ии Гранвиля. В лесу по обе стороны дороги укрывалась немецкая пехота, поэтому американским легким танкам пришлось идти по дороге со скоростью около 25 км/ч, стреляя во все стороны из пулеметов. Колонна 3-й танковой дивизии под командованием бригадного генерала Хикки также направлялась в Кутанс. Но генерал Коллинз, как и командир приданного дивизии 12-го пехотного полка Лакетт, критиковал 3-ю танковую за то, что она наступает слишком робко.
27 июля продвижение американцев на центральном участке наступления замедлилось. Дороги были забиты военной техникой, колонны порой растягивались примерно на 25 км, и это сильно тормозило продвижение танковых дивизий. Часто возникали заторы: подбитая немецкая техника перегораживала дороги. Предвидя подобные проблемы, Брэдли стянул для обеспечения «Кобры» 15 000 солдат и офицеров инженерных войск. Их главной целью были «расчистка и поддержание в рабочем состоянии основных транспортных коммуникаций», протянувшихся сквозь прорыв в обороне врага. Саперы засыпали воронки на дорогах, растаскивали разбитую немецкую технику и даже строили дороги в обход разрушенных городов.
28 июля видимость, к облегчению американского командования, улучшилась. Атака 2-й танковой дивизии Лютвица к западу от реки Вир захлебнулась из-за ударов с воздуха. У 116-й танковой дела обстояли не многим лучше. На западе корпус Хольтица оказался под угрозой окружения, и штаб 7-й армии приказал ему отступить к району Ронсе на центральном участке. Оберштурмбанфюрер СС Тихсен, новый командир 2-й танковой дивизии СС «Дас Рейх», был убит возле своего КП американской разведгруппой. В тот же вечер командир 17-й моторизованной дивизии СС «Гетц фон Берлихинген» штандартенфюрер Баум принял командование остатками обеих дивизий.
По дороге вдоль побережья наступление американцев ускорилось. 6-я танковая дивизия около 50 км двигалась вдоль береговой линии. Всякий раз, встречая на дороге немецкий заслон, офицер связи ВВС прямо из своего танка или бронетранспортера вызывал эскадрилью П-47 «Тандерболт», и оборонительные сооружения противника уничтожались – как правило, за пятнадцать минут.
Немцы отступали по разбитым дорогам, в их частях нарастала неразбериха. Редкий командир знал, где сейчас его подразделение. Дивизии были расчленены, на дорогах воцарился хаос. Из-за невозможности пополнения боезапаса и топлива танки и машины просто бросали. Сопротивление оказывали лишь небольшие группы солдат, которых поддерживали противотанковые либо штурмовые орудия. Командование Учебной танковой дивизии сообщило, что у него «не осталось боеспособных частей и подразделений». Остатки дивизии отвели к Перси. В тот же день штаб 2-го парашютно-десантного корпуса доложил, что в корпусе «закончились боеприпасы для гаубиц как малого, так и среднего калибра».
В центре продолжались ожесточенные бои в районе Серизи-ла-Саль, но то была лишь отчаянная попытка оказавшихся в «мешке» немцев прорваться из окружения, а вовсе не сопротивление до последнего патрона. Американская полевая артиллерия и зенитки «били по противнику прямой наводкой». П-47 «Тандерболт» также с воем устремились на штурмовку, но тут неожиданно появилась группа Ме-109, обстрелявших американцев с бреющего полета.
Часть боевой группы «Хайнц» пробиралась через леса, избегая населенных пунктов в поисках бреши в кольце окружения. Некоторые солдаты предлагали сдаться, но офицеры твердо отвергли такую перспективу. «Пять дней, – писал один унтер-офицер, – мы не ели ничего, кроме зеленых фруктов и закаменевших пайков, оставшихся от убитых товарищей. Армией снова пожертвовали, чтобы спасти от плена эсэсовцев… нам пришлось бросить 178 раненых». Но сдаваться было безопасно не всегда. Офицер американской 9-й дивизии рассказывал, что «если какие-то подразделения врага – поляки и прочие – пытались сдаться, эсэсовцы их расстреливали». На ночных маршах в попытке прорваться из окружения моральное состояние войск стало быстро падать, у людей не выдерживали нервы. Парашютисты обвиняли во всех своих бедах эсэсовцев, а эсэсовцы обвиняли их. Некоторые офицеры буквально падали от усталости и нервного напряжения.
На восточном фланге прорыва, в долине реки Вир, 2-я танковая дивизия уже миновала деревушку Вильбодон, стоявшую на одной линии с Тесси. Боевая группа Роуза направлялась к городку Сан-Север-Кальвадос, стоявшему у дороги Вильдье – Вир. Штаб 7-й армии вдруг обеспокоился тем, что корпус Хольтица может быть полностью окружен. Хольтиц получил приказ от генерал-майора Пемзеля, начальника штаба 7-й армии: ему предписывалось контратаковать в направлении Перси, чтобы отрезать передовые части американцев. Хольтиц понимал, что это может вызвать неразбериху, а с рассветом подставить их под удар истребителей-бомбардировщиков. Кроме того, эта контратака оставляла незащищенной прибрежную дорогу до самого Авранша. Но Хауссер настаивал на безусловном выполнении приказа.
В тот вечер находившийся в Рош-Гюйоне Клюге, услышав о решении 7-й армии прорываться на юго-востоке, вышел из себя. Он позвонил обергруппенфюреру СС Хауссеру и потребовал немедленно отменить приказ. Хауссер ответил, что, вероятно, уже поздно, но он попытается. Он отправил офицера на мотоцикле, который добрался до Хольтица около полуночи, но у того не было связи с дивизиями. Они продолжали атаковать в юго-восточном направлении по всему побережью.
Клюге, который, несмотря на промах Хауссера, боялся отстранить его от должности, поскольку тот был эсэсовцем, приказал заменить Пемзеля. Генерал фон Хольтиц, которого перевели на пост командующего войсками Парижского района, должен был передать 84-й корпус генералу Эльфельдту. Гитлер был вне себя от ярости, когда узнал, что дорога на Авранш – а значит, и в Бретань – оказалась под ударом. ОКВ отдало приказ немедленно провести контратаку. Клюге срочно потребовал подкреплений. Он просил перебросить с юга Франции 9-ю танковую дивизию и несколько пехотных. ОКВ пошло ему навстречу невероятно быстро.
Поскольку значительное число немцев сосредоточилось вокруг Ронсе, боевая группа Б 2-й танковой дивизии начала ставить заграждения с огневыми точками по всей линии южнее этого района. Но в ту ночь 28 июля американская армия стала жертвой своей чрезмерной механизированности. На дорогах дальше к северу в коридоре прорыва были такие заторы, что штабные офицеры 4-й пехотной дивизии «торчали на дороге всю ночь». Причиной заторов всегда были «подбитые вражеские машины, беспорядочно стоявшие на дороге и по обочинам». Даже инженерным частям не всегда удавалось расчистить путь. Был случай, когда штабной офицер сел за рычаги бульдозера и столкнул с дороги сгоревшую машину. Некоторые французы, с усердием засыпавшие воронки, отказывались брать деньги за работу, заявляя, что «они делают это, чтобы помочь перебить еще больше фрицев».
Командир 1-й пехотной дивизии – «Большой красной единицы» – генерал-майор Хюбнер твердо решил не допустить, чтобы хоть что-то помешало его движению вперед. Он настаивал, чтобы на узких нормандских дорогах было организовано «исключительно одностороннее движение». По его мнению, право на возвращение не должны были иметь даже санитарные машины. «Всю необходимую помощь раненым можно оказать на месте», – утверждал он. Пехота сопровождения 3-й танковой дивизии ехала на броне, а их бронетранспортеры были загружены бочками с бензином, ящиками с боеприпасами и прочим снаряжением. На побережье 6-я танковая дивизия также сочла, что времени на создание складов оружия и топлива и раздачу пайков нет. «Черт, через пару дней, – заметил один офицер, – мы будем передавать друг другу пайки прямо на ходу, как Санта-Клаус на санях». Экипажи «Шерманов» тоже останавливались на обед и отдых очень редко. Один офицер медицинской службы сказал о танкистских шлемах, что в них «и нужду справляют, и еду готовят». Его коллега из 2-й танковой дивизии отметил дополнительное преимущество быстрого наступления – у немцев оставалось мало времени на то, чтобы готовить неприятные сюрпризы.
29 июля боевая группа A 2-й танковой дивизии под командованием Роуза с тяжелыми боями продвигалась по дороге южнее Вильбодона. На перекрестке у Денизьера они столкнулись с боевой группой 2-й танковой дивизии Лютвица, в составе которой было около 20 танков и две роты мотопехоты на бронетранспортерах. Дивизии Лютвица и вновь прибывшей 116-й танковой дивизии было приказано нанести удар в западном направлении и отрезать наступающие американские части, а затем влиться в состав сводной дивизии СС. Лютвиц понимал, что это невозможно. Он решил, что важнее прикрыть фланг вдоль реки Вир, куда рвалась американская 30-я пехотная дивизия. Американские истребители танков подбили несколько немецких машин и вынудили уцелевшие отступить на восток, к Муайону, где состоялось гораздо более ожесточенное сражение.
Танковая колонна боевой группы Роуза при поддержке приданной пехоты 4-й дивизии вошла в городок Муайон, а капитан Рид повел передовой дозор из солдат своей роты восточнее. Бойцы Рида уничтожили расчет противотанковой пушки, но затем попали под огонь немецкого танка. Рядовой Шарки по кличке «Гончая с гранатометом» прокрался к нему по дальнему краю зарослей и подбил танк предпоследней оставшейся гранатой. Вдруг следом за первым появился и второй танк, который стал поливать американцев из пулемета. Капитан Рид подполз к нему через густые кусты, поднялся и метнул две зажигательные гранаты – одну на броню, вторую под гусеницы. Вскоре танк запылал.
В самом Муайоне третьим немецким танком был подбит американский «Шерман». Командир танкового батальона решил отойти из городка и обстрелять его фугасными снарядами. Находившимся впереди пехотным подразделениям он также приказал отступить. Как раз перед отходом рядовой Шарки выпустил последнюю гранату по очередному немецкому танку, шедшему во главе подтягивавшейся к городу колонны танков и пехоты. Он попал прямо в основание башни. Капитан Рид крикнул: «Убираемся, пока по нас не открыли огонь!» Но Шарки явно разгорячился: он стоял среди зарослей и палил из карабина по немецкой пехоте. Пулеметная очередь одного из танков снесла ему пол-лица, но Шарки сумел отойти вместе с остальными, притом что «кожа свисала ему на грудь». Он шел прямо, хотя все остальные пригибались.