М.А. Бондаренко, "О сверхъестественных существах".
Галина Михайловна поставила перед сыном тарелку с перловой кашей и котлетами, большую чашку берёзового кваса и огуречный салат. Села напротив и стала с нежностью наблюдать, как Вячеслав уминает завтрак.
Мужчина насторожился — судя по всему, его ожидал тягостный разговор о будущем. Поэтому каша заглатывалась быстро и большими порциями. Слава знал этот взгляд и хотел как можно быстрей сбежать.
— Ну, сынок, что интересного видел? Там, за Туманом? — После возвращения сына Галина Михайловна обычно дулась пару дней, ничего не спрашивала. Так она выражала протест его рискованному образу жизни. Потом её "отпускало", но Коваль знал, что это лишь до следующей одиночной вылазки или группового рейда. Почему мать завела разговор сейчас — было непонятно. Из Родника Веры Вячеслав вернулся больше месяца назад.
— Как обычно, мам. Разруха кругом, людей почти нигде нет. Нечисть, зверьё, природа занимают освободившееся место.
— Людей нет? Но ведь ты вроде наткнулся на человеческое поселение.
"Да что ж такое-то. Когда она отстанет уже".
— Ну, да. В православной церкви жили. Думали, служат богу, а их черти годами крутили.
Галина Михайловна проигнорировала информацию о чертях:
— Православная церковь? Верующие, значит. Порядочные, честные, добрые.
Слава тоскливо посмотрел в окно. Бросить недоеденные котлеты и убежать — значит, обидеть. Нельзя так с родительницей.
— Люди разные, мам.
— Ага. А что там за девочку ты привёл? Говорят, красивая.
Вот оно. То, ради чего всё затевалось.
— Вроде ничего. Худющая только, но они там все такие. — Вячеслав старательно делал вид, что не понимает, к чему ведёт мать.
— Из верующих. Красивая.
— Не такая уж…
— Красивая, не спорь. Я видела. Спокойная. А то, что увечная — так это поправимо. Татьяна ногу заново сломает, кости правильно сложит, загипсует — и через пару месяцев девочка как новая будет. Худоба и вовсе не проблема. Откормим. Колдует? Тоже хорошо. Ведьма в семье всегда пригодится.
Славка шумно вздохнул. Естественно, Галина Михайловна успела провести расследование и узнала о Соне всё, что только можно.
Остался лишь квас. Мама шмякнула на тарелку сына ещё две котлеты и продолжила:
— И не замужем. И детей нет. Хоть бы в гости пригласил, что ли.
Слава не выдержал:
— Мать, что ты там себе навыдумывала?
— Ничего не навыдумывала. Разве не может молодой, симпатичный мужчина девушку на свидание пригласить?
— Так. — Вячеслав встал. — Спасибо, было очень вкусно. Мы с ней просто друзья. Просто, понимаешь? Если бы я приглашал на свидание каждую девчулю, встреченную за Выраем, у тебя бы уже штук сорок невесток было.
— Да хоть сто! — Галина Михайловна скрестила руки на груди и даже немного подалась вперёд. — Тебе почти тридцать лет! Тридцать, Славка! Вон, лысеть уже начал! Каждый раз, как ты туда уходишь, я мысленно тебя хороню, понимаешь?! А если не вернёшься? Кому я буду нужна, одинокая, немощная старуха?
Матери не было и шестидесяти, несмотря на полноту, выглядела прекрасно, чувствовала себя получше многих молодых, но очень часто заводила шарманку про старость.
— Мам. Ты же интеллигентная женщина. Что ты себя ведёшь, как дремучая бабка. — Просительным тоном сказал Слава.
— А что, интеллигентная женщина не может хотеть внуков?! — Заорала Галина и стукнула кулаком по столу.
— Так, мать. К Соньке не приставай, не пугай девку, она много пережила. Не было у нас ничего, и не будет. Не встретил я ещё, понимаешь? Как встречу — ты первая узнаешь. Всё, мне идти надо. Спасибо за обед. — Мужчина вышел из кухни, хлопнув дверью.
— Не встретил он. — Пожаловалась пустому стакану Галина Михайловна. — Всё перебирает. Людей не осталось почти, а он носом крутит. Довыбирается до того, что один останется. — Помолчала, а потом ласково прошептала: — Дурачок.
"Ведьмин дом" строился практически без помощи людей, поскольку стоял на границе обычного леса и Вырая. Марина не могла рисковать жизнями односельчан и постаралась обойтись нечистой силой. Лишь сердце дома, русскую печь, обязательно должен был класть человек. И печник из Яблоневки, хоть и очень боялся Вырая, сделал работу на "отлично". Впрочем, приреченцы всё равно внесли посильный вклад — кто-то поделился мебелью, кто-то — стройматериалами. Вязаные коврики, пуховые подушки, цветы в горшках — для своей защитницы деревенские жители ничего не пожалели.
Получилось очень неплохо — одноэтажный, бревенчатый, с большими окнами. Рядом стояла баня, уменьшенная копия дома, только с окнами поменьше. Кроме того, во дворе имелась основательная, утеплённая собачья будка, в которой обитала Герда, летняя кухня, навес для машины и гостевой домик. Сарай отсутствовал — живность женщина не держала. Огородом тоже не занималась — продуктами ведьму снабжали односельчане.
