Десять тысяч франков! Ледяной вихрь, кружась и завывая, ударил в лицо мадам Лагрю, и она чувствовала, как погружается в снежную пучину безысходного горя.
– Ну так что же? – пытала ее Фатима. – A vous la balle, Madame.
– Я обращусь к властям, – прохрипела мадам Лагрю. – Придет полиция и уничтожит эту гадость.
– Не расходись, жадюга. Это произведение искусства, и тебе, как и мне, прекрасно известно, что произведения искусства не уничтожают только потому, что они кому-то пришлись не по вкусу. Ладно, хватит заниматься чепухой.
Сколько ты предлагаешь?
Мадам не отводила глаз от листка бумаги в руке своей мучительницы. Хотя бы мельком увидеть, что там написано!
– Десять тысяч, – выдохнула она.
На лице Фатимы появилось выражение крайнего презрения, губы ее скривились, и мадам с ужасом поняла, что ошиблась, подсчитала все слишком в обрез. Перед ее глазами возникли толпы зевак, собравшихся перед витриной Флореля, с восторгом глазеющих на непристойную картину. Она представила, как они собираются возле ее галереи, плотоядно ухмыляясь и подзуживая друг друга, в надежде насладиться ее позором. Она никогда не сможет выйти из дому. Ее ждет крах через месяц, через неделю...
– Стойте! – умоляла она. – Я хотела сказать: пятнадцать тысяч! Ну конечно же, пятнадцать. Я сама не понимаю, как это случилось, это ошибка, сорвалось с языка!
– Ты сказала – десять.
– Клянусь, это ошибка! Возьмите пятнадцать. Я настаиваю, чтобы вы их взяли.
Фатима бросила взгляд на цифры на ее листке. Закусив губу, она взвешивала все в уме.
– Ладно, пожалею тебя, так уж и быть. Но деньги мне нужны прямо сейчас.
– У меня здесь нет столько денег. Я пошлю за ними в банк.
– А кроме того, мне нужна бумага, чтобы все было сделано по форме.
– Ну конечно, обязательно. Я все составлю, пока мы ждем.
Бледная застенчивая помощница, вероятно, бежала со скоростью зайца, спасающегося от лисицы. Она вернулась почти мгновенно, держа в руках пухлый конверт, набитый банкнотами, и через полуоткрытую дверь конторы отдала его мадам Лагрю. Вручая деньги, мадам плакала.
– Здесь плоды всех моих трудов! – восклицала она. – Грабительница, вы высосали всю мою кровь.
– Лжешь, у тебя еще остался миллион, который ты выжала из твоих несчастных художников, – возразила Фатима, – ну ничего, по крайней мере хоть один из них получит то, что ему причитается.
Уходя, она скомкала листок и небрежно швырнула его на пол.
– До самолета можешь не провожать, – сказала она на прощанье. Оставайся здесь и любуйся картиной.
Только после того, как дверь конторы захлопнулась, мадам метнулась к комочку бумаги, брошенному Фатимой, и трясущимися пальцами развернула его.
Глаза ее вылезли из орбит, когда она прочитала цифру, накарябанную крупным детским почерком на крошечном обрывке.
Двадцать франков!
Мадам Лагрю в бешенстве заколотила кулаками по столу, дикие вопли исторгались из ее груди, и так продолжалось до тех пор, пока холодная вода, выплеснутая ей в лицо насмерть перепуганной помощницей, не привела ее в чувство.