеобщем бормотании слышались далёкие раскаты грома. Нужно было что-то решать. И быстро. Ведьма всегда старалась дистанцироваться от знаковых решений и управления поселением, чтобы люди жили своей жизнью, без оглядки на того, кто заведомо их сильнее, но не всегда это получалось. И в этот раз уйти в сторону она не могла, поэтому поймала взгляд Артёма и кивнула.
— В общем, так. Вина этого человека доказана, осталось определить степень наказания, — угрюмо сказал Семашко, — и у нас целых три варианта. Изгнание, тюремное заключение. И казнь.
— Прости, Артём Иваныч, я не согласен с первым пунктом. — Подал голос Ляшкевич. — Вот мы его изгоним, и он начнёт гадить в других местах. Он же со своей второй душонкой может прожить пару веков! Ты готов нести за это ответственность?
Поникший до этого Шевелёв встрепенулся. Информация о долгой жизни явно пришлась ему по вкусу.
Председатель поморщился. Он не любил, когда его критиковали на людях. Но воевода был прав.
— Хорошо. Тогда два варианта.
— Нет, Иваныч, всего один. — Покачал головой участковый Буревич. — Тюремное заключение Эдуарда — большая головная боль. Едва он засыпает, вторая ипостась начинает резвиться. А вот она-то стопроцентная нечисть. Не давать спать — не вариант. Несчастный сойдёт с ума. И вместо одной агрессивной сущности под боком может оказаться целых две.
— Тогда казнь? — Растерянно спросил Артём. За одиннадцать лет всего два человека удостоились смертного приговора, и председатель очень не хотел третьего случая.
Но человеческая масса перед защитной стеной удовлетворённо заворчала. Люди жаждали крови — никто из простых жителей не знал, что Чумой была Маргарита, а после стольких смертей нужен был реальный враг, который ответит за всё.
— Братцы, вы что? — Вконец испугался Шевелёв. — За что? Да я же с вами столько недель, вместе! Братцы!
— Вместе? — Истерически взвизгнула одна из жительниц Яблоневки. — Да ты трутень! И девки малые говорили, что ты за ними подсматриваешь!
Остальные согласно взревели. В магическую стену снова полетели камни.
— Голосуем! — Вернул собрание в цивилизованное русло Семашко. — Кто за расстрел?
Лес рук был ответом. Максим вздохнул, покачал головой и после небольшой заминки присоединился к большинству.
— Кто против? — Подождав для верности несколько секунд, председатель продолжил: — Кто воздержался? Ясно. Единогласно. Денис Кириллович и Олег Александрович, двоедушник ваш. Расходитесь, спадары и спадарыни!
Шевелёв бросился на прутья и стал выплёвывать одно проклятие за другим.
Марина нагнала воеводу и участкового у самого кладбища. Связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, Эдик лежал на телеге. Он уже не сопротивлялся, просто плакал, и его рыхлое лицо блестело от слёз.
У внешней стороны кладбищенского забора двое сельчан копали яму — хоронить двоедушника на самом погосте не рискнули, но бросать человека на растерзание собакам или нечисти было как-то не по-людски. Даже крест затем собирались поставить.
Оба предыдущих раза Буревич и Ляшкевич тоже вершили правосудие вместе. Стреляли одновременно, словно разделяя грех убийства беззащитного человека на двоих. Чтобы не знать, чья именно пуля принесла смерть. После силовики шли в корчму и заглушали совесть крепким самогоном. Чаще всего молча. И сегодня они собирались поступить также, вот только ждали, пока могильщики закончат своё дело и уйдут в деревню — казнь в Приречье публичности не предусматривала.
— Марина? Что такое? — Приподнял брови Олег, а воевода торопливо затушил о подошву самокрутку.
— Надо поговорить. — Женщина кусала губы и крутила кольцо на пальце. — Только давайте отойдём подальше.
Остановившись там, где её не могли услышать сельчане и приговорённый к смерти, ведьма совсем разнервничалась — перекинула светлую косу вперёд и принялась то расплетать, то заплетать её.
— Ну, что надумала? — Поторопил Денис Кириллович.
Женщина вздохнула и резко, словно прыгнула в холодную реку, выпалила:
— Когда мужики уйдут, вы могилу закопайте, будто он уже в земле, а сами аккуратно провезите Шевелёва сквозь заросли шиповника к моему дому. Там поверните налево, по дорожке до старой липы и в лес. Дальше я маршрут обозначила красными лоскутками. Дойдёте до поляны, сгрузите Эдуарда и уезжайте.
— Ты что, выпускать собралась? — Возмутился Буревич, но в его эмоциях ведьма почуяла облегчение — он был представителем закона, а не палачом, и перспектива не стрелять в спину человеку, пусть даже двоедушнику, Олега обрадовала.
Марина замялась.
— Так, барышня, говори, как есть. Мы всё поймём. — Оглядываясь на копателей могилы и понизив голос, сказал воевода.
— Ладно. Только никому. Вообще. Никогда. — Сычкова понимала, что благодаря профессиям из прошлого эти двое — единственные в поселении, кто поймёт её мотивы и не осудит. Ещё Вячеслав, но на кузена женщина категорически не хотела взваливать такую тяжёлую ношу. — Я хочу понять, что надо от Приречья старой ведьме. Почему она устроила геноцид. Нужен сложный обряд. С жертвоприношением.
Олег выругался, а Ляшкевич дрожащими руками подкурил очередную самокрутку.
Глава 17.1
Лада (Lada). Высшие. Позитивист.
Выглядит как красивая молодая женщина. Судя по отличиям в описаниях, каждый видит именно тот образ, который кажется конкретному человеку наиболее приятным и вызывающим доверие. Покровительница природы, любви, юности, брака — всего того, что можно объединить глобальным понятием "Жизнь".
В последнее время замечена в исправлении ошибок человечества — в частности, вернула осушенные болота в некоторых районах Беларуси. Иногда её понимание "правильного" идёт вразрез с людскими понятиями. Например, категорически не приемлет планирование деторождения в семьях.