Высадка в Нормандии — страница 54 из 119

что снаряды, падающие на Лондон, по крайней мере, уже не угрожают сыновьям. Слава богу, Уинстон быстро закрыл ему рот».

В связи с тем что большинство ракет не долетало до Лондона, комитету Двадцать было поручено изыскать возможность ввести немцев в заблуждение и побудить их направлять «Фау» на прежние цели. По распоряжению комитета, один из перевербованных агентов, Лектор, отправил через Мадрид сообщение своим берлинским хозяевам – Людвигу и Герольду. «Новое германское оружие, – говорилось в этом сообщении, – обладает потрясающим разрушительным действием. Вопреки сдержанным заявлениям английских органов пропаганды бомбардировки сеют среди населения невиданную панику… В правительственных и военных кругах высказывают мнение, что в случае дальнейшего применения этого или более совершенного оружия волей-неволей придется искать пути к компромиссу с Германией… Наблюдаются тенденции к поискам путей к миру среди весьма высокопоставленных и влиятельных лиц. В этой связи упоминают Рудольфа Гесса как возможного посредника». Возможно, подобные заявления были чрезмерными, ибо могли побудить немцев лишь к тому, чтобы упорно продолжать обстрелы, однако с учетом тогдашних условий усилия разведывательных органов представляются вполне оправданными. Как бы то ни было, слепая вера Гитлера в то, что «Фау» помогут вывести Англию из войны, несомненно, укрепила его решимость не уступать ни пяди нормандской территории. Еще до конца июня это маниакальное упрямство фюрера привело к очередной стычке с Рундштедтом и Роммелем. Оба фельдмаршала предрекали, что подобная негибкость приведет к гибели немецких войск в Нормандии и к потере всей Франции.


Тем временем Б. Монтгомери продолжал делать вид, будто в его армейской группе все идет точно по плану. 14 июня, на следующий день после катастрофического провала у Виллер-Бокажа, он писал Черчиллю: «В районе Комон – Виллер-Бокаж – Тийи, на стыке двух армий, боевые действия развиваются успешно». Через неделю с небольшим, когда в Ла-Манше разыгрался страшный шторм, Монти также не пожелал признать реальных последствий разгула стихии. Из-за погодных условий не только прекратилась доставка боеприпасов и снаряжения, но задержалось прибытие частей 8-го корпуса, которому в предстоящем прорыве отводилась роль тарана. А немцы, не теряя времени, усиливали свой фронт на участке британских армий самыми боеспособными танковыми дивизиями. Дешифровщики «Ультра» предупредили, что переброска частей 2-го танкового корпуса СС с Восточного фронта уже идет полным ходом. Англичане же, не имея достаточного комплекта артиллерийских боеприпасов, могли в то время наносить противнику лишь слабые удары на отдельных участках фронта. Эти удары стоили больших потерь в живой силе, а пространственный выигрыш давали ничтожный, зато вполне вписывались в рамки провозглашенной Монти политики: связать силы немцев, пока американцы штурмуют Шербур.

16 июня один батальон Собственного его королевского величества Йоркширского легкого пехотного полка при поддержке истощенного боями батальона «Шерманов» атаковал немцев у населенного пункта Кристо: «Мы выстроились в боевой порядок близ одной фермы, на дороге с высокими насыпями по сторонам». От гниющих трупов коров исходил невыносимый смрад, солдаты зажимали нос руками. Наступать нужно было снова по открытому пшеничному полю. «Вдруг откуда ни возьмись появился полковой капеллан. Мы преклонили колени и горячо помолились». Пехота двинулась вперед, над ее головами рассекали воздух снаряды орудий артиллерийской поддержки, но вскоре немцы прибегли к своему излюбленному трюку: они открыли по передовым подразделениям огонь из минометов, чтобы создать у наступающих впечатление, будто это своя артиллерия бьет с недолетом. Английские офицеры передали на батареи приказ прекратить огонь, и тогда хитрость немцев стала очевидной. Но участь одного солдата, прижавшегося к земле во время минометного обстрела, оказалась ужасной. Шрапнель угодила в его подсумок, где находилась зажигательная граната, и за считаные минуты бедняга умер в страшных мучениях.

Три дня спустя, в самом начале большого шторма, хлынул такой ливень, что о боевых действиях нечего было и думать. Пехотинцы понуро сгорбились в окопах, а с непромокаемых подстилок, которыми они пользовались как плащами, стекали ручьи воды. Легче было танкистам. Они рыли окоп, в котором можно было спать, а потом подгоняли к нему задним ходом танк, защищавший окоп от ливня.

22 июня, в третью годовщину нападения Германии на Советский Союз, начался первый этап операции «Багратион» – массированного наступления Красной армии в Белоруссии с целью окружения и разгрома немецкой группы армий «Центр». Советская разведка блестяще осуществила маскировку, не уступающую плану «Фортитьюд», и заставила немцев ожидать возможного наступления на Украине, что обеспечило внезапность советского удара. За следующие три недели потери немцев убитыми и пленными достигнут 350 000 человек, а в первую неделю августа «Багратион» приведет Красную армию к воротам Варшавы.

Готовы были к большому наступлению и англичане. Начиналась операция «Эпсом», откладывавшаяся несколько раз, преимущественно из-за плохой погоды. Эйзенхауэр сгорал от нетерпения, но Монтгомери категорически отказывался торопиться, а штаб 21-й армейской группы почти не давал никакой информации Верховному штабу союзных экспедиционных сил. Достоверно известно, что Монтгомери несколько раз напоминал генералу Демпси: «Совершенно незачем докладывать об этом Айку». Монти обожал не раскрывать свои карты, часто выражался намеренно туманно – тогда при успехе прорыва он мог приписать все заслуги себе одному, а в случае провала заявить, будто просто вел разведку боем, помогая наступающим американцам.

В операции было задействовано в общей сложности 60 000 человек, главным образом соединения и части 8-го корпуса, включавшего 15-ю Шотландскую, 43-ю Уэссекскую и 11-ю танковую дивизии. Большинство солдат еще не бывало в боях, но они твердо решили, что не уступят в доблести ветеранам сражений в пустыне. Замысел операции состоял в том, чтобы продвинуться западнее Кана, захватить плацдарм к югу от реки Одон, а затем развивать наступление в направлении реки Орн. Создающийся в результате глубокий выступ к юго-западу от города впоследствии можно было использовать для угрозы окружения немецких войск. Ключевой позицией в междуречье Одона и Орна являлась высота 112.

25 июня, в воскресенье, находившийся правее 30-й корпус в очередной раз завязал бой с Учебной танковой дивизией. 49-я Западно-Йоркширская дивизия и 8-я танковая бригада потеснили немцев, но те, несмотря на понесенные потери, упорно цеплялись за деревню Рорэ. Фланг англичан у деревни Фонтене-ле-Пенель прикрывал танковый разведполк. «Хитрость немцев состояла в том, – писал канадский офицер, прикомандированный к английскому разведполку, – что при нашем приближении они покидали окопы и отползали в поле». Иной раз они ползком же возвращались и открывали по англичанам огонь, но чаще всего «гунны подглядывали за нами из высокой пшеницы, не представляя никакой опасности».

Южную окраину Фонтене все еще удерживала Учебная танковая дивизия. На следующее утро «Шерман» Шервудских егерей, «завернув за угол в центре поселка, буквально столкнулся с немецким “Тигром”, неспешно двигавшимся по улице. К счастью, в стволе 75-мм пушки “Шермана” был бронебойный снаряд, который командир танка и выпустил по вражеской машине с расстояния в 27 метров, а вслед за тем – еще шесть снарядов подряд, и “Тигру” пришел конец». Еще через день егеря, потеряв несколько своих машин, очистили от противника Рорэ. Им достался ценный приз – целехонький «Тигр», брошенный экипажем. Егеря успели даже нарисовать на броне свою эмблему – лисью мордочку, – но из штаба 30-го корпуса пришел приказ отправить танк в Англию. То был первый из захваченных в Нормандии неповрежденных «Тигров».



В тот день, 26 июня, эсэсовцы начали выселять жителей-французов из деревень в своем непосредственном тылу. Они вовсе не о безопасности мирных жителей заботились – опасались шпионов, и отнюдь не из болезненной подозрительности. Немаловажную информацию от перешедших линию фронта французов – мужчин и женщин – получали и британская 7-я танковая дивизия, и другие соединения.

Ожесточенные бои разгорелись вокруг населенного пункта Тессель. Здесь сошлись в битве подразделения Учебной танковой дивизии и батальон «Белых медведей», как называли 49-ю дивизию по нарукавной эмблеме ее бойцов. «Находясь в Тессельском лесу, мы получили приказ: “Пленных не брать”, – утверждает военнослужащий Йоркширского легкого пехотного полка. – Именно поэтому лорд Гав-Гав[180] назвал нас “белыми медведями-людоедами”». Дешифровщики «Ультра» перехватили радиопереговоры Учебной танковой, из которых следовало, что в первый день боев дивизия понесла «тяжелые потери».

26 июня мощная артподготовка, в которой участвовали как полевые орудия, так и корабельная артиллерия, возвестила начало нового этапа наступления, названного Монтгомери «козырным тузом». Всю ночь шел сильный ливень, и теперь тучи нависли так низко, что самолетов в небе почти не было. Стремительно развивали наступление шотландцы из 15-й дивизии. Падали в зеленя раненые, товарищи помечали место, чтобы санитарам было легче найти: втыкали штыком в землю винтовку, а сверху водружали каску. Одному очевидцу эти маркеры напомнили «какие-то необычные грибы, беспорядочно усеявшие все поле».

Горячие бои происходили в деревнях, особенно в Ше, где Глазго-Шотландский полк за один день потерял четверть своего личного состава. На левом фланге, в Сен-Манвье, 43-я Уэссекская дивизия и 4-я танковая бригада сражались с «Гитлерюгендом». 2-й Драгунский полк («Королевские серые шотландцы») подбил четыре выползшие из леса «Пантеры». Шотландцев, включенных в состав только что прибывшей бригады 43-й дивизии, «очень смешила наша пехота. Ребята явно впервые оказались в бою и делали все строго по инструкции: вымазали лица сажей, спороли все знаки различия, а разговаривали между собой только шепотом». Тем не менее две свежие дивизии показали себя лучше, чем ветераны. Когда начало темнеть, 15-я Шотландская дивизия уже подходила к берегам Одона, который струился в поросшей густым лесом долине. Один француз, наблюдавший за битвой из Флери, южного пригорода Кана, писал: «Когда весь горизонт сразу озаряется зловещим светом, это напоминает видения из Дантова “Ада”».