В Приречье использовали оборудование из старой эпохи, поэтому проблем с электричеством и водопроводом не было. Лишь газ давно превратился в легенду для детей, и многие дома, обогревавшиеся до этого котлами, в первый же год после Катастрофы спешно снабдили печами, грубками и каминами.
Марина не подключалась к общим благам цивилизации. Во-первых, у неё имелся мини-генератор, а во-вторых, дворовой, домовиха и водяной, заключив временный союз, пробурили во дворе глубокую скважину, а потом развели трубы по дому и соседним постройкам.
Изнутри изба была гораздо просторней, чем снаружи. Жилые помещения находились на человеческой земле. Часть дома, возведённая в Вырае, представляла собой комнату, выполнявшую одновременно функции кабинета, лаборатории и колдовской пещеры. Кабинет был велик и в любой момент мог "растянуться" до ещё большего размера. Здесь царил организованный хаос, не предназначенный для случайных взглядов. Людям сюда заходить строго запрещалось. В остальных помещениях почти ничего не напоминало о том, что хозяйкой дома является ведьма.
Без пяти семь дверь в спальню приоткрылась, и в комнату протиснулась Степанида. Домовиха казалась уменьшенной копией хозяйки, только взгляд её был хитрей, да бёдра выглядели чуть массивней.
С умилением посмотрев на спящую ведьму, нечистая повесила на спинку стула туристические свободные брюки с большим количеством карманов и белую футболку. На сиденье умостила бельё. Потом включила радио, до начала работы которого оставалось несколько минут, раздёрнула плотные шторы. В комнату ворвалось утреннее солнце.
Марина во сне что-то недовольно пробормотала и натянула одеяло на голову. Степанида на цыпочках вышла из комнаты.
Ещё какое-то время в спальне было тихо. А затем громкий, бодрый голос ознаменовал начало нового дня:
— Доброго утречка, Приречье! Сегодня двадцать девятое июля, сейчас семь утра, и с вами, как всегда, Вадим Прилучин. Сразу о погоде — вчера Костенко жаловался, что коровы после обеда разлеглись на пастбище и пролежали так до вечера. Дядька Антон еле их поднял, чтобы по домам разогнать. Наша Зорька сегодня вообще не хотела выходить из сарая, думаю, все хозяйки скажут то же самое о своих кормилицах. Одуванчики не открылись, собаки тусуются в будках, коты сидят по домам и сараям. Так что не верьте синему небу — через пару часов ливанёт. Прячьте вещи, укрывайте сено. Судя по тому, что с ночи крутит мои ноги, а они никогда не ошибались, будет не только дождь, но и гроза.
Марина приоткрыла один глаз. Вадик в своём репертуаре. Бедняга отморозил пальцы на ногах перед самой Катастрофой, да ещё при очень неприятных обстоятельствах. И упоминал об этом к месту и не к месту. А с тех пор, как стал заведовать радио, сообщает о своём увечье ежедневно. Сельчане давно к этому привыкли и не обращали внимания — в конце концов, у каждого свои тараканы в голове.
Не догадываясь о том, что деревенская ведьма думает о его психологической травме, радиоведущий бодро продолжил:
— Все вы знаете, что через неделю после Дзядов[1], которые в этом году девятого ноября, планируется большой рейд. К этому времени должны заснуть даже самые неадекватные нечистые. Конечно, я говорю не о зимних чуваках, но сами знаете — любители холодов на людей агрятся редко. Так что формируйте списки надобностей. Если у вас в семье нет никого, кто может пойти в Вырай, вы всё равно без необходимого не останетесь. Главное, не тормозите. Напоминаю, списки собирает знахарка, любимая всеми Татьяна Петровна. Несите в больничку ваши бумажечки.
Сычкова открыла второй глаз и потянулась. Повелительным жестом увеличила громкость радиоприёмника, чтобы Вадима было слышно на улице, встала и оделась. Прилучин сменил тон на более официальный и заявил:
— Всех, кто хочет в зимнюю командировку за Туман, просят оставлять заявки у Семашко. Напоминаю, что те, у кого на иждивении престарелые родственники и дети младше семи лет, в Вырай не допускаются. Те, кому меньше шестнадцати, тоже не рассчитывайте на участие в рейде.
[1] Дзяды (Деды) — день поминовения усопших родственников.
Глава 10.2
Марина направилась во двор, делать зарядку и умываться. Во дворе почти всё свободное пространство занимали цветы. Клематисы, пионы, кусты всевозможных сортов роз, малюсенький прудик с лилиями — всё соединялось в единую картину, настраивающую на мирный лад. Правда, этой красотой занималась не Марина, а дворовой — он питал слабость к ландшафтному дизайну.
Тон радиоведущего снова стал беззаботным:
— Кстати, о сегодняшней радиопрограмме. Всем, кто не любит старый добрый рок, рекомендую выключить радиоприёмники и включать их только во время новостей — в час дня, в шестнадцать нуль-нуль и в семь вечера. Хочется чего-то для души, да и мужики просили. А попсовый день будет завтра. Юля, Катя, Людочка… Девочки, обещаю. Завтра только песенки про любовь-морковь, честное слово.
Сычкова засмеялась и занялась гимнастикой.
Зазвучала грубая, но на удивление гармоничная музыка. Когда-то давно, в прошлой жизни, Сычкова её уже слышала. Вот только исполнителя вспомнить не смогла.