— Приветствую, — сказал он и улыбнулся. Сходство с сестрой уменьшилось, зато вдруг проявились насмешливые искорки в глазах, точь-в-точь как те, что всегда плясали в глазах у Вячеслава. Любой понял бы — двое мужчин связаны родственными, хотя, возможно, и дальними, узами.
— Девушка, здравствуйте. Добро пожаловать. — Человек лет пятидесяти, показавшись из домика у ворот, произнёс приветствие ворчливым тоном. — Предъявите пропуск.
Соня молча протянула кусок пластика.
— Дядя Володя, давайте я всё оформлю. — Серьёзно сказал парнишка.
— Иди ты, Глебка! — Ни с того ни с сего взвился мужчина и ушёл в домик.
— Не обращайте внимания, барышня. — Улыбнулся Глеб. — Дядя Вова просто до сих пор не очень хорошо обращается с техникой, но всё сделает, как надо. Хоть и медленно.
— Пацан, я всё слышу! — Рявкнул дядя Вова из здания.
Оказалось, забор скрывал от посторонних взглядов огромный двор, а точнее, круглую, поросшую низкой травой поляну. Напротив ворот, через которые вошли путешественники, имелись другие, не такие внушительные.
Во дворе, кроме домика охранника, располагалось ещё несколько построек: длинный одноэтажный дом, избушка с маленькими окнами, летняя кухня, колодец и вольер для собак, обитатели которого, здоровые беспородные псы, пристально наблюдали за людьми. Возле избушки стояла большая деревянная табличка с надписью на нескольких языках: "баня", "лазня", "bath", "banyo", и "風呂". Кроме того, имелся рисунок — схематический человечек под струёй воды. Над дверью длинного дома тоже висело пояснение, правда, неведомые полиглоты здесь не стали ничего усложнять, ограничившись картинкой — кровать, подушка, вилка и ложка. В противоположном углу от этого "жилого комплекса" скромно стоял сельский туалет, также обозначенный говорящим рисунком.
— Ладно, Сонец. Глеб тебя проводит, а я домой. Устал, да и мать волнуется.
— Не то слово, Славка. Тётя Галя грозилась тебя водяному продать, если живой явишься, — вмешался паренёк.
Коваль, услышав о материнских угрозах, лишь хмыкнул.
— Но как же… — Кривицкая вдруг почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Совершенно неожиданно люди, совершившие переворот в её судьбе, разбежались.
— Не волнуйся, Хромушка. Мы ещё стопиццот раз встретимся. — Славка неловко обнял девушку, пожал руку Глебу, пересёк двор и исчез за дальними воротами.
Дядя Володя вышел из домика и протянул жёлтый, теперь перфорированный, прямоугольник:
— Держите, мамзель. Первое время пропуск с собой везде носите, пока не освоитесь и не примелькаетесь.
— Дядь Вов, вы там звякните Бусловой, что мы идём.
— Не учи отца детей делать.
Глеб Сычков заскочил в домик охраны и сразу же вышел, пристраивая за плечами небольшой арбалет.
— Пойдём, нам туда. И давай свою корзинку, помогу нести.
Покинули двор через те же ворота, что и Коваль. Хромушка почему-то думала, что там деревня, но ошиблась. От ворот бежали две дороги. Одна, асфальтированная, вела прямо, а другая — узенькая, поросшая травой, налево. Глеб свернул на вторую, Софья поплелась за ним. Здесь не было деревьев, и девушка вертела головой, пытаясь увидеть как можно больше.
Сначала шли молча. Кривицкую раздирали противоречивые чувства — страх неизвестности, зависть к пока непонятному, но вполне ощутимому различию уровней жизни здесь и там, в Роднике. И в то же время душу переполнял восторг от зрелища.
Прямая, асфальтированная дорога вела к большому селу, которое отсюда казалось игрушечным. Дома утопали в зелени. Невдалеке от села поблескивала водная гладь — то ли река, то ли озеро, на берегу виднелась небольшая рощица. У самого горизонта синела полоска леса. В какой-то миг она скрылась за лиловой пеленой, а затем вновь появилась. Рощица проделала то же самое.
Дорога, по которой топали Глеб и Софья, шла под небольшим уклоном вверх, и рассмотреть, куда она ведёт, не было возможности. А окружающий луг радовал буйством красок, запахов и щебетом птиц.
Под самыми носами путников дорогу перебежало семейство куропаток. Парнишка схватился за арбалет, но не успел — трава укрыла пернатых.
Видно, Глебу надоело корчить из себя серьёзного провожатого, потому что он прервал тишину:
— Красивое прозвище. Хоть и странное.
— Спасибо.
— Наша лекарка, Татьяна Петровна, может помочь. Она с таким одной левой справляется.
Кривицкая не поверила своим ушам. Неужели здесь есть кто-то, кто может избавить от хромоты?
— Она, как Марина, колдунья?
— Нет. Обычный фельдшер. Правда, так её давно никто не называет, потому что она ещё и знахарка по совместительству. А ты откуда? Впрочем, неважно. Вижу, что из какой-то дыры.
— С чего ты взял? — Софье стало обидно за родные места.
Парень не ответил, лишь грустно хмыкнул.
"Конечно, сам-то вон, мускулистый, кожа чистая — видно, что питаешься хорошо. И одежда — джинсы, кроссовки, майка в хорошем состоянии, не рваньё. А я что — лысая, грязная, в перешитой сто раз юбке и в вязаных из тряпок лаптях".
Вслух же девушка лишь сказала:
— Да, у нас тяжело выжить.
— Ты не думай, я же ничего такого! — Вдруг горячо заявил Глеб. — Сейчас везде плохо. Но ты поживёшь у нас, наберёшься опыта, у Маринки подучишься, а потом, если захочешь, вернёшься домой с идеями и возможностями. И будет у вас всё отлично. Это ведь здорово, когда люди не выживают, а живут.
— А почему карточка жёлтая? — Задала мучивший вопрос Софья, решив сменить неприятную тему.
— Всё просто. Есть зелёные, жёлтые и красные. Зелёные выдаём "своим" — тем, кто уже не в первый раз в гостях, либо нашим, ушедшим на ПМЖ в другие места. Хотя, на мой взгляд, в зелёных вообще надобности нет. Но Семашко любит бюрократию разводить.
— А жёлтые?
— Ты можешь свободно перемещаться по местности. Но под наблюдением. И это даже больше для твоей безопасности, чем от недоверия — баба-Яга жёлтые карточки кому попало не выдаёт. Просто по незнанию можешь вляпаться куда-нибудь. У нас тут не библиотека, знаешь ли.
Словно в подтверждение его слов, где-то в траве рядом с дорогой раздался детский плач. Хромушка вздрогнула, а Глеб нахмурился и пробормотал:
— Надо же, рядом с гостевым двором. Совсем обнаглели.
Вместо того чтобы проигнорировать неуместные в поле детские слёзы, парень опустился на колени и зашарил руками по обочине. Развёл высокую траву, и Соня увидела малыша. Он плакал так жалобно, с такой безнадёгой, что сердце защемило от жалости.
Ребёнок лежал прямо на земле. Распухший памперс — единственное, что имелось из одежды. Чёрные курчавые волосы, удивительно длинные для младенца, слиплись от пота.
— Ну-ну, малявка. Не плачь, — забормотал Глеб, — сейчас мы тебе поможем. Соня, у тебя есть что-нибудь из одежды?
— Конечно. — Девушка вытащила из корзинки футболку и протянула юноше.
А тот деловито снял памперс, забросил его подальше в траву, вытащил из рюкзака пластиковую бутылку с водой, обмыл малышу потное лицо и опрелости на попке, потом взял ребёнка на руки и стал укачивать:
— Баю, баюшки, баю, не ложися на краю…
Ребёнок стал затихать. А Соне вдруг очень захотелось его просмотреть. Всё то же недавно появившееся потустороннее чутьё об этом просто умоляло.
Спустя несколько секунд Хромушка икнула. Она только что впервые заглянула в неживое.
— Глеб, — прошептала Кривицкая, — положи это назад, и бежим. Оно не человек.
— А то я не знаю. — Огрызнулся парень. — Не мешай, если жить хочешь. Тебя схватит за бочок, и утащит во лесок. Там птички поют, тебе спать не дают…
Продолжая тихонько напевать, Глеб напоил ребёнка водой, разложил футболку на траве, опустил "малыша", прикрыл от солнца головку рукавами, оставил бутылку рядом и поднялся. "Ребёнок" мирно спал.
— Пошли. — Буркнул он. — Только не оборачивайся.
Естественно, Кривицкая послушалась.
Глава 9.3
Буквально через несколько метров их догнало существо — женщина с длинными, чёрными, нечесаными волосами, злым лицом и в короткой ночной сорочке.
— Ты сыначку майго мыў, калыханку пеў. Будуць твае дзеткi прыгожыя ды здаровыя. А ты сынку вопратку аддала — будзеш у дарагiя сукенкi апранацца, на шаўковым ложку спаць.
Высказалась и растаяла.
— Что это было? — Прошептала Хромушка. Удивительное дело — она испугалась, но не так, чтобы очень. Дни, проведённые в обществе Коваля, чёрт, отец Павел в образе совы, магия в свободном доступе и прочие странные вещи — этого хватило, чтобы одиннадцать лет страха перед современным миром начали потихоньку трансформироваться во что-то другое. Во что, девушка сама пока не могла понять.
— Судя по всему, кто-то из семейства русалок. — После исчезновения нечисти парень заметно расслабился и зашагал веселей.
— Разве они не в воде живут?
— А они разных видов бывают.
— Что она сказала? — Общий смысл девушка уловила, но большая часть слов оказалась незнакомой.
— Ай, пообещала мне здоровых и красивых детей, а тебе моднявую шмотку и шёлковые простыни до конца жизни. Вот если бы мы её малого проигнорировали или с собой забрали, пусть даже из жалости, там бы нас и нашли. В виде фарша.
Девушка поёжилась, представив такой исход событий.
— И откуда ты только знал, как себя вести.
— Так тут все в курсе. — Глеб пожал плечами. — В школе изучаем. И на биологии, и на ОБЖ[1]. Я сразу понял, что дело нечисто — татуировка на плече ныть начала. Есть у меня такая.
— Как у Вячеслава?
— Ага. Смотри, нам туда. — Теперь дорога бежала вниз, и перед глазами путников раскинулось ещё одно село, гораздо меньше того, в которое отправился Коваль.
— Это Потаповка. А вон хутор, "Счастливый бусел". Там и будешь жить, пока Маринка не заберёт к себе на обучение.
Совсем рядом с деревней, но немного особняком, на пригорке, находилась группа небольших домиков.
Глеб ускорился. Соня, чувствуя, что путь длиной в несколько дней подходит к концу, тоже прибавила шаг.