9 ноября, вечером, в больницу из Питера приехала бригада реаниматологов готовить к перевозке Макса, его всё-таки решили перевезти раньше, а на Пашу, которому с каждой минутой становилось всё хуже и организм которого слабел, посмотреть ещё раз.
Я не знаю точно, что там происходило, но довольно неожиданно было принято решение везти с Максом и Пашу, о чём мне ночью, 10 ноября, сообщили по телефону (сами врачи работали до глубокой ночи). Скорее всего, терять уже было нечего. Конечно, о реальном положении дел я тогда не знала.
В клинику военно-полевой хирургии (ВПХ) Военно-Медицинской Академии имени С.М. Кирова (ВМА) в г. Санкт-Петербурге мы с сыном попали абсолютно неожиданно. По планам предстоящей перевозки ребят, они должны были попасть в НИИ скорой помощи им. И.И. Джанелидзе в г. Санкт-Петербурге. Но рано утром, 10 ноября, перед самой перевозкой, решение питерских врачей, согласившихся нам помочь, насчет Паши резко поменялось – его решили везти в другое место – клинику ВПХ.
Говорят, там умерших списывать намного проще, чем в простых больницах – другая система… И ещё – там лечат тех, от кого другие уже отказались…
Клиника военно-полевой хирургии
«Сегодня еще закину денег.
Джойстику – держаться!!!»
10 ноября мы перевозили Пашу с надеждой, что им скоро займутся опытные врачи. Они знают, что делать дальше. Но все чаяния «рухнули» одномоментно.
– Почему на плече вашего сына написана группа крови III (В)? – спросила меня одна из врачей реанимации клиники ВПХ, – Это наколка?
– Нет, – ответила я, – это в реанимации Чудовской больницы написали.
– Мы сделали анализ крови вашего мальчика, у него может быть какая угодно группа, но только не третья. Там столько понамешано.
Когда пришел более точный результат анализов, сделанный уже в специальной лаборатории, даже врачи были поражены: у Паши первая I (—) отрицательная группа, а ему 6 дней переливали третью…
Чуть позже несколько врачей приёмного отделения и реанимации клиники ВПХ собрались у телефона приёмной и стали звонить в Чудовскую районную больницу. О чем они разговаривали, мне неизвестно, «маму» они попросили удалиться. Я смотрела на них через стеклянную дверь и думала о том, что удаляться мне было незачем, всё равно в голове у себя я всё сложила.
Когда я увидела этот знак на плече у сына в Чудово, то возмущённо спросила реаниматологов: «Почему третья отрицательная, у него же первая группа крови. Нам в 2,5 года, когда мы лежали в инфекционной больнице, брали кровь из пальца и определили первую». «Ничего не знаем, – ответили мне, – сделали анализ и сказали – третья, вот и льём третью, но она редкая, мы её даже заказываем из резервов Новгородской больницы…».
Я тогда нашла того врача – Куюжуклу Елену Александровну, которая отвечает за эти анализы, ёще раз спросила о том, что меня волнует, на что та с гордо поднятой головой и улыбкой на устах доказывала мне, что я ошибаюсь, что они «проверяли на совместимость переливаемую кровь, что если бы у него была какая-то другая группа крови, то Паша практически сразу бы умер…».
Но он не умер, он жил, все эти дни тратя энергию на борьбу с чужой кровью и не оставляя организму силы на залечивание раны. В результате, самоуверенность этой женщины усугубила и без того бедственное положение моего ребенка. Я до сих пор помню выражение её лица и слышу эти слова…
Позже эта женщина приезжала в клинику ВПХ, куда-то заходила и, нечаянно наткнувшись на меня в коридоре отделения, мельком сообщила, что подойдет ко мне чуть позже, но так я её больше и не видела… Она даже не извинилась, ничего не сказала в своё оправдание. Впоследствии я узнала: по медицинским правилам при таких травмах нужно проверять группу крови всякий раз перед переливанием, чтобы исключить ошибку.
Когда мы на «скорых» «летели» в Питер, я читала Пашину выписку-заключение лечащего врача Хайбулаева С.Г. ЦРБ г. Чудово: «Закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга. Травматический отрыв левой нижней конечности на уровне средней трети бедра, травматический геморрагический шок II–III степени. На рентгенограмме таза: перелом костей таза через вертлужную впадину, перелом крыла левой повздошной кости со смещением отломков». Это всё.
А вот вердикт клиники ВПХ при поступлении Паши: «Тяжелая сочетанная травма головы, таза, конечностей. Закрытая черепно-мозговая травма. Ушиб головного мозга лёгкой степени. Закрытая травма таза с переломом тела и крыла левой повздошной кости, поперечным переломом левой вертлужной впадины. Продолжающееся внутритазовое кровотечение. Закрытый перелом диафиза левой локтевой кости. Отрыв левого бедра на уровне верхней трети. Острая кровопотеря. Травматический шок I степени.
Осложнения: Неклостридиальная аэробно-анаэробная флегмона культи левого бедра (инфекция, наподобие газовой гангрены) с распространением на переднюю брюшную стенку… с формированием обширной инфицированной гематомы клетчатых пространств таза. Распространённый некротический целлюлит, фасциит, миозит культи левого бедра. Постгеморрагическая анемия тяжелой степени. Острая дыхательная недостаточность 2 степени. Тяжелый сепсис. Катетерассоциированный цистит», температура 41,6°, состояние крайне тяжёлое».
С этих пор словосочетание «чудовские врачи» стало именем нарицательным в наших кругах общения и обозначало врачей, которым не стоит доверять, которые вовсе, получается, не врачи…
После осмотра Павла и его первой срочной операции мне снова удалось увидеть сына, когда его очень быстро провозили из противошоковой операционной в реанимацию. Он был оранжевого цвета, во рту была дыхательная трубка, он ничего не понимал: был под наркозом. На мой вопрос «Как он?», врач ответил, что у Паши уже отказали почки и начали отказывать лёгкие, что он в критическом состоянии и инфекция уже пошла глубоко вовнутрь…Из-за этого, скорее всего завтра, придётся удалять всё, что осталось от ноги… «Вы поздно его привезли. Надежды практически нет. Мужайтесь…».
«Мужайтесь… мужайтесь… мужайтесь», – эхом отдавалось в моей голове. И это я запомнила навсегда.
Тогда я звонила только самым близким… Опираясь на стенку возле дверей реанимации, медленно опускаясь на корточки, задыхаясь от слёз, я всё повторяла в телефонную трубку:
«Я не хочу никого хоронить…
Не хочу… никого хоронить!.. Я не хочу…»
Из всех утешений и ответных слов я услышала только две фразы, которые и придали мне решимости: «Ведь он ещё не умер» и «Ищи сильное Святое место в этом городе, иди, проси, помогут…». Теперь у меня была хоть какая-то цель и надежда.
Уже темнело. Мы с Димой сходили в церковь неподалеку – Храм святителя Николая Чудотворца и, помолившись, стали думать, как бы нам доехать до моей знакомой, бывшей однокурсницы Вики, чтобы переночевать. Несмотря на то, что в то время она жила на квартире вместе с хозяйкой, Вика позвала нас к себе, хозяйка квартиры была не против. И мы поехали.
Надо ли описывать мое состояние в тот момент?
Думать трезво я толком не могла, ходить без сопровождающих тоже, да ещё и город большой и незнакомый, со своей спецификой.
Вика встретила нас у метро, домой приехали уже поздно, но Людмила – хозяйка квартиры, все равно пригласила меня к разговору на кухне. Именно она посоветовала мне ехать на Смоленское кладбище к могиле Ксении Петербургской, потому что когда-то, много лет назад, её молитвенное обращение к этой святой чудесным образом помогло в лечении тяжелейшей травмы головы ее 8-летнего сына, который в свои 24 года ходил живой и здоровый, в чём мы тут же убедились.
Я, конечно же, знала эту русскую святую, читала её житие и даже возносила к ней иногда свои просьбы и молитвы. Но в те минуты, под слишком сильным прессом обстоятельств мне было трудно сосредоточиться и вспомнить про неё сразу.
Наступала ночь, моё состояние приближалось к отметке ноль. Наметив завтрашнее паломничество, я, заручившись завтрашней поддержкой своей бывшей однокурсницы, заснула.
День рождения – 11 ноября
«Господи, прости нам грехи наши…»
11 ноября – мой день рождения, и я очень люблю эту дату и это число. Я никогда не старалась пышно праздновать его, он всегда был для меня своего рода рубежом – личным новым годом; в этот день на меня находило особое, философское настроение. У меня были разные дни рождения, но этот я бы не повторила никогда и ни за один из них я не была бы так благодарна… В тот день мне исполнилось 39 лет.
В 8.30 утра мы уже подходили к Смоленскому кладбищу, но не со стороны главного входа, а откуда-то справа (если смотреть изнутри кладбища), потому что сели не на ту маршрутку и нам пришлось еще минут 15 идти пешком. Было темно, горели фонари вдоль ограды, за которой было совсем ничего не видно. «Наверное, это и есть кладбище», – решила я.
Мы немного растерялись от того, что не знали, откуда в него заходить. Спросили у мимо идущей женщины, которая и объяснила, что если войти «вот в этот проход» и идти по диагонали вправо, то мы дойдем до места, которое нам нужно…
Чем еще меня поразил Санкт-Петербург в последние два месяца года, так это поздними рассветами и ранними закатами – солнце всходило только после 11 часов дня и заходило уже после 16 часов. При этом небо постоянно было затянуто тучами, солнце выглядывало довольно редко, да и то на пару часов, а то и меньше, а во время моего пребывания в северном, суровом городе произошло это всего лишь несколько раз.
Кроме того, в проходящем году не было снега ни в ноябре, ни в декабре, отчего темнота ничем не смягчалась. Для меня это было очень непривычно – сбивались внутренние часы. У нас на юге, где я живу, много солнца и света, особенно в Ставрополе, ведь он находится, можно сказать, на горе, и дней, в которых небо затянуто тучами, всего лишь несколько в году – все раздувают ветра. У нас очень большая «яркость», света порою даже слишком много…