ым, прибежали в деревню, их встретило огромное пустое пепелище.
Мама раскапывала ещё тлеющие головешки и выла, как зверь. Тонечка тоже плакала, но очень тихо — боялась ещё больше расстроить маму. Только через сутки женщина пришла в себя.
Троюродная сестра отца жила в соседней Яблоневке. У неё было четверо детей, все ютились в двух комнатах, но тётя Лида даже не задумалась, давать ли кров дальним родственницам. Олеся, как могла, платила за доброту — хлопотала по хозяйству, присматривала за детьми, начитывала заговоры на здоровье и семье, и живности. Тонечка тоже не отставала, всю зиму штопала одежду и подметала полы.
Взрослый ребёнок прекрасно понимал, что гости, живущие в доме почти год, в тягость. Всё чаще тётка намекала, что погостили, но пора и честь знать. Мама тоже переживала, но пока идти было некуда.
Сейчас девочка держала мать за руку, в небе заливались жаворонки, светило по-утреннему ласковое солнце, и думать о грустном совершенно не хотелось. А хотелось думать о чернике и землянике, которые их поджидали, да о чабреце, росшем на опушке. Зимой из ароматных цветков мама заваривала вкусный чай.
— Кстати, у меня хорошие новости. Возможно, у нас будет своё жильё.
Тоня от радости подпрыгнула и взвизгнула:
— Какое? Где? Когда?
— Знаешь бабу Свету? Которая всегда, даже летом, в валенках ходила?
— Знаю.
— Она позавчера умерла. Из родственников только сын, который ещё в сорок втором погиб на фронте. Дом у неё добротный, сын перед самой войной ставил. Лидка с бабами деревенскими поговорила, те предлагают нам с тобой в ту хату переехать.
— Ура! Ой. — Тоня вдруг зажала рот руками. — Нельзя так сильно радоваться, человек ведь умер.
Мать в ответ лишь грустно улыбнулась.
— Мам. Давай из леса вернёмся и переедем сразу.
— Нельзя. Надо сначала у хозяйки разрешения спросить. Вдруг мы ей не понравимся? Тогда покоя в доме не будет.
— Как спросить? Она ж померла! — Девочка остановилась и возмущённо посмотрела на родительницу.
— Рано тебе знать ещё. Завтра похороны, сразу после них и спрошу.
— А-а-а, понятно. — Тонечка разочарованно пошла дальше. Потом хитро прищурилась и спросила: — А в твоих тетрадочках записано, как правильно спрашивать?
Олеся засмеялась и дёрнула дочь за косичку:
— Записано, не волнуйся. Всё узнаешь в своё время.
Записи рецептов лекарств и заговоров, которые начала собирать ещё прапрабабушка, всегда хранились в металлическом сундучке, под печкой, вдали от любопытных и атеистических глаз. Это их и спасло — знахарские дневники оказались единственным уцелевшим скарбом. Тоня давно заглядывалась на тетради и ветхие листочки бумаги, но никто посвящать её во взрослые тайны пока что не спешил.
Их встретил птичий гомон. Но, как только гостьи ступили под тень деревьев, стало абсолютно тихо — лесные жители присматривались. Спустя пару минут лес снова зажил своей жизнью и зашумел.
Поначалу девочка просто ела. Сочные ягоды словно сами запрыгивали в рот. Потом мама развязала узелок, Тоня умяла пару картофелин, голод поутих, и работа пошла.
Корзинка до краёв наполнилась черникой, когда солнце было в зените. Доев остатки завтрака, девочка и женщина пошли домой.
Часа через два Тонечка вскрикнула:
— Ой, мам, смотри! Родник! — Потом удивлённо добавила: — Мы же из него недавно пили.
Мама не ответила. Она взволнованно смотрела на родничок и морщила лоб. Потом сказала:
— Это другой родник. Пойдём.
Через полчаса они стояли на том же месте и молча смотрели на ручеёк.
— Ма-ам?
Женщина подмигнула:
— Смотри-ка, сколько воды в лесу. Неудивительно, что здесь так хорошо деревья растут. — И незаметно для дочери заломила ветку на ближайшей ёлке.
Ещё через полчаса сомнений не осталось — они ходили кругами. Хоть темнота и должна была наступить нескоро, мать разнервничалась. Тоня держалась, но было видно, что девочка очень устала.
— Так. Давай отдохнём немного. Согласна?
— Ага. — Малышка тут же рухнула на траву. Мама опустилась рядом.
Тоня легла на спину и раскинула руки. Высоко-высоко, важно и неторопливо раскачивались верхушки деревьев. Хотя здесь, внизу, ветра не ощущалось совсем. По синему небу плыли белые облака. Где-то вдалеке зачастил дятел, отбивая клювом птичье послание. Несмотря на гудящие от усталости ноги, девочке было хорошо.
Внезапно в небе ребёнок увидел лицо, вполне себе человеческое. Какой-то седобородый дед с длинными нечесаными волосами стоял за деревьями. Он был так велик, что ему пришлось согнуться, чтобы глаза оказались на уровне верхушек сосен. Тоне стало очень страшно.
— Мама, смотри! Какой-то злой великан за нами наблюдает!
— Где?
— Да вон он! Ой, исчез.
— Показалось тебе. — Мать заторопилась. — Так, хватит валяться, а то мы до дома к ночи не доберёмся.
Глава 11
Через полчаса даже Тоня поняла, что в лесу не может быть так много одинаковых родников.
— Мамочка, мы заблудились?
Олеся не ответила. Она напряжённо всматривалась в стену деревьев. Дочь притихла и проследила за маминым взглядом.
Он стоял, вальяжно привалившись к стволу сосны. Обычного, человеческого роста. Но несомненно именно его девочка видела полчаса назад — та же седая борода, те же всклокоченные волосы. Сейчас можно было рассмотреть длинную полотняную рубаху, подпоясанную верёвкой, и грубые тёмные штаны.
Дед оскалился. Олеся схватила дочь за руку, аккуратно поставила на землю корзинку с ягодами и шагнула назад. Дед не сделал ни одного движения, но как-то вдруг оказался ещё ближе — теперь он стоял, прислонившись к другому дереву. Женщина вытащила из кармана фартука ножик, полоснула себя по ладони, махнула в сторону жуткого человека, окропив землю кровью, что-то выкрикнула и побежала. Тоню она не отпустила, и девочка еле поспевала перебирать ногами. Сзади послышался жуткий хохот.
— Мама, это фашист? — Нацистских солдат девочка последний раз видела год назад, но до сих пор для неё это были самые страшные люди на свете.
Олеся не ответила. Она неслась, не разбирая дороги, и тащила за собой ребёнка. Зацепившись за какую-то корягу, девочка споткнулась. Мама подхватила Тоню на руки и побежала дальше.
Через несколько метров дорогу преградила яма, оставшаяся от снаряда. Женщина не успела затормозить, и беглянки кубарем скатились вниз.
— Что тебе надо? Ягоды я отдала! — В истерике закричала Олеся.
Странный дед, сидевший на краю ямы, молча указал пальцем на Тоню и снова оскалился.
Олеся опять достала нож, торопливо начертила круг, впихнула в него дочь и запрыгнула сама. Бородатый человек злобно зашипел, через миг оказался рядом с чертой и закружил вокруг.
— Раздевайся!
— Мама?
— Раздевайся, я сказала! — заорала мать и рывком сняла с дочери платье.
Тоня испуганно заплакала.
— Не бойся доча, не бойся. — Женщина вывернула платье наизнанку и тут же натянула его на ребёнка. Из глаз матери текли слёзы. — Теперь снимай обувь.
Девочка покорно разулась.
— Обувай правую босоножку на левую ногу, и наоборот.
— Зачем?
— Быстрее!
Трусики мама тоже заставила снять, вывернуть и надеть.
В тот же миг дед пропал.
— Мама, он исчез?
— Он здесь, доча, просто ты его не видишь. И он тебя, слава богу, тоже.
Говоря это, Олеся сама раздевалась и выворачивала одежду. Застегнув обувь, посмотрела диким взглядом вокруг и расплакалась. Села на землю и обняла дочь.
Просидели так очень долго. Женщина явно боялась покинуть круг. Тоня ничего не спрашивала — чувствовала, что мама ничего не ответит. Как тогда, на пепелище. Только когда в лесу стало темнеть, они решились выбраться из ямы. И пошли, не разбирая дороги. Меньше, чем через десять минут лес кончился, Тонечка с удивлением увидела ту же дорогу, по которой они пришли в лес.
Тётя Лида нахмурилась, когда поняла, что ни ягод, ни корзины нет. Но увидев, как одеты и обуты родственницы, лишь ахнула и покачала головой. Уже ночью, в сарае на чердаке, когда мама и дочь лежали, обнявшись, Олеся объяснила, что водил их по лесу леший. И что если бы не всплыла в памяти запись из старой тетради, нашли бы мать повешенной на каком-нибудь дереве, а дочку не нашли бы никогда.
Наутро Тоня была допущена к «конспектам».
— Вот так. Может, и не было ничего — столько лет прошло, могла и перепутать что-то. Детским воспоминаниям не всегда надо верить. Да и мать никогда не напоминала об этой истории. Может, за нами гнался бандит какой, а я по малолетству напридумывала.
Женщина стряхнула с колен несуществующую пыль, замолчала и уставилась куда-то невидящим взглядом. Наверное, в прошлое.
Молчал и Максим — он лишь недавно смирился с существованием вампиров, а тут раз — и новая история. С совершенно другими персонажами. Очень хотелось думать, что маленькая Антонина Николаевна действительно обладала буйной фантазией.
— Спасибо за историю. Как раз что-то такое я хотел рассказать детям. Можно?
— Не говори только, что это про меня.
— Конечно, Антонина Николаевна. — Бондаренко встал. — Ну, я пойду?
— Погодь. — Старуха с оханьем поднялась с кресла и подошла к шкафу. Порылась и достала толстую, в чёрном клеёнчатом переплёте тетрадь.
— Дать не могу. Здесь читай. Есть у меня про нечистую силу кое-что. Не много, но малым может быть интересно.
Макс взял тетрадку, мысленно молясь, чтобы там была нужная информация, потому что выпрашивать остальные записи не хотелось. Сел назад и стал листать порыжевшую от времени бумагу.
Записи были бессистемные. На первой странице подробное описание зверобоя — как узнать, когда собирать, как заготавливать. Как принимать и кому нельзя использовать. На второй — банный заговор от «мужского бессилия». На третьей — краткое описание бабая и способы борьбы с ним, классификация русалок и лекарственные свойства крапивы двудомной.
Взгляд выхватывал заголовки, цеплялся за совсем уж странные, вроде «потравы плода», но Максим не задерживался на тексте, а искал дальше. Записи велись аккуратным, круглым, понятным почерком, правда, строчки тесно прижимались друг к другу — видимо, пишущий старался в тетрадь запихнуть как можно больше информации